Кант, уставший, безнадежный и голодный, безразлично наблюдал за ним. Рид сел, извиваясь между Кантом и Лэнсом, освободив себе немного места. Внезапно он напряг мышцы под тяжелыми стальными оковами. Его лицо исказилось, пока он сосредоточенно пыхтел.
И встал – свободный.
Наручники лязгнули об пол. Кант и Лэнс изумленно подняли головы. Внезапное движение привлекло всех в трюме.
– Тш-ш! – негромко прошипел Рид. – Сядьте.
Они сделали это так тихо, как позволяли их цепи.
– Теперь попытайтесь освободиться. Это трехмерные наручники, а вы можете перемещаться в четырех измерениях. Они не могут удержать вас. Вспомните, это всего лишь вопрос воли.
ЛЭНС напряг свои мышцы против стали. Когда наручники упали, он попытался схватить их, прежде чем те загремят на пол, но его рука прошла сквозь них, будто он пытался схватить тень. Другие проделали то же самое, с тем же результатом. Шум на мгновение был оглушительным.
В сопровождении Канта и Лэнса, Рид кинулся к двери. Она не удержала их.
В коридоре, освещенном тусклым светом, японец, стоявший на страже, повернулся на шум. Лэнс прыгнул вперед, врезав кулаком в челюсть противника, которого тут же перехватил и уложил Рид.
С яростно светящимися глазами Лэнс повернулся к остальным выходившим людям.
– Теперь я командир, – твердо сказал он. – Я хочу, чтобы вы рассредоточились по кораблю. Как только в каждом коридоре вас будет не меньше десяти, врывайтесь в каюты и уничтожайте любого, кто попадется. Это наш единственный шанс.
Они растеклись по берилитовым коридорам, от их шагов подрагивал твердый металл. Они поднимались, спускались по лестницам и во все ответвления, пока корабль не оказался заполненным толпами жаждущих крови воинов, одетых в деловые костюмы.
Но они распахивали двери и врывались без сомнений, не обращая внимания на смертоносные выстрелы, которыми их встречали после мгновения первого удивления. Резня с обеих сторон была страшной. Пули косили близоруких ученых, если те мешкали, выискивая взглядом врага. Другие, слабые и непривычные к бою, также пали, хотя и сражались храбро до последнего.
Лэнс бежал по центральному коридору, пытаясь найти главную рубку, которая, как он полагал, должна была находиться в центре корабля.
Сквозь шум и грохот раздался чей-то торжествующий крик:
– Я захватил капитана!
Лэнс поспешил на триумфальный рев. Капитан гордо стоял между двумя учеными, его руки были вывернуты за спину. Пилот висел на ремнях, его лицо было залито кровью.
– Позовите пилота! – заорал Лэнс маячившим сзади него людям в коридоре.
Внезапно стало тихо. Раненые япошки, побежденные численным превосходством, лежали закованные на полу. Пилот, прихрамывая, вытащил мертвеца из кресла и сел, чтобы вести корабль.
– Настройте радио, – сказал Лэнс Риду.
Рид повернул циферблат, начав с самой короткой волны и увеличивая длину. Экран оставался темным, и ни малейшего шума из усилителя.
– Ничего, – коротко бросил он.
Капитан пожал плечами и горько улыбнулся.
– В нашей схватке не было смысла, – сказал он устало. – Несколько минут назад мы услышали от нашей военной станции в Японии, что…
– Заткнись! – отрезал Рид.
Он увеличил мощность. Сквозь статику, которая затрещала из динамика, прорвался голос с оксфордским акцентом. Пустой экран засветился рябью. Возникло усталое, охваченное паникой искаженное лицо.
– И по этой причине я призываю всех, кто может услышать меня, подняться на дирижабли и устремиться в небеса. Облака бактерий, волны ядовитого газа несутся по всему миру, не оставляя ничего живого. Это чудовищное убийство. Весь цивилизованный мир мертв. Остались только дикари в отдаленных уголках Земли. Нет безопасного места, кроме неба и далеких от континенте островов.
Он перешел на крик:
– Ради всего святого! Бегите с Земли. Она обезумела! Она умирает!.. Мои силы тают. Мне не спастись. И газовые облака движутся сюда… неуклонно… так быстро…
Экран помрачнел. Раздался далекий последний крик, затем все смолкло.
– Теперь вы понимаете, о чем я, – сказал капитан, наконец. – Я полагаю, что мы единственные цивилизованные люди, оставшиеся в живых. У нас нет другого выбора, кроме как разделить общую участь. Мы видели, как наш военный диспетчер умер от газа еще до того, как замолчал его передатчик.
Лэнс уставился в пол. Он колебался.
– Мы можем быть уверенными, что вы не окажете сопротивления? – спросил он, не поднимая глаз.
– К чему нам драться? – ответил капитан. – Мы же все понимаем. Попытаемся ли мы убить вас из-за политических или из религиозных соображений? – Он развел руками. – Больше не за что бороться. Наш единственный шанс – быть вместе.
Лэнс повернулся к пилоту.
– Летите, пока мы не доберемся до центра Южной Сибири, и зависните там до утра. Пусть японцы спят, и выставьте охрану во всех местах корабля, – приказал он Риду.
Он безучастно смотрел на экран визора, на котором видны были звезды в восточном секторе неба и чернота там, где корчилась Земля…
15
СОЛНЦЕ, по крайней мере, было теплым, и ни один желтый или зеленый оттенок в атмосфере не свидетельствовал о ядовитых газах. Бактериями можно было пренебречь. Сибирь была достаточно далека от мест сражений и безопасной; а если когда-нибудь наступит зима, смертельные микробы умрут из-за отсутствия условий для размножения, что сделает мир снова пригодным для жизни.
В любом случае, место, которое они выбрали в Сибири, не было затронуто западными колонизаторами по какой-то странной причине, хотя почва выглядела довольно плодородной, а климат – комфортным, несмотря на сезонную сухость. Позже, когда станет безопасно исследовать руины погибшего мира, возможно, найдутся семена для посадки; пока же синтетической пищи хватит, чтобы продержаться почти год, если сидеть на строгом пайке.
С ностальгией Лэнс думал о грязной арендуемой квартире, где он нередко голодал, но все же был доволен, а иногда почти счастлив. Улицы, изрытые линиями метро, некогда кипели шумом жизни. Отвратительность небоскребов прятала от людей красоту. Но теперь все было мертво: сила первобытных и полуцивилизованных эпох, интеллектуальный и художественный расцвет третьего тысячелетия, рассудительное спокойствие и духовные ценности четвертого и пятого тысячелетий.
Все мертвые и не погребенные! Но семьсот шестьдесят человек, помышлявших теперь о мире, были живы – вероятно, последние из человечества.
Рид управлял трубкой визора, обыскивающего своими окулярами нетронутую поверхность земли под ними.
– Теперь ты нищий, Уортинг, – с горечью сказал Лэнс своему другу.
Уортинг пожал плечами.
– Я был им все время.
– Мне кажется, я вижу колонию – примерно в пятидесяти милях отсюда! – воскликнул Рид.
Черно-белое пятнышко на желто-зеленой поверхности могло быть чем угодно.
– Следуйте туда, – приказал Лэнс пилоту.
Пятнышко превратилось в деревню и, по мере приближения, превратилось в отдельные здания, приземистые, желто-черные каменные сооружения самой грубой архитектуры. Низкая стена окружала деревушку; за ее пределами, под теплым солнцем, козы и овцы паслись на низкорослой траве. За крошечными пастбищами виднелись сотни мелких земельных участков – жалкие тычки грубых овощей, цеплявшихся за жизнь.
Вращение ручки увеличило работающие на полях фигуры до поразительно больших размеров. Приземистые, некрасивые, неуклюжие, с лоснящейся желтой кожей, в мятых бесформенных одеждах, из-за которых они казались толще, чем могли быть.
– Земледельцы.
– Может быть, мы сможем обменяться с ними на семена, – предложил Рид.
Лэнс ничего не ответил, но продолжал разглядывать ничего не подозревающих трудяг внизу.
– Мне кажется, это женщины, – осторожно заметил он.
– Надеюсь, – ответил Кант, – что знания человечества не будут потеряны, равно как и само человечество.
Корабль бесшумно опустился на землю. Отправили делегацию исследовать деревню, в то время как остальные начали сооружать временные жилища и центр для исследовательских экспедиций.
Женщины безразлично разрешили им изучить местность. На самом деле, во время осмотра им не только не мешали, но и полностью игнорировали.
– Мы не нашли мужчин, – сказал начальник партии, когда они вернулись через час. – Очевидно, они отправились на войну и, конечно, не вернулись. Здесь около четырехсот женщин, и бог знает, сколько детей. Много воды, но зелень растет не так, как хотелось бы.
Женщины молчаливо продолжали трудиться. Они не проявили ни малейшего любопытства. Их сильные тела будто не знали устали.
– По крайней мере, раса не погибнет, – задумчиво сказал Кант, когда они с Лэнсом сидели, прислонившись к борту корабля, наблюдая за неуклюжими и неутомимыми движениями низкорослых, уродливых женщин.
Лэнс лениво проводил взглядом шершня-разведчика, летавшего вдоль стены ближайшей хижины. Тот исчез под карнизом, чтобы появиться через мгновение и улететь. Позже утром заявились десять или одиннадцать шершней, неся крошечные белые личинки – двух из них Лэнс мог разглядеть, несмотря на расстояние. Затем их прибыло еще больше.
Шершни нашли новый дом.
Золото
СОЛОМОН НЕСС громко хлопнул дверью. Двое мужчин, сидящих за столом в задней комнате ломбарда, вздрогнули. Злорадно усмехаясь, Несс бросил на грубый стол из сосновых досок замшевый мешочек.
– Опять! – торжествующе объявил Несс. – Две унции и шесть пеннивейтов[2]. Уже две недели каждый день он приносит одно и то же количество.
Каин хрипло откашлялся.
– Именно за этим ты позвал нас?
– Разумеется.
Несс придвинул стул.
– Этого парня зовут Ллойд Уолш. Приблизительно тридцать лет, довольно высокий, можно сказать, мускулистый. Правда, внешне ничего особенного, больше похож на студента или на продавца…
– Хватит описаний! – рявкнул Хардинг.