— Что вы, почтенный! — Момо втянул голову в плечи. — Смотреть уже не могу на чужие кошельки. Тошнит, вот как есть, Химейесом клянусь!
Оставив Момо одного, Юлиан сбежал по ступеням вниз, распахнул дверь и поторопился покинуть вонючий, мерзкий проулок, омытый недолгим осенним дождем. Вверху распахнулись ставни. Женщина со второго этажа выплеснула на улочку содержимое горшка, однако веномансер вовремя остановился и выругался.
Так, попеременно любуясь полной луной и не переставая отслеживать выплескивание ночных ваз из окон, Юлиан покинул Мастеровой район. На воротах его встретили стражники, но уже не наги, а вампиры, поскольку из-за гонений наговское племя стало мало-помалу сниматься со своих насиженных мест и покидать город, боясь погромов.
Охранники особняка встретили его с укором, ведь хозяин мог прийти в ярость оттого, что его веномансер вновь вернулся слишком поздно. Юлиан поднялся к себе в комнату. И уже там, переодевшись, услышал топот множества ног и выглянул из окна. Судя по отблескам светильников, от дворца растянулась вереница гвардейцев и магов, растекаясь по ночным улочкам.
Дигоро тоже посмотрел на эту суету и удивился:
— Чего это они посреди ночи бродят?
— Что-то произошло… — задумался Юлиан.
— И гляди-ка, в дома вламываются! — вздернул брови Дигоро. — Точно что-то важное. Надо Габелия разбудить! Будет потом ныть, что пропустил самое интересное.
— Не беспокой его, пусть отдыхает. Сюда они все равно не зайдут, что бы ни заставило их выйти на улицы. Особняк под защитой консула.
Маг Габелий, к слову, уже давно спал, залив в себя большую кружку успокаивающего декокта, который ему заваривали веномансеры. Порой с его кровати доносился такой храп, будто сама земля тряслась.
Оторвавшись от рассеивающихся по улочкам фонарей, походивших издалека на светящихся в сосновых лесах Офурта мацурок, Юлиан сел на кровать.
— Купил противоядие от ала-убу? — поинтересовался Дигоро.
— Да, купил.
Они уже давно договорились, что будут контролировать и докупать ингредиенты для алхимических лабораторий и готовые противоядия по очереди. Поэтому Юлиан распахнул суму, чтобы передать один флакон от ала-убу. И замер. Среди трав, бутылей с порошками и микстурами, в центре, как в гнезде, спал птенец. Размером он был едва с женский указательный палец. Весь скрюченный, без единого пера или даже пушинки, он поначалу напомнил Юлиану кукушонка. Лишь в некоторых местах, у зоба и на спинке, виднелась какая-то корочка, словно запеченная.
В недоумении Юлиан склонился над сумой, пытаясь понять, как и где могло попасть в сумку это существо. У травника Белля? Исключено, ведь там он складывал ингредиенты собственноручно, тщательно сверяя каждую позицию из списка, да к тому же грамоту от королевского веномансера доставал из сумки. Тогда разве что… Ему вспомнились тушки, разбросанные около кресла, куда он присел в комнате Момо. Но птенцов за свою деревенскую жизнь Юлиан видел предостаточно, и лежащее перед ним существо не было ни цыпленком, ни гусенком, ни индюшонком, ни кукушонком. С темной кожицей и крупными синюшными глазами, загнутым клювом черного цвета, как у хищных птиц, да еще с зубами — нет, таких птенцов он не встречал.
Осторожно, чтобы не разбудить птенца, веномансер погладил пальцем его нежное тельце. Тот, на удивление горячий, дернулся во сне. Но не проснулся. Только грудка его ходила из стороны в сторону, да сердце отстукивало частой дробью так тихо, что, лишь прислушавшись, Юлиан смог различить этот стук. Еще раз коснувшись тельца, он задумался. Брови его нахмурились, а мысли лихорадочно заметались оттого, какая безумная идея пришла в его голову.
— Так ты купил противоядие? — отвлек его от размышлений голос Дигоро.
Отойдя от окна, маг побрел к кровати. Однако его сосед закрыл суму, напрягся, затем нырнул в нее рукой и быстро извлек бутылек с крестовой пробкой.
— Держи.
— Что еще купил? А ядроглазку взял по списку? Давай доставай, я спать хочу! Надо уснуть побыстрее, а то вдруг эти железноголовые болваны, чтоб их детей пожрал Гаар, станут ломиться!
— Позже куплю. Забыл.
— Как же мне без нее снадобье от борькора сделать, а? — Дигоро недовольно навис над вытянувшим длинные, как у цапли, ноги Юлианом, но тот лишь беззаботно пожал плечами.
— Иди спи, Дигоро.
— Что значит «позже»? Коль отравят хозяина, кого из нас на дыбе вздернут? Точно не тебя!
— Прекращай разводить здесь антимонии и нудить. В сундуке еще полбутыля, хватит и на коня при смерти. Иди спи, еще раз говорю, а то разбудишь Габелия или, того хуже, достопочтенного.
Юлиан поднялся и достал из сундука льняной отрез. А старый вампир, глазами испепелив соперника, который, впрочем, когда-нибудь мог стать его новым господином, улегся в постель.
— Ты куда? — спросил он.
— Обмоюсь, — прошептал Юлиан.
Повесив суму на плечо, он аккуратно выложил часть покупок на стол, стараясь не потревожить гостя в сумке, затем незаметно схватил с блюда недоеденную булку Габелия и вышел из дома.
Во дворе было тихо. Особняк спал, его не беспокоила та суета, которая происходила на улицах. Там поднимали все вверх дном, заходили к каждой семье, заставляя покориться воле. Основная часть магов гуртом вывалилась на улицы Мастерового района. Однако никто из них так и не осмелился нарушить границы владений советника.
Юлиан прошел в конец двора. Там он заставил караульных открыть ему баню. Не будь он объектом слухов, что вились вокруг него, ему бы не позволили, но и домовые рабы, и прислуга понимали, что с будущим хозяином лучше не спорить. Поэтому скоро он уже сидел в маленькой каменной бане и прислушивался, чтобы никто не зашел. Потом торопливо открыл суму. Поглаживая бок спящего птенца, веномансер задумался, что этот птенец попал к нему в комнате Момо, забравшись в сумку, — это наиболее очевидное предположение. Но каким образом он вообще оказался в мясном мешке? И главное, как этот мешок оказался у мимика, который явно соврал о некоем долге? Разве что Момо украл что-то, не сдержавшись. Но если бы он и кинулся что-то украсть, то крал бы по мелочи, ибо при всех своих талантах юноша всегда брал немного, боясь быть разоблаченным.
Юлиан внимательнее рассмотрел птенца: его острые зубки, выглядывающие из приоткрытого клюва, его когти, которые казались слишком большими на фоне тщедушного тельца и готовились стать смертоносными кинжалами, когда их обладатель подрастет, его гордую посадку головы, как у хищных птиц.
— Эй, кроха, проснись, — шепнул он.
А вдруг он ошибся? Глядя на него, этого птенца, которого можно было раздавить пальцем, право, смешно было подозревать в нем что-то демоническое. Но наученный горьким опытом вампир уже не верил ни в совпадения, ни в случайности. Он подгреб тельце и продолжил поглаживать пальцем.
И вот птенец зашевелился. Он открыл синюшные глаза, поднял тощую, как тросточка, шею и осмотрелся. Увидев над собой Юлиана, он, к удивлению, лишь едва слышно пискнул и сжался в комок, подобрав лапки под брюшко. Окруженные лиловыми большими веками глаза неотрывно смотрели над собой.
Значит, зрячий. Ни разу Юлиан не видел ни в лесах, ни в Ноэле птенцов, которые рождаются голыми, зрячими, но с зубами.
Он достал из-под пелерины булку Габелия и раскрошил ее на ладонь. Птенец с трудом приподнялся на дрожащих лапках и начал клевать хлебные крошки.
А где-то вдали, за воротами особняка, разносились крики королевской стражи и магов, вламывающейся в дома знати. Значит, приказ был спущен откуда-то свыше, и если к этому привлечено такое количество прислуги, то причина важная.
«Я безумец, — засомневался Юлиан. — Как я могу думать, что весь переполох из-за столь крохотного создания?»
Слушая отголоски недовольных криков, объявляющих право на обыск от имени архимага Абесибо Наура, Юлиан размышлял, пока не прошептал на Хор’Афе:
— Ты меня понимаешь?
Птенец вдруг замер над последней крошкой, вероятно уже не такой голодный, как раньше, и поднял головку. Он кивнул, причем кивнул осознанно. Потом замер, качаясь на тонких ножках.
В душе Юлиана разыгралась настоящая буря — уж слишком разумными были и взгляд, и движения птенца.
— Ты красноперый инухо? — спросил он с придыханием.
Наклонив голову набок, маленький гость пискнул, потом еще раз, надрывнее и хрипло, но ничего, кроме младенческой трели, выдавить из себя не смог.
— Погоди… Погоди… Давай не так. Если ты красноперый инухо, то кивни. Если нет, то мотни головой из стороны в сторону.
Мотнув головой, птенец не удержался, завалился на бок, закопошился и смешно задергал лапками с непомерно большими когтями. Но сил встать у него не нашлось, и он угомонился, чтобы отдохнуть. Кто же тогда, если не красноперый инухо?..
— Ты рух, гнездящийся в Красных горах?
Покачивание головы из стороны в сторону.
— Василиск, живущий в песках?
Снова отказ, уже усталый.
— Уж не феникс ли ты?
При этих словах птенец с трудом поднялся, расправил свои лысые крылышки и гордо выкатил вперед грудь. В ней вдруг полыхнуло и погасло пламя. Юлиан в удивлении умолк. Тот факт, что птица была разумна, понимала его на демоническом языке, да еще и владела огнем, означал лишь одно — это и вправду феникс, о котором недавно с таким благоговением отзывался Дзабанайя Мо’Радша и от которого так настойчиво отмахивался Юлиан. Но как эта кроха, судя по всему только перерожденная, попала сюда? Уж не украл ли Момо этот мясной мешок, где как раз и прятался сбежавший феникс? И если так отчаянно что-то ищут повсюду посланные Абесибо Науром маги, то, стало быть, именно архимагу этого феникса и везли.
— Как ты сбежал, кроха?
Птенец не ответил. Доклевав булку Габелия, которая раздула его зоб до размера ореха, он упал на ладонь Юлиана и заснул, подогнув под себя лапки. Так он и остался лежать, изнуренный и уставший, как младенец.