Анна (подходит к нему). Что это значит?
Росс. То, что говорю. В кителе его нет.
Анна. Выходит, я его стащила?
Росс. Нет-нет! Но где-то он должен быть. Может, ты его спрятала?
Анна (неожиданно отвешивает ему пощечину). Вот тебе твой бумажник, пьяная рожа! А теперь проваливай! Пошел вон! Я спрятала его бумажник! (Шмидту.) Стащила — он это, конечно, подразумевает! Представляю, что в нем было! Долговая расписка? И больше ничего наверняка.
Росс. Документы, бумаги. Анна, опомнись!
Анна (снова отвешивает ему пощечину). Вот тебе бумаги. (Шмидту.) Заявился, надрызгался так, что и шагу не может ступить, да еще утверждает, будто его обокрали! Пошел вон из моей комнаты!
Шмидт. Ни с места! Входить и выходить только с моего разрешения!
Мак (ухмыляясь). Вот она, хваленая армия! Есть чем полюбоваться!
Анна (Шмидту). Вышвырните его отсюда! Пусть поищет свой бумажник на улице. Конечно, там и лежит. Кому нужен! Наверно, выпал, когда он выбросил из окна свой китель.
Мак. Видать, здорово нагрузился, хваленая армия.
Росс. Это не от коньяка, Анна. Это еще в госпитале.
Шмидт. Что за госпиталь?
Росс. Больница святой Гедвиги. Там меня просвечивали и перевязывали. Врач дал бутылку спирта. (Смеется.) За русскую иконку. Такая, в серебряной оправе.
Шмидт. Когда были в госпитале?
Росс. Вчера вечером. Сегодня опять надо явиться. Не сообщайте о бедняге докторе, господин обершарфюрер, ведь спирта — сущая безделица. Все равно кому достанется шнапс, русским или нам. Может, они уже заняли госпиталь? Вы не знаете?
Грета (открыв дверь, заглядывает в комнату). Ах, извиняюсь…
Маурер грубо втаскивает ее в комнату.
Анна (поспешно). Что, пришли русские?
Мак. Как? (Бежит к окну.)
Шмидт. Русские? Чепуха! Так далеко они еще не могли…
Анна. В двух километрах! Час тому назад. (Маку, насмешливо.) Последнее официальное сообщение по радио… отнюдь не распространение вражеских слухов! Два километра в час можно даже на самом тихоходном танке…
Шмидт. Чепуха! (Маку.) Что там на улице?
Мак. Ничего не вижу.
Шмидт (Анне.) Так что вы там говорите?
Анна (невинно). Я только спрашиваю. Пока вы здесь, я ничего не боюсь. Вы защитите нас.
Шмидт. Конечно. (Грете.) Откуда вы?
Грета. Из соседней комнаты. Я у фрау Роде.
Шмидт. Кто такая фрау Роде?
Анна (улыбаясь). Женщина по соседству, ожидает ребенка.
Шмидт (Грете). Значит, это не вы!
Грета (возмущена). Разве я так выгляжу? Мой муж пятнадцать месяцев не был дома!
Маурер. Это еще ни о чем не говорит.
Анна. А вы остряк, мимоза!
Грета (Анне). У двоюродного брата неприятности?
Шмидт. Что за двоюродный брат?
Грета. Этот вот.)Анне.) Он же ваш двоюродный брат, не так ли?
Шмидт (Анне). Двоюродный брат? Вы об этом ничего не говорили.
Анна. А вы не спрашивали.
Шмидт. Он ваш двоюродный брат?
Анна (вызывающе). У меня много двоюродных братьев. Вы тоже могли бы быть одним из них.
Грета (выпаливает). А я так сразу и подумала.
Шмидт. Что?
Грета. Что не двоюродный брат!
Шмидт. Она сама говорила?
Грета. Безусловно. (Смеется.) Хорошенькое родство! У таких дам это всегда двоюродные братья. Приятней звучит, если остаются на ночь.
Шмидт. Он и ночью здесь был?
Грета (торжествуя). Ну ясно! Оба при налетах даже не ходили в убежище! Почему, легко себе представить.
Маурер. И такая норовит еще жаловаться, когда ее назовешь настоящим именем.
Шмидт. Значит, он еще ночью был здесь? (Грете.) А сегодня вы заметили в доме что-нибудь подозрительное? Мы ищем двух заключенных.
Грета (многозначительно). Погодите-ка… (Думает.)
Шмидт. Хорошенько припомните. Видели вы кого-нибудь? Бежал, спрашивал, проходил… подозрительный…
Грета. Недавно по улице пробегал такой длинный, тощий… он выглядел подозрительно… даже очень…
Шмидт. Куда бежал? Как выглядел?
Грета. Так, подозрительно.
Шмидт. Как подозрительно? Опишите!
Грета. Длинный, тощий. Подозрительно бежал.
Шмидт (пристально смотрит на нее). Скрылось двое. Двое убийц!
Грета. Убийц? Возможно… он выглядел, как убийца!
Шмидт. Одного мы накрыли. В подвале вашего дома. Потому я и спрашиваю вас. Маурер, привести типа, которого мы поймали.
Анна. Что?
Шмидт. Да, одного сцапали внизу.
Росс и Анна переглядываются.
Грета. Значит, у вас убежало двое?
Шмидт (раздраженно). Не у меня. У других. Наше дело искать.
Маурер выходит. Росс и Анна обмениваются взглядами.
Грета (Россу). У вас на щеке губная помада.
Росс. Да? (Идет к зеркалу, стирает помаду, возвращается.)
Мак (Анне). Губная помада — это недостойно немцев.
Анна. Так не употребляйте, деточка. (Россу.) Что там по радио?
Мак. Опять хотите узнать, где находятся русские?
Анна. Ага! А вы не хотите? Ведь это и для вас небезынтересно. (Она очень напряжена: боится, что арестованный может выдать Росса.)
Грета (порывисто). Ну ясно! Эсэсовцам несдобровать!
Мак. Ах, так!
Грета. Если русские поймают эсэсовца, ему тут же крышка. В таких случаях в плен не берут. Не правда ли, господин обершарфюрер?
Шмидт (с неприязнью уставившись на Грету.) Откуда у вас такие точные сведения?
Грета. Каждому известно. Вы настоящие герои! Теперь в особенности, когда русские в двух шагах!
Мак (нервничая). Враждебные разговорчики. (Шмидту.) Забрать ее?
Грета (не понимая). Меня? Куда?
Анна (смеется, Маку). Может, у вас не так уж много времени, чтоб забирать? Вы уверены, что успеете доставить арестованного? Час назад мне позвонил один человек… через полчаса я ему позвонила, ответил русский.
Мак (беспомощно, в ярости). Обершарфюрер, мне терпеть? Эту падаль?
Анна села на постель. Включила радио.
Голос диктора (скрипуче).…оказывают ожесточенное сопротивление. Русские ворвались в центр города. Универсальный магазин Тица оставлен. В Вильмерсдорф ворвались танки. Гитлерюгенд и фольксштурм защищают Фербеллинерплатц…
Грета. Боже ты мой! Они уже там! Что с нами будет?
Анна (пытается принудить эсэсовцев уйти до того, как приведут арестованного). Что с нами будет, мы знаем. Но что будет с эсэсовцами? С цветом нации?
Мак (резко). Что вы хотите сказать?
Быстрый диалог.
Анна. То, что сказала. Слова фюрера. Может, они теперь тоже измена?
Мак (официально). Похоже, вам неизвестно, что у нас приказ расстреливать каждого, кто подозревается в стремлении подорвать боеспособность нации. Приказ фюрера.
Грета. Бедный фюрер! Сидит один-одинешенек в своем бомбоубежище!
Мак. Болтовня! Фюрер нас выручит.
Анна. Как? Русские в двух шагах от имперской канцелярии.
М а к. Не хотите ли вы сказать, что война проиграна?
Анна. Для кого?
Мак. Для нас.
Анна. Как у вас язык повернулся? Это же государственная измена.
Мак. Государственная измена?
Анна. Разумеется. В самом вопросе! Расстреливайте себя!
Мак (обескуражен). Я ничего подобного не говорил!
Анна. Нет? Разве вы не спрашивали, проиграна ли война?
Мак. Ну, знаете, дальше некуда! Ишь, стерва, перекручивает! Подумать только!
Анна. Может, вы об этом не спрашивали?
Мак. Обершарфюрер, все это ложь!
Грета. Ну ясно, он спрашивал. Я тоже слыхала.
Анна. Видали? Мы-то знаем, что выиграем войну… даже если русские в Берлине, даже если враг займет всю Германию. Мы только боимся за наших доблестных эсэсовцев! Что с ними случится, если они — разумеется, временно — попадут в плен! (Она пытается внушить Шмидту мысль о том, чтобы он дал арестованному возможность бежать, что это в его же интересах.) Круг все сужается, вам бы подумать о собственной безопасности, а вы норовите исполнить свой долг до конца и силитесь поймать каких-то жалких беглецов, словно это имеет значение.
Шмидт (угрюмо). Долг есть долг. Ничего не поделаешь.
Анна. Это все равно, что пытаться поймать блоху, когда гибнет мир. (Встает.) Что вы будете делать, если вдруг русские танки запрудят улицу?
Мак (яростно). Заткнись!
Анна. А дальше что?.
Мак. Обершарфюрер… приказ фюрера…
Анна. Приказ — фюрера — стрелять. Ну, расстреляете меня за подрыв боеспособности нации, а потом что будете делать? Например, с жалким арестантом, которого велено доставить сюда?
Шмидт. Где же он? (Кричит в окно.) Где Маурер? Что? Ведите сюда!.. Я категорически запретил! Ну, ведите!
Анна. Что они будут делать?
Грета (с любопытством). Да, действительно! Прикончат или отпустят?
Мак. Укокошим, а как же иначе? Вы-то как думали?
Анна. А потом? (Смотрит на Шмидта.)
Грета. Да, а потом? Господи, аж дух захватывает!
Анна. А если придут русские и найдут убитого рядом с вами?
Грета. Правильно! Что тогда?
Мак (беспомощен. Он вырос на нацистской доктрине и никогда не подвергал ее сомнению. Орет). Обершарфюрер, это уж через край! Нам и без того достается. (Хочет броситься на Анну.)
Шмидт (остановив Мака, Анне). У вас богатейшая фантазия. Удивительно, как вам до сих пор удалось уцелеть?
Анна (глядит на него, улыбаясь). Моя фантазия многогранна, обершарфюрер…
Шмидт кидает на нее быстрый взгляд.
Грета (Маку). Нет, правда… как бы вы вышли из такого положения?
Анна (сухо). Мертвым. (После паузы.) С честью.
М а к. С честью, так точно!
Анна. Из-за нескольких жалких заключенных?
Мак (тупо). Приказ есть приказ! В этом вы ничего не смыслите.