Когда его уже несли по Ученому приюту и над головой мелькал потолок, к нему вдруг склонился Тамар и быстро шепнул:
— Хозяин… Они нашли труп.
— Чей труп?
— Его труп, обезглавленный.
— Он не ушел? — спросил, вздрогнув, Илла. Взгляд его ненадолго прояснился.
Тамар качнул головой. В глазах Иллы выросла решимость. Он попытался подняться и только тогда понял, что его куда-то несут, а сам он лежит на носилках. Взгляд его стал опасен, как у голодного удава, жизнь которого зависела от успеха последней охоты.
— Где он? — прохрипел старик.
— Спрятан.
Илла помолчал. Он коснулся покрытого копотью лица, которое напоминало более измазанный в саже череп, почувствовал боль от ожогов, и это вернуло его к реальности.
— В особняк… в особняк его, Тамар… Без свидетелей.
Тамар растворился в коридорах.
Говорили, что зарево от дворца будто бы виднелось за пятьдесят миль и даже в Полях Благодати люд наблюдал далекие отблески. Однако к утру дворец, покрытый копотью, напоминал уже не факел, а кусок угля. Пламя слизало с дворца все вывешенные гобелены и светильники, а белый камень потемнел. В Древесном зале стоял черный, обугленный платан, напоминающий скрюченного мертвеца.
Тела погибших выносили на лужайку. Тащили и дорогую мебель, и предметы интерьера оттуда, где еще бушевал огонь. Бесконечная вереница людей и нелюдей растянулась к дворцу и от него. Подрядили ремесленные цеха, городскую охрану — те участвовали в тушении пожара и разборе завалов. Вся жизнь в Элегиаре замерла в молчаливом трауре, а улицы заполнились гримами, которые медленной поступью стягивались к дворцу, где останавливались среди трупов или шли в огонь за еще непожранными душами. Несмотря на все усилия, даже к обеду кое-где на верхних этажах ратуши еще вырывались языки пламени — там огонь добрался до хорошо обставленных покоев чиновников средней руки. Горели деревянные панели, которыми были обиты стены, горели балки и, самое страшное, чердачные стропила. Магов, способных потушить такой пожар, не осталось, а те, что избежали смерти, — и они были заняты в боях, которые проходили на нижних этажах ратуши. В кабинетах еще находили тех заговорщиков, которые не смогли уйти порталами. Тут же, на месте, вершился жестокий самосуд.
Ни на минуту под башнями не прекращались горестные стенания. Вокруг трупов, которые выносили завернутыми в полотнища с королевскими символами, собирались выжившие, силясь узнать в изуродованных огнем лицах родных. Кое-кто так сильно обгорел, что даже по останкам одежд сложно было понять, кто же лежит на мерзлой земле — прислуга или богатый чиновник.
В пировальные залы добраться еще не могли. Там продолжали тлеть деревянные балки, время от времени угрожая обрушением. Дым стоял колом. Окна пытались открывать, но все было бесполезно. Помогли лишь маги, которые к вечеру зачистили дворец от изменников и принялись продувать его ветрами. Огонь благодатно отвечал на приток свежего воздуха — и после продува магам пришлось бороться с новыми вспышками пламени, которые яростно принялись дожирать то, что еще уцелело.
Когда на город легла снежная завеса, в вечернем сумраке с территории королевских владений стали вывозить тела: опознанные трупы аристократии отправляли родственникам для похорон, а рабов и прислугу везли сразу на мясной рынок. Одно из таких «невольничьих» тел, замотанное в длинное полотно, отделили от прочих и уложили в повозку. Тамар, укрытый плащом и неузнанный, вскочил на облучок и направил двух лоснящихся кобыл за пределы дворца. Повозка, пробиваясь среди многих других подвод, полных трупами, не привлекла к себе внимания.
Элегиар к ночи снова сковал редкий мороз. Кони на холодном воздухе пускали пар из ноздрей. Наконец повозка остановилась у особняка Иллы. Тут было тихо. Ворота особняка открыли, и Тамар направил лошадей во двор к крыльцу. Там он закинул замотанное и скрытое от глаз тело на плечо, взял в руку мешок с чем-то округлым внутри и быстро скрылся в доме.
Наемник с трудом поднялся по лестнице, сгибаясь под тяжестью, и без стука вошел в спальню хозяина.
Илла лежал, хрипел кровью и задыхался. Викрий обмывал его гнойное старое тело, умирающее из-за тех невзгод, что свалились в прошлую ночь. Язвы больше не боролись за живот, ноги и руки советника. Победив, они поползли выше. Высокий воротник больше не мог скрыть их наступление, и красные сочащиеся болезнью пятна легли даже на бледные щеки Иллы. Веки его опухли, глаза укрылись красной паутиной, отчего старику постоянно приходилось смахивать слезы.
Смерть нависла над Иллой Ралмантоном, и он явно чувствовал ее смрадное дыхание. Эта ужасная ночь во дворце далась ему тяжелее всех живых.
Тамар прошел в дальний угол, где стояла огромная кровать. Рядом с ней заранее поставили лежанку поменьше и пониже, которая пряталась аккурат между стеной и кроватью. Ее не было видно ни с порога комнаты, ни даже с ее середины — гардина, подвешенная к потолку, скрывала это ложе от случайного любопытного взгляда. Бережно уложив груз на приготовленную лежанку, Тамар под пристальным взором Иллы размотал полотнище и открыл мешок. Рядом с обезглавленным телом без одной руки легла отрезанная голова — и на советника изможденной маской смерти смотрел Юлиан.
Тут же старик поднялся на локте, отогнал Викрия, который кинулся помочь, и с трудом сполз со своей высокой застланной шелковыми простынями кровати. Он перебрался на лежанку, сел, потрогал скрюченными пальцами мертвеца и поднял его веки, наблюдая мертвые синие глаза.
— Хозяин, я… Я сочувствую вашей утрате, — прошептал низенький лекарь Викрий.
Лицо его было заплаканным: пару часов назад он узнал, что Габелия нашли мертвым в башне Коронного дома. И вот теперь этот худенький человек, всю жизнь отдавший целительству, наблюдал и мертвого сына своего хозяина. Но вместо печали на лице Иллы он вдруг увидел настороженную радость.
Старик подсел еще ближе к мертвому телу и запустил пальцы тому в сруб шеи. Разбередив уже запекшуюся рану, он достал свои пальцы, измазанные свежей алой кровью, и потянул их в рот. Затем прикрыл в наслаждении глаза, смакуя. И хотя пахла кровь, как обычная кровь вампира, но на вкус она оказалась сладко-густой, вязкой, будто божественный напиток из рук самого Гаара.
Пронзительным взглядом Илла блуждал по мертвому телу.
— Раздень его, Викрий, — повелел он.
Лекарь, не смея нарушать приказ, снял обгоревшие одежды с тела. Меж тем советник сидел рядом и наблюдал за идеальным обрубком руки, за ровным срезом шеи. Кто-то убил Юлиана быстро, одним ударом, точно рассчитанным. И этот кто-то, судя по тому, что старейшина не успел покинуть Ученый приют, все знал. В голове Иллы блуждали мысли насчет того, что кто-то еще ведает этот секрет, секрет ценный и важный, и, пока он предавался размышлениям, Викрий, не понимая действий хозяина, омывал тело.
— Передать приказ о назначении похорон, достопочтенный? — спросил горестно лекарь.
Слова вырвали Иллу из размышлений, и он тяжело вернулся в свою постель, заполз под одеяло, где задрожал, но не сводил глаз с мертвеца.
— Нет. Он будет здесь. Как и ты, мой Викрий. Твоя задача сейчас — быть здесь и ухаживать и за мной, и за этим телом.
— Но зачем? — вскрикнул удивленно Викрий и посмотрел на того, кому не поможет даже магия.
— Тебя это не касается… — Илла скосил глаза на наемника, стоящего в углу. — Тамар, нужен еще один наемник вместо Латхуса. И приведи ко мне демонолога, одного из тех, кто очень хорошо знает Хор’Аф. Выставь за дверь больше охраны, шестерых, из немых. Прикажи усилить патрулирование особняка, чтобы никто сюда не зашел, — затем он добавил. — И не вышел…
Тамар указал на лежащий труп.
— А что сказать насчет него?
— Не нашли, исчез! Отправь людей на его поиски во дворце, закажи плакальщиц, организуй от моего имени молебен по утерянному сыну в храме Гаара.
Тамар кивнул и удалился. А Илла, опершись о подушку, уже не обращал внимания ни на свои хрипы, доносящиеся из груди, ни на язвы, ни на лекаря, что обтирал чахлую плоть советника. Илла смотрел лишь на труп, жадно пожирал его глазами, как удав, готовый поглотить добычу. Труп же пока оставался трупом, безо всяких признаков жизни или движения в нем крови.
Спустя две недели
Он, Ариф из Бахро, потомственный демонолог, никогда ранее не видел существ, на изучение которых потратил половину своей жизни. Когда-то он, возможно, и отдал бы половину своих дней, лишь бы увидеть истинное дитя Гаара, но сейчас он проклинал свое ремесло, проклинал это великолепное тело молодого безголового мужчины в расцвете сил, по которому бежала, извиваясь, густая и живая кровь.
Шла третья неделя заточения демонолога в особняке Иллы Ралмантона.
Первые дни мастер Ариф, которого привезли в особняк в строжайшем секрете и заперли вместе с могущественным советником и его наемником, наблюдал лишь мертвеца без головы. Голова, кстати, лежала рядом, жуткая и застывшая в маске удивленного горя. Записи делать запретили, но мастер смог убедить Иллу Ралмантона, что наблюдение необходимо прежде всего для понимания, когда можно будет передать дар, а потому Арифу все-таки выдали пергамент, чернила и маленький столик. И он, запертый вместе с Викрием, которому тоже запретили покидать комнату и постелили в углу лежанку, теперь пребывал в заточении у богатого господина.
Илле было хуже день ото дня. Язвы его, опаленные огнем, не хотели заживать, а тело, изношенное из-за боли и страдания, перестало сопротивляться смерти. Но Илла, при всех его болезнях, был хитер и расчетлив, а потому, когда Ариф сослался на то, что ему надобно взять инструменты из башни Ученого приюта, вместо него послал наемника. Еще позже Ариф затребовал книгу из уцелевшей библиотеки башни Ученого приюта, да не простую, а ту, которую знает только он: «Санкритры Хор’Афа, пятая ступень изучения». Но и тут ему пришлось объяснять, где лежит труд, чтобы наемник с рыбьим взглядом принес его.