ха-ха!
СЛЕДУЮЩИМ утром в пять минут десятого Гилрой и его ближайший соратник, выпускающий редактор, были подняты со своих постелей и получили приказ немедленно явиться к комиссару полиции. Они встретились возле его кабинета.
– Что стряслось? – весело спросил Гилрой.
– Тебя надо спросить, – проворчал редактор. – Твоя идея провалилась.
– Эй вы двое, – сказал полицейский клерк. – Пройдите.
– Вот оно, – покорно вздохнул редактор, открывая дверь, которая вела в святая святых этой обители, кабинет комиссара полиции майора Грина.
Вначале горожанам не нравилась администрация реформистов из-за высоких налогов, необходимых для жизненно важной борьбы с трущобами; затем не нравилась администрация бизнесменов, потому что высокие налоги оставались без завершенных социальных проектов; после чего голоса отчаявшихся избирателей были отданы отставным служакам, имевшим крайне расплывчатое представление о гражданских правах.
Майор Грин пронзил их из-за стола враждебным взглядом.
– Вы из «Морнинг Пост», да? – рявкнул он отрывистым командирским голосом. – Я думаю, мы договоримся. Ваша газета агитировала за мое избрание. Я советую вам убрать свое объявление и напечатать опровержение. И тогда я не буду требовать приостановки печати.
Редактор открыл рот, чтобы ответить, но Гилрой опередил его:
– Это похоже на цензуру. – Он вытащил сигарету и закурил.
– Чертовски верно, – отрезал майор Грин. – Именно так, и цензура будет твердой, пока этот маньяк в Бронксе держит наших граждан в страхе. И потуши сигарету, пока я тебя не вышвырнул.
– Мы не хотим ссориться, комиссар, – сказал Гилрой, с убийственной невозмутимостью затянувшись сигаретой, которая нехарактерно свисала с уголка его рта. – При том, что находимся, конечно, в гораздо лучшем положении, чем вы. Наши новостные газеты согласятся только на добровольную самоцензуру – если посчитают, что это в интересах общества.
Холодные глаза Грина свирепо выпучились. Ярость сочилась из каждой его поры. Не подчиняясь его напряженным рукам, пальцы зацарапали стол.
– Почему бы тебе не заткнуться, Гилрой? – злобно прошипел редактор.
– Гилрой, да? Та крыса, которая пробралась внутрь кордона…
– Почему я должен заткнуться? – воспротивился Гилрой, не обращая внимания на комиссара. – Спросите его, что он делал последние две недели. Не надо, я вам скажу. Он единственный в полиции, кому разрешено делать заявления для прессы. Репортеры не могут брать интервью у рядовых полицейских и их командиров; они даже не могут проникнуть в опасную зону ночью – если не получат разрешения. А разрешения он не дает. И что толку? Он не опознал ни одной жертвы. Он не может найти тела. Он не знает, кто убийца, где он и как выглядит. А убийства все еще продолжаются, каждую ночь, кроме воскресенья!
– Не обращайте на него внимания, сэр, – взмолился редактор.
– Я жду задержания через двадцать четыре часа, – хрипло произнес Грин.
– Разумеется, – чистый баритон Гилроя заглушил испуганную мольбу шефа. – Последние две недели вы ждете ареста каждые двадцать четыре часа. Как насчет того, чтобы дать нам подозреваемого? И я не имею в виду какого-нибудь нищего бродягу, который оговорит сам себя.
– Я дам тебе лучшее объяснение. Ты скармливаешь мне свои упреки, потому что тебе больше нечего сказать. Большинство газетенок даже не удосужились напечатать сводки после первой недели.
– Прежде всего, позвольте нам самим решать то, что нам делать. Мы не собираемся предупреждать маньяка. У нас свои цензурные соображения, и вполне достаточные. Теперь, что касается входа в опасную зону с официальным разрешением. Мы все равно попадем внутрь, так или иначе; но всегда есть опасность попасть на мушку ваших истеричных полицейских. Наконец, если мы хотим взглянуть на отчлененные конечности и сфотографировать их, что в этом такого? Да и вы продвинетесь намного дальше, чем до сих пор.
Дрожа, майор Грин встал, его осунувшееся лицо искривилось в складках ярости. Он вслепую отодвинул стул. Тот опрокинулся на пол, но он словно не слышал грохота.
Комиссар схватил телефон.
– Я… – он задохнулся и сделал паузу, чтобы прочистить пересохшее горло. – Я справляюсь с этим по-своему. Я живу в районе убийств с женой и тремя детьми. Скажу откровенно – каждый вечер я боюсь вернуться домой и узнать, что кто-то из них пропал. Мне страшно до смерти! Не за себя. За них. Вы бы тоже боялись на моем месте. Вот мой ответ, черт бы вас побрал!
Он поднял трубку, затем уши резанул его пронзительный металлический голос:
– Соедините меня с Олбани – с губернатором!
Гилрой избегал обеспокоенного взгляда редактора. Он весьма беспокоило, почему майор Грин звонит в Олбани.
– Это майор Грин, сэр, комиссар полиции Нью-Йорка. Я убедительно призываю вас объявить военное положение в опасном районе Бронкса. Ситуация выходит из-под контроля. С разрешения мэра. Я прошу ввести Национальную гвардию для патрульной службы. Подтверждающая телеграмма будет отправлена незамедлительно… Спасибо, сэр. Я ценю ваше понимание…
Он положил трубку и мрачно повернулся к ним.
– А теперь посмотрим, сможете ли вы прошмыгнуть мимо часовых на каждом углу территории. В комендантский час от рассвета до заката. Военное положение – вот единственный ответ маньяку! Мне давно следовало объявить его. Теперь посмотрим, как скоро прекратятся убийства! И еще, – угрожающе добавил он, – я по-прежнему требую опровержения, иначе объявлю судебный запрет. Проваливайте!
В ПОЛНОМ унынии редактор вышел из приемной.
– Скверно, шеф, – неохотно ответил Гилрой. – Мы могли бы проскользнуть мимо полицейского кордона. Наш Наполеон раньше не мог патрулировать каждую улицу, но вояки посвюду расставят часовых. В любом случае, это не имеет значения, так что я думаю, вам лучше напечатать опровержение.
Редактор сверкнул глазами.
– Ты действительно так думаешь? – спросил он с резким сарказмом.
Гилрой не ответил. Они молча покинули приемную.
– Ладно, давай не будем так уж сильно переживать, – примирительно сказал редактор. – Он все равно собирался объявить военное положение. Он просто искал оправдание. Это была не наша вина. Но, тем не менее, этот болван…
– Пустоголовый болван – вы хотели сказать, шеф, – поправил Гилрой.
Они подходили к лифту, когда их окликнул клерк:
– Вам звонили из «Морнинг Пост», сказали, чтобы вы явились незамедлительно.
Входя в лифт, редактор сгорбился, вжавшись в воротник пальто.
– Должно быть, гад накапал совету директоров, – глухо сказал он. – Вот где нас ждет настоящий ад.
Расстроенный, он поймал такси, хотя и не спешил. Гилрой назвал свой адрес в Гринвич-Виллидж. Редактор удивленно посмотрел на него.
– Разве ты не поедешь со мной? – с тревогой спросил он.
– Поеду, шеф. Только сначала хочу кое-что взять.
У его дома редактор ждал в такси. Гилрой поднялся к себе. Он достал из холодильника коричневый продуктовый пакет и позвонил по телефону.
– Уиллиса, пожалуйста. – Он долго ждал, пока не соединили. – Уиллис, привет. Это Гилрой. Есть что-нибудь?.. Еще нет? Ладно, я перезвоню позже.
Он спустился с пакетом в кармане. Когда они ехали через центр города к зданию газеты, Гилрой прервал молчание с неприкрытым беспокойством:
– Если бы военное положение помогло, я бы не возражал, даже если придется отдать должное мозгам этой тупоголовой обезьяны. Но убийца с топором только поостережется высовываться на улицу; а когда военное положение отменят, он снова покажет себя. Грин не поймает его таким образом. Его надо перехитрить. А он очень хитер.
Редактор молчал. По его застывшему угрюмому выражению лица Гилрой понял, что тот думает о немногословной записке вместо конверта с очередной зарплатой. Гилрою не нужно было беспокоиться о своей работе; он был согласен и на меньшее, что получал в данный момент, и он всегда найдет себе газету. Редактору, однако, придется снова побегать ножками, а это перспектива полностью деморализовала его.
– Не расстраивайтесь, шеф, – сказал Гилрой, когда они вышли из такси у здания «Морнинг Пост». – Если придется, я возьму всю вину на себя. Скажу, что подделал вашу подпись в приказе. В любом случае, они только сделают предупреждение. Вы же знаете… газета не может позволить себе идти против собственных источников информации. Сделаете немедленное опровержение и пообещайте, что это не повторится.
Редактор неубедительно кивнул. Согласно приказу Совета директоров, майор Грин был любимым кандидатом «Морнинг Пост» в предвыборной кампании.
Дневная смена в редакции встретила их слишком сердечно. Гилрой узнавал этот зловещий симптом. Он и сам часто обнаруживал, что излишне сентиментален к репортерам, которых вот-вот уволят.
Они пошли в офис заведующего отдела новостей. Увидев их, он с сожалением покачал головой.
– Вы, ребята, определенно что-то натворили. Совет директоров как чертов улей. У них там сейчас внеочередное совещание.
Редактор засунул руки в карманы и отвернулся.
– Посидите тут, ребята. Это может занять некоторое время, прежде чем они остынут достаточно, чтобы начать говорить членораздельно.
– Прекратите похоронный марш, босс, – бодро сказал Гилрой. – Вы с шефом сможете их успокоить. И даже если Грин лишит нас официальных сводок, мы все равно сумеем поладить. Взгляните на это! – Он достал из кармана сверток и положил его на стол. Затем перевернул пакет.
– Это же нога! – воскликнул заведующий.
– Женская нога! – в ужасе добавил редактор. – Отрезана по щиколотку. Брр-р!..
ЗАВЕДУЮЩИЙ придвинул к себе телефон. Гилрой мрачно нажал пальцем кнопку.
– Я не собираюсь звонить в полицию, – объяснил заведующий. – Я хочу вызвать фотографа.
– Пока нет, – решительно заявил Гилрой. – Все не так просто. Сначала взгляните на ногу. – Без всякой брезгливости он поднял ее и показал им подошву. – Вы видите, что вижу я? Кожа совершенно гладкая – без малейших огрубелостей. Ни мозолей, ни натоптышей, суставы и ногти идеальные…