Света нигде не было. Лишь в руках у Вебера и шарфюрера СС Шульте вспыхивали изредка карманные фонарики. Старосты бараков им докладывали.
— Остальных распихайте сюда, — приказал Вебер заместителю старосты лагеря.
Тот начал распределять новеньких по секциям, Шульте контролировал. Вебер нехотя двинулся дальше.
— Почему тут гораздо меньше, чем там? — спросил он, подойдя к секции «Г» двадцать второго барака.
— Помещение меньше, чем в других секциях, господин оберштурмфюрер.
Вебер включил фонарик. Луч его заскользил по застывшим лицам арестантов. Пятьсот девятый и Бухер стояли в самом заднем ряду. Кружок света пробежал по лицу пятьсот девятого, ослепил его, перескочил дальше, но вдруг вернулся.
— Где-то я тебя уже видел. Где?
— Я давно в лагере, господин оберштурмфюрер.
Кружок света соскользнул вниз, на латку с номером.
— Пора бы тебе уже подохнуть.
— Это из тех, кого недавно в канцелярию вызывали, господин оберштурмфюрер, — угодливо подсказал Хандке.
— Ах да, верно. — Кружок света снова спрыгнул вниз на номер, потом побежал дальше. — Запишите-ка номер, Шульте.
— Так точно, — радостно отозвался Шульте молодым, свежим голосом. — Скольких сюда?
— Двадцать. Нет, тридцать. Пусть потеснятся.
Шульте и староста лагеря отсчитали тридцать человек, записали номера. Из темноты глаза ветеранов, не отрываясь, следили за карандашом Шульте. Не похоже, чтобы тот записал номер пятьсот девятого. Вебер ему этот номер не назвал. Фонарь снова погас.
— Готово? — спросил Вебер.
— Так точно.
— Остальную писанину пусть завтра доканчивает канцелярия. Марш по баракам! И подыхайте лучше сами! Не то поможем.
Широким хозяйским шагом Вебер двинулся по дороге. Свита эсэсовцев последовала за ним. Хандке какое-то время постоял в раздумье.
— Дневальные! За едой! — буркнул он наконец.
— Вы останьтесь, — прошептал Бергер пятьсот девятому и Бухеру. — Найдем, кого послать вместо вас. А то еще, чего доброго, опять попадетесь Веберу на глаза.
— Шульте мой номер записал?
— Я не видел.
— Нет, — сказал Лебенталь. — Я стоял впереди и следил. Он не записал. Забыл в спешке.
Тридцать новичков некоторое время неподвижно стояли в прохладной ночной мгле.
— Место хоть есть в бараке? — спросил наконец Зульцбахер.
— Воды, — прохрипел несчастный, стоявший рядом с ним. — Братцы, воды! Дайте водицы, Христом Богом прошу.
Кто-то принес жестяное ведро, еще наполовину полное. Новенькие бросились на него гурьбой и тут же опрокинули; пить им было не из чего, кроме собственных ладоней. Они падали на землю и тщетно пытались зачерпнуть пролитую воду горстями. Они стонали. Губы их почернели от грязи. Некоторые просто лизали землю.
Бергер заметил, что Зульцбахер и Розен не приняли участия в свалке.
— У нас водопровод есть, это рядом с уборной, — сказал он. — Течет, правда еле-еле, но, если потерпеть, набрать можно, и напиться хватит. Возьмите ведро и принесите воды.
Один из новеньких тут же ощерился.
— Чтобы вы тут тем временем пайку нашу слопали, да?
— Я схожу, — сказал Розен и взял ведро.
— И я с тобой, — вызвался Зульцбахер, берясь за ушко с другой стороны.
— Ты останься, — сказал Бергер. — Бухер с ним сходит и покажет, где что.
Оба ушли.
— Я тут староста секции, — объяснил Бергер новичкам. — У нас порядок. Советую присоединиться. Иначе долго не протянете.
Никто не отозвался. Бергер даже не понял толком, слышал его кто-нибудь или нет.
— Место хоть есть в бараке? — немного погодя снова спросил Зульцбахер.
— Нет. Спать придется на сменку. Одни спят, другие ждут на улице.
— А пожрать есть что-нибудь? Мы весь день только чапали, и поесть не дали.
— Дневальные уже пошли на кухню. — Бергер не стал делиться своими опасениями, что на новеньких никакой еды не выдадут.
— Моя фамилия Зульцбахер. Тут что — лагерь уничтожения?
— Нет.
— Точно нет?
— Точно.
— Уф, слава Богу! И газовых камер нет?
— Нет.
— Слава Богу, — повторил Зульцбахер.
— Ты так радуешься, будто у нас тут курорт, — усмехнулся Агасфер. — Не торопись. А вас откуда пригнали?
— Мы пять дней добирались. Пешком. Вначале нас тысячи три было. Лагерь наш расформировали. Кто не мог идти, тех расстреливали.
— Да откуда вы шли-то?
— Из Ломе.
Часть новеньких еще лежали на земле.
— Воды! — прохрипел один. — Куда тот с водой подевался? Сволочь, сам напьется, а мы тут подыхай.
— А ты бы на его месте не напился? — спросил Лебенталь.
Арестант посмотрел на него пустыми глазами.
— Воды! — простонал он, но уже спокойнее. — Воды, пожалуйста!
— Так вы из Ломе? — переспросил Агасфер.
— Да.
— Мартина Шиммеля там не встречали?
— Нет.
— А Морица Гевюрца? С переломанным носом, лысый такой.
Зульцбахер с трудом попытался припомнить.
— Да нет.
— А может, Гедалье Гольда знаете? У него одно ухо, — добавил Агасфер с надеждой в голосе. — Его нельзя не запомнить. Из двенадцатого барака.
— Из двенадцатого?
— Ну да. Четыре года назад.
— О Господи! — Зульцбахер отвернулся. Идиотские расспросы. Четыре года! Почему тогда не все сто?
— Оставь его в покое, старик, — сказал пятьсот девятый. — Видишь, устал человек.
— Так это ж были друзья, — пробормотал Агасфер. — Как же про друзей не спросить?
Бухер и Розен вернулись с ведром воды. Розен был в крови. Его риза была разорвана до плеча, роба расстегнута.
— Там новенькие за воду насмерть бьются, — сообщил Бухер. — Маннер нас спас. Навел порядок. Они теперь в очередь встали. Надо и здесь сейчас очередь установить, не то они опять ведро опрокинут.
Новенькие уже поднимались с земли.
— Становись в очередь! — скомандовал Бергер. — Каждому достанется! Воды хватит на всех! Кто не встанет в очередь, вообще ничего не получит!
Подчинились все, кроме двоих, которые нагло лезли вперед. Пришлось успокоить их дубинкой — они повалились на землю. После чего Агасфер и пятьсот девятый принесли свои кружки, и раздача воды началась.
— Пойдем, посмотрим, нельзя ли раздобыть еще, — сказал Бухер Розену и Зульцбахеру, когда ведро опустело. — Может, теперь там поспокойнее будет.
— Нас было три тысячи, — механически повторил вдруг Зульцбахер ни с того ни с сего.
Вернулись дневальные с едой. Для новичков, ясное дело, ничего не выдали. Тут же поднялся гвалт. В секциях «А» и «Б» уже шла драка. Старосты ничего не могли поделать. Там почти сплошь одни мусульмане, а новенькие были половчей и еще не настолько упали духом.
— Надо что-то уступить, — тихо сказал Бергер пятьсот девятому.
— Если только баланду. Пайку ни за что. Хлеб нам нужен больше, чем им. Мы слабее.
— Именно поэтому и надо что-то уступить. Иначе они сами возьмут. Вон, погляди, что делается.
— Да, но только баланду. Хлеб нам самим нужен. Давай поговорим вон с тем, Зульцбахером, что ли.
Они позвали Зульцбахера.
— Слушай, — сказал Бергер. — Нам сегодня ничего на вас не выдали. Но мы поделимся с вами баландой.
— Спасибо.
— Что?
— Спасибо, говорю.
Они удивленно на него уставились. В зоне благодарить не принято.
— Поможешь при раздаче? — спросил Бергер. — Иначе ваши опять все перевернут, а на этот раз новой порции не будет. Есть еще кто-нибудь надежный?
— Розен. И вон те двое рядом с ним.
Ветераны и четверо новичков вышли навстречу дневальным, которые несли еду, и взяли их в кольцо. Бергер распорядился, чтобы все снова выстроились в очередь. И лишь после этого поднесли еду.
Они встали потеснее друг к дружке и начали раздачу. У новеньких мисок не было. Пришлось им съедать свои порции тут же, у бачка, и передавать миску следующему. Розен следил, чтобы никто не пристроился по второму разу. Некоторые из старожилов барака начали роптать.
— Баланду вам завтра же вернут, — успокоил их Бергер. — Баланду мы даем в долг. — Потом он повернулся к Зульцбахеру. — Хлеб нам нужен самим. Наши люди больше ослабли, чем вы. Может, уже завтра с утра вам что-нибудь выдадут.
— Хорошо. Спасибо и на том. Завтра отдадим. А где нам спать?
— Мы освободим для вас несколько топчанов. Вам придется спать сидя. Но и тогда на всех места не хватит.
— А как же вы?
— Останемся пока тут. Потом разбудим вас и поменяемся.
Зульцбахер покачал головой.
— Если уж они заснут, вы их не добудитесь.
Часть новичков уже дрыхли с раскрытыми ртами прямо на земле у барака.
— Эти пусть лежат, — сказал Бергер и огляделся. — А остальные где?
— Уже сами улеглись в бараке, — сообщил пятьсот девятый. — В такой темноте мы их не выкурим. Придется уж на эту ночь оставить, как есть.
Бергер посмотрел на небо.
— Что ж, может, и не замерзнем. Сядем все потеснее к стенке. Три одеяла у нас есть.
— Но завтра все будет по-другому, — заявил пятьсот девятый. — Мордобоя в нашей секции мы не допустим.
Они сбились потеснее. На улице оказались почти все ветераны, даже Агасфер, Карел и Овчарка. Вместе с ними сидели Розен, Зульцбахер и еще человек десять из новеньких.
— Мне очень жаль, — сказал Зульцбахер.
— Ерунда. Вы же за других не отвечаете.
— Я могу проследить, — предложил Карел. — Из наших самое меньшее шестеро этой ночью обязательно умрут. Тех, которые умрут, можно вынести, а самим спать на их месте.
— Как же ты в темноте разбираешь, кто мертвый, а кто живой?
— Очень просто. Надо склониться над самыми губами. Который не дышит, тот и мертвый.
— Пока мы его будем вытаскивать, на его место кто-нибудь другой уляжется, — заметил пятьсот девятый.
— Так и я о том же, — с живостью подхватил Карел. — А так я приду, сообщу. Мы идем несколько человек, кто-нибудь один сразу ложится, остальные вытаскивают.
— Хорошо, Карел, — согласился Бергер. — Проследи.
Стало холодать. Из бараков доносились стоны и вскрики спящих.