Филипп тепло усмехнулся. Сэр Рэй ему нравился всегда: и душевной простотой, и честностью, и безоговорочной преданностью. Будь он вампиром, граф бы без раздумий отдал за него, еще молодого, свою Йеву. Возможно, тогда все вышло бы совсем иначе и она осталась с ним рядом. Однако человеческий век действительно короток, и для века рыцаря уже вовсю багровел закат.
— Иди отдыхай, — шепнул Филипп. — Оставь меня. И передай приказ на бивуаке, чтобы зря не беспокоили.
Кивнув, старый рыцарь тяжело поднялся, ощутив, как закоченели его ноги за время беседы. Опять будут болеть всю ночь, будто их крутит из стороны в сторону. Благо он взял с собой растирочную мазь, что приготовил ему семейный лекарь в Брасо-Дэнто.
Досадно хрустнув коленями, спиной, шеей и снегом под ногами, сэр Рэй плотнее закутался в плащ и уже затопал было назад, к рощице, за деревьями которой виднелся лагерный костер, как вдруг услышал сдавленный стон. Развернувшись, он увидел, как лицо графа перекосилось. Тот вскочил, дрожа всем телом, и затем, с трудом совладав с собой, замер. Взгляд его был обращен к Югу.
— Он не мог… Не мог разорвать связь… Почему он ее разорвал! Почему? — шептал он сдавленно.
В это же время на Юге горел факелом дворец Элегиара. В это же мгновение во тьме позади Юлиана, идущего к реке, сверкнул клинок, и отрубленные сначала голова, потом рука упали на пол. Браслет с тонким, протяжным звоном лопнул, а из руки излилась черная кровь.
Не Юлиан оборвал связь, а браслет, задача которого состояла в том, чтобы за несколько лет вобрать в себя дар других старейшин, связанных узами родства. Именно с помощью этого родства, созданного после обмена кровавыми клятвами в 1213 году, Летэ следил за теми членами совета, в которых дар уже укоренился.
— Что?.. Мой лорд, что случилось? — не понимал сэр Рэй.
Он наблюдал, как на лице графа сменяли друг друга растерянность и страх. Однако Филипп молчал. Он замер и словно чувствовал, что сейчас последует удар еще сильнее. А спустя пару минут тело его вдруг изогнулось в жуткой вспышке боли, и он рухнул наземь как подкошенный. Перед его глазами встал образ умирающего страшной смертью Ярвена Хиамского, который не вовремя оказался рядом со своим опекаемым, когда к тому явился Гаар. И это была не просто передача дара, а смерть, самая настоящая. Снова вспышка боли, уже слабее, и уже Генри исчез из сознания всех, как исчез до этого и Юлиан.
Пока старый рыцарь кинулся к мечущемуся в агонии графу, волна эта прокатилась по всему Северу, вплоть до самых глухих мест, куда не ступала нога человека. И уже после этого вдруг встал перед глазами всех незыблемый ранее образ Мариэльд, который растворился так же, как растворились Генри и Юлиан.
Летэ фон де Форанцисс зарыдал с рычанием больного, старого зверя, опрокинул рабочий стол, за которым сидел, и рухнул наземь.
Пайтрис фон де Форанцисс вскрикнула и очнулась от долгого сна со слезами горя на глазах.
Горрон де Донталь, вымученно улыбаясь, принял удар от оговоренной череды смертей и прерываний родства, спрятавшись в комнатах горящего замка, чтобы переждать.
Барден Тихий поднялся в кровати в башне среди гор, хватаясь ручищами за седо-рыжие космы. Натужно и тяжело он вздохнул, как старый медведь, которого разбудили от спячки.
Теорат Черный и Шауни де Бекк вышли в коридор, и на их лицах было написано скорее удивление от произошедшего.
Амелотта де Моренн истерично закричала на постоялом дворе по пути в свое герцогство, не веря произошедшему.
Марко проснулся в пещере среди снегов. Он оглянулся, освобождая разум от оков сна. Коснулся пальцами груди с торчащими ребрами, где билось иссушенное голодом сердце. И спустился со своего алтаря, отчего с него осыпались труха, листья и снег.
Винефред оторвался от девицы в кустах. По его телу пробежала судорога, и старик, походящий более на вурдалака, чем на человека, отполз за груду дров в старой деревне, расположенной в независимых землях нейлов. Он переждал вспышку боли, вытер окровавленный рот, переглянулся с товарищем Сигбертом, который допивал другое тело.
Ольстер Орхейс, который лежал у костра, резко крикнул от боли, разбудив слуг. Он уже почти миновал Солраг, и его обозы были готовы вот-вот въехать на скалистые земли ярла.
Асска, красивое лицо которой было перекошено в маске смертельного испуга, вбежала к своему отцу-мужу в кабинет. Она потянула уж было к нему свои белые руки, но, испугавшись уже его изуверского вида, вдавилась от ужаса в стену.
Гордий Яхт очнулся от своего долгого сна в небольшом, поросшем плющом домике у моря.
Джазелон Дарру, помещик из Сангары, рухнул на мешки зерна на складе, когда проверял работников. К нему сначала кинулся Тирготт, его нареченный сын, но и его скрутила лютая боль.
Синистари, очнувшись после вспышки боли, приказал собирать вещи и седлать лошадь.
Федерик Гордый и помещик Намор из Рудников — два соседа — отдали распоряжение слугам готовиться.
Мелинай де Джамед Мор, граф мелких земель, подобающих более барону, разрыдался от счастья, что честь его исчезнувшего друга, Коа Шанриса, которого считали изменником, будет восстановлена. Он уже много сотен лет взывал к справедливости.
Супружеская пара из Гутемара Однорукого и Ядвиги, пережив удар от смерти товарища в постели, подле друг друга, тоже спешно засобиралась.
Асканели де мор Скрам, сосед Йевы, заволновался в лесах, понимая, что это потрясение приведет к переполоху и ему придется покинуть свою избу в глуши, где он жил вместе с вурдалаками, почти как зверь.
Инсо Кимский, такой же глеофский банкир, как и Ярвен, да к тому же, как поговаривают, дальний его родич, обрадовался падению земляка и тут же отдал распоряжение открыть отделения рядом с ярвеновскими, чтобы успеть прибрать клиентов к рукам.
Йева фон де Тастемара очнулась посреди воя бури, прижимая к себе сопящего около нее Ройса. Она сначала не поняла причины своей боли, но потом по щекам ее потекли горькие слезы. Ее отец оказался прав. О боги, подумала графиня, вылезая из-под одеяла, что же теперь случится и где сейчас Юлиан? Что предстоит им всем?
Впервые за долгое время все старейшины, даже те, кто спал беспробудным сном, подняли головы. Все, кто был моложе тысячи лет и не мог сообщаться мыслями с советом, спешно засобирались в дорогу. Те, кто был старше, когда пережили момент жуткой боли, пытались дозваться до рыдающего Летэ, но тот оставался к их зову нем и глух: он все еще не мог поверить в происходящее.
Предательство. Покинули совет молодые Генри и Уильям, прервав разом свое родство. Жуткой смертью погиб банкир Ярвен Хиамский, которому не повезло среди ночи вернуться из Глеофии в тот момент, когда за его подопечным явился Гаар. Но самое страшное, что заставило открыть глаза даже тех, кого не потрясла бы и разверзнутая под ними земля, — это поступок Мариэльд де Лилле Адан, разорвавшей родство, потому что все невесомые против нее доказательства вдруг обрели плоть. Графиня, конечно же, это понимала и поэтому поспешила пропасть из видений Летэ, чтобы не быть им настигнутой. Где она теперь?
— Эй! Ко мне! — кричал сэр Рэй, видя припадок у своего господина. — Ко мне! Сюда!
Но к тому моменту, когда из тьмы ночи, разрезанной дальним светом костра, выбежали фигуры гвардейцев, Филипп уже начал приходить в себя. Он лежал на земле, и его поддержали, помогли встать.
— Что с вами? — спросили конники в один голос.
— Собирайте лагерь! — хрипя и хватаясь за грудь, приказал Филипп.
Он, шатаясь, зло отмахнулся от поддерживающих его рук и с трудом разогнулся, чувствуя в теле затухающие вспышки боли, будто ему только что отрезали часть тела.
Видя в глазах людей уже недоумение, он закричал.
— Что встали? Исполнять!
Все вокруг засуетились, пока Филипп кинулся в палатку и принялся быстро писать послания, также торопливо сворачивая их. Он грозно рявкнул на бегающих туда-сюда гвардейцев, отчего те испуганно подскочили, и подозвал к себе троих людей.
— Вы, трое, скачите в Брасо-Дэнто что есть сил, передайте письма моему военачальнику и управителю замка! А ты, Картеш, езжай в Офурт! Передай графине Тастемара, чтобы укрылась в надежном месте в лесах, покинув донжон! Что встали и рты разинули?! Живо! Гоните коней, пусть и до изнеможения, но доставьте послания как можно скорее. Если не успеете, повешу вас вместе с семьями!
После этого Филипп исступленно ринулся помогать сворачивать лагерь, пугая всех вокруг той злобой, что кипела в нем: и во взглядах, и в движениях. Любое промедление сейчас решит исход погони. Мариэльд не могла уехать далеко, а путей к Ноэлю, где графиню будет уже не достать, немного. И он обыщет их все!
Глава 27. Умирающий удав
Элегиар. Чуть позже
Старик Илла сидел на полу и тяжело дышал, в черной от копоти одежде, с обгоревшей головой. Перед ним лежал мертвый Латхус, а рядом со стражем такой же мертвый сотрапезник. В комнате царила темнота: сильфовский светильник, который рабы потирали единожды за ночь, уже потух, а окон в этой кладовой не водилось. Наступил ли рассвет? Сколько времени он сидит здесь, проваливаясь иногда в забытье?
В коридоре затопало множество ног. Трясясь от усталости, Илла с трудом встал на колени, попытался полностью подняться, но не нашел в себе сил даже для столь малого, потому что язвы его открылись, а из носа пошла толчками кровь. Но в комнату вошли не сподвижники Абесибо, разыскивающие беглецов. Нет, в комнату вошел Тамар, ведя за собой гвардию. Он тут же накинул на труп своего брата-наемника покрывало, не глядя на него, будто и не служил он с ним рядом всю жизнь. Из-за его спины показались Викрий и рабы.
Иллу бережно подняли, как куклу, и уложили на носилки. Из его груди доносились хрипы, а разум его был пьян и отравлен из-за дыма, которым он надышался в коридорах ратуши. Поэтому он молчал и даже не поинтересовался, жив ли король.
— Плох, очень плох, — говорил тревожно лекарь Викрий, и его голос каким-то эхом отдавался в больную голову Иллы.