У подошвы Семигорья, на самом Рейне, лежит прекрасная деревенька Кенигсвинтер, зимовка римских войск, Hibernia Regis. Отсюда прелестный вид по реке до самого Кельна, но преимущественно на Годесберг, находящийся на противоположном берегу. Годесберг состоит из деревни, расположенной вокруг холма, увенчанного руинами. Деревня славится своими минеральными водами, известными под именем Драичских, которые своим качеством сходны с водами Швальбаха и Спа; эти воды имеют довольно посетителей.
Развалины отличаются своею глубокою древностью. Многие антикварии полагают здесь старинное национальное святилище германцев, которое римляне называли Ara Ubiorum, и которое по всем указаниям находилось в окрестностях Бонна. Они даже полагают, что в самом имени Годесберга скрывается испорченное имя бога Бодана или Меркурия, храму которого этот холм служил основанием. Но известно, что бог Бодан не имел никаких храмов у германцев; почему имя это скорей можно производить от старинного Goding или Gaugericht, окружного суда, который, вероятно, заседал здесь во времена Средние. В существующих развалинах очевидно римское происхождение.
Народное предание говорит, что в старинные времена какой- то иноземный государь пришел сюда с многочисленным войском, что он был в союзе с злыми духами и построил им здесь храм, где умилостивлял их человеческими жертвами и с помощью их владычествовал над Рейном, до прибытия христианских священников. Кажется, это предание должно относить к императору Юлиану Отступнику, который действительно стоял в Бонне со своими легионами, и на Годесбергском холме мог построить языческий храм вместе с замком. По восстановлении христианства холм этот посвящен Архангелу Михаилу, в честь которого воздвигнута на нем церковь, которая и доныне существует между развалинами.
В Новейшие времена страна эта была свидетельницею нового отступничества, более романического. Во время Реформации, курфюрст-архиепископ кельнский Гебгард[125] предался новому учению и разорвал связи свои с католичеством самым торжественным образом, вступив в брак с прекрасной Агнессой графиней фон Мансфельд. Это отступничество подало повод к жестокой войне. Католики предали проклятию Гебгарда, и его курфюршество, с саном архиепископа, отдано было Эрнсту Баварскому[126]. Гебгард укрепил Годесберг сильным гарнизоном из голландцев. Его прекрасная супруга укрылась на другой стороне Рейна, в замке на вершине Левенберга, где довершила соблазн христианства, подарив дитя изверженному архиепископу. Между тем Эрнст осадил Годесберг и взорвал его в 1593 году. Твердыня, первоначально основанная отступничеством, отступничеством и погибла!
Очаровательный ландшафт Семигорья заключается погасшим вулканом Ротесберга, увенчанным развалинами Роландзека.
При подошве его Рейн разделяется на два рукава и омывает прелестный островок, называемый Ноннерверт, или иначе Роландсверт.
Уильям Тернер. Остров Ноннерверт, 18оо-е гг.
Здесь предание, сохраненное в устах народа и в старинных хрониках, помещает сцену трогательного происшествия, получившего новую свежесть в прекрасной балладе Шиллера «Рыцарь Тоггенбург», известной и нам в прекрасном переводе Жуковского. Неизвестно почему поэт отступил в своей балладе от предания, перенес место действия в Швейцарию и отдал в нем главную роль Тоггенбургу, тогда как она принадлежит Роланду, знаменитому племяннику Карла Великого, первенцу рыцарства. Я расскажу здесь предание в его первобытной чистоте.
Роланд, скучая бездействием мира, отправился вниз по Рейну из Ингельгейма, любимого местопребывания Карла Великого. Буря, застигшая его вечером, принудила его искать гостеприимства в одном из Рейнских замков, где он нашел самый ласковый, самый радушный привет. Юная, прекрасная Гильдегонда, дочь гостеприимного рыцаря, вышла предложить хлеб и вино путнику, по старинному обычаю германцев. Взор ее воспламенил Роланда. С той минуты судьба его решилась. Он полюбил Гильдегонду. На другой день, когда имя славного гостя сделалось известно, его окружили новыми ласками, удержали еще на день в замке. В этот день Роланд вырвал признание взаимности из целомудренных уст Гильдегонды, которая полюбила его равной любовью с первого взгляда; он выпросил у ней розу, сорванную в уединенной прогулке по саду, где было объяснение, украсил ею свой шлем и, поклявшись в вечной верности прелестной деве, получил от ней взаимную клятву. Но «прекрасное недолговечно», сказала Гильдегонда, отдавая заветную розу Роланду, по свидетельству предания.
Шум новой войны с неверными увлек Роланда далеко от берегов Рейна. Гильдегонда живет любовью и ожиданием; слух ее лелеется славой подвигов возлюбленного, которые у всех на устах. Так проходят дни, месяцы – так проходит год. Наконец узнают, что славный мир скоро возвратит героя, увенчанного лаврами. Вдруг, в один вечер у ворот замка является рыцарь, покрытый пылью, требующий гостеприимства. Это был один из спутников Роланда. Какая радость! Заходит речь о славном витязе – о ужас! – рыцарь был свидетелем, как Роланд возле него пал, увенчанный славой – обремененный ранами… Прошло восемь дней – и Гильдегонда, для которой всё погибло на свете, заключилась в мирной обители на островке Нонненверт. Местный епископ, родственник ее фамилии, из уважения к ее горести и всегдашнему благочестию, сократил для ней время искуса. Через три месяца —
Узы вечного обета
Приняла она,
И погибшая для света
Богу отдана!
Но Роланд остался жив; раны только воспрепятствовали ему лететь к Гильдегонде. Едва мог он сесть на коня, как вихрем помчался на берега Рейна… Увы!
Пышны праотцев палаты
Бросить он спешит,
Навсегда покинул латы,
Конь навек забыт…
…
И в убогой келье скрылся
Близь долины той,
Где меж темных лип светился
Монастырь святой!
Так протекло два года, в безотрадных муках. Рыцарь видел только слабый блеск лампад в кельях тружениц; пение их в храме доносилось к нему смутными отголосками; но он думал в каждом окне видеть тень Гильдегонды, в каждом звуке слышать ее голос: это было всё его блаженство! В одно утро он заметил могилу, приготовляемую на кладбище обители; тайное предчувствие повлекло его в первый раз к заповедным стенам монастыря: то было последнее убежище праху Гильдегонды. Роланд был свидетелем погребения… На другой день, «…туманно утро было»; у входа в хижину рыцаря читалась развязка печальной драмы:
Мертв он там сидел,
Бледен ликом, и уныло
На окно смотрел!
Шиллер не только изменил местность предания, но дал ему совершенно особое выражение, особый нравственный цвет. В его балладе Тоггенбург с неразделенной любовью, без очарования взаимности, умирает перед окном суровой девы. Вымысел поэта глубже, идеальнее; но рассказ предания больше естествен, ближе к действительности жизни; баллада чарует воображение, предание падает на душу; любовь несчастная, без разделения, имеет свою сладость, она может наполнять собой жизнь, ей не нужно соединения; любовь несчастная, разделенная, истощает жизнь; и одного несчастия много для сердца – каково ж двойное?
Келья Роланда, по преданию, находилась у подошвы Ротесберга. Но имя его осталось при замке, венчающем скалу, построение которого то ж предание приписывает родственникам рыцаря. Замок этот разрушен Генрихом V, вместе с Семигорскими. Теперь остается от него живописная развалина арки, заросшей терновником, обвитой плющом. При путешествии вниз по Рейну она рисуется очаровательно на первом плане семигорского ландшафта.
Монастырь, в котором страдала несчастная Гильдегонда, исторически известен с XII века. Настоящее здание, отличающееся обширностью и великолепием, построено в 1773 году после большого пожара. Когда весь левый берег Рейна отошел к Французской империи, Нонненверт разделил его участь. Наполеон, неумолимый враг всех религиозных обетов, определил уничтожить его вместе с прочими. Но Жозефина, очарованная прелестью воспоминаний, соединенных с такою роскошью ландшафта, упросила императора дозволить постриженным сестрам кончить в нем дни свои. Пруссия, которой достались эти владения в 1815 году, оставила его в том же положении. Назад тому лет пять или шесть, две или три последние сестры, схоронив всех прочих, не имели духа вырыть сами себе могилы; они оставили монастырь… И теперь мирное жилище отшельниц, проданное одному честному бюргеру, превращено в трактир!
За Нонненвертом Рейн образует великолепное озеро. Влево – большая деревня Рейнбрейтбах, окрестности которой славятся лучшим из красных туземных вин, известным под именем блейхарта. Вправо – городок Ункель; под ним, с противоположного берега, тянется через Рейн цепь базальтовых колонн, из которых многие высовываются из волн своими сизыми верхами. Одна группа их образует так называемый Малый Ункелыптейн: Большой, составлявший огромную скалу среди волн, взорван французами в начале текущего века. Плаванье между этими подводными глыбами небезопасно в малую воду; судовщики расскажут вам множество несчастных происшествий, случающихся здесь и ныне.
Новый перелом Рейна выводит вас в новое озеро, но уже с другими рамами. Вместо отлогих скатов, развертывающихся зелеными, цветущими лугами, влево, по правому берегу Рейна, тянется цепь сизых базальтовых гор, которая над деревенькою Эрпель возвышается скалой до 720 фут. Эта скала, называемая Эрпелер-Лей, представляет удивительное разнообразие живописнейших форм, в которых неистощимая причудливость природы застудила лаву давно погасших вулканов; здесь надо видеть натуральные образцы этих легких, тонких, так затейливых, так изукрашенных колонн, на которых готическое зодчество любило возносить к небесам свои громадные создания. Человеческая сметливость нашла средство обратить в пользу и эти, по-видимому, бесплодные скалы. В их расселинах ставятся корзины, наполненные землей, где посажены виноградные кусты; на лучах солнца, впитываемых и удерживаемых черным цветом базальта, кусты эти достигают высшей степени зрелости и дают лучшее из белых туземных вин, известное под именем лейвейна. Против Эрпеля, из-за горы св. Аполлинария, увенчанной церковью, где почивают мощи угодника, давшего имя горе, мощи, славные чудотворной силой исцеления, особенно для эпилептических припадков, показывается городок Ремаген, римский Rigomagum или Rigodulum по Аммиану Марцеллину