Мне подали кофе и при нем сот свежего, душистого меду, по швейцарскому обычаю.
Прошло не более получаса в некоторых распоряжениях с моей стороны, насчет совершенного водворения в данной мне комнате. Управившись, я подошел опять к окну: какая чудная перемена!
Швейцарский календарь, основанный на вековых наблюдениях, не обманчив. Снег недаром покрыл темя Средних Альп. В эти полчаса полог туманов совершенно распахнулся, и я увидел вокруг себя строй исполинов.
Иоганн-Рудольф Дикенман.
Город Люцерн на фоне горы Пилатус, 1830-е гг.
Прямо пред глазами возвышалась гора Пилат, упирающаяся своими корнями в западный берег Люцернского озера. Вышина этой горы простирается до 7.080 футов над поверхностью моря и до 5.760 над озером. Имя ее производят от латинского «Mons Pileatus» (Гора в шляпе), данного ей потому, что вершина ее большей частью бывает покрыта облаком, похожим на большую нахлобученную шляпу. Это облако питается преимущественно парами, выходящими из небольшого озера, находящегося на одной из верхних террас горы, называемой Бриндлен-Альпе. Иногда оно рассевается в воздухе, но чаще, приросши к темю горы, всё растет, всё тучнеет, всё становится гуще и мрачнее, до тех пор пока разразится ужасною грозою.
В старину окрестные жители приписывали это явление таинственной причине, основанной на древнем народном предании, которое давало другое происхождение и самому названию горы. Думали, что гора Пилат названа так, потому что была местопребыванием судии Спасителя, Понтия Пилата, который, доведенный до отчаяния угрызениями совести, бросился наконец в помянутое озеро, называющееся и теперь в народе «Пилатовой лужей»: его-то проклятую тень видели в громах и бурях, вырывающихся из озера. Иначе называлась эта гора Фракмонт, т. е. «Mons Fractus» (Раздробленная гора), потому что высочайшая из семи вершин ее раздроблена надвое.
Вид Пилата из Люцерна запечатлен мрачным, ужасающим величием: вся восточная его сторона представляет обнаженные ребра истерзанных стихиями скал. Вид с горы, говорят, принадлежит к великолепнейшим в Швейцарии. Уверяют, что в ясную погоду с помощью трубки можно видеть с ней до 13 озер и различить даже страсбургскую колокольню.
Рассказывают также об удивительных гротах, прорытых самою природою в недрах верхних скал: один из них, называемый «Скважиной св. Доминика», идет сквозь всю гору; никто до сих пор не мог пройти его из конца в конец, даже дойти до таинственной статуи, которая виднеется при ее противоположном отверстии, называемом «Скважиною лунного молока», и как будто представляет человека, облокотившегося на стол, со сложенными накрест ногами, в положении стража пещеры. К сожалению, я не решился идти на эту гору, которая, хотя, кажется, висит над городом, но требует до шести часов крепкой ходьбы только в один конец.
В это время одна швейцарская газета напечатала известие, будто на Пилате найден труп убитого и ограбленного путешественника, с подозрением, что виновником убийства должен быть проводник несчастного. Все швейцарские проводники, которые составляют особый, многочисленный класс народонаселения, подчиненный своим законам и формам, сделали протест против этого известия, которому досель не было примеров и которое действительно оказалось ложным. Впрочем, не это удержало меня от путешествия: я сделал себе другой план, и очень скупился на время.
Против Пилата, на восточной стороне озера, воздымается величественный купол Риги, по латыни «Mons Regius» (Царь-гора). Это название весьма прилично величавому положению горы, царски возвышающейся между озерами Люцернским, Цугским и Ловерцским, под зеленою порфирою роскошных Альпийских пастбищ.
Риги представляет громаду совершенно отдельную, одинокую, не связанную с другими окружными горами. Вышина ее простирается до 5.676 футов над поверхностью моря, следовательно, гораздо ниже Пилата. И вид ее несравненно кротче, не так дик и ужасен. Бока Риги усеяны шалашами. Множество часовен и крестов, возвышающихся друг над другом, свидетельствуют благочестие древних швейцарцев, не погасшее и ныне в народе. До сих пор каждое воскресенье горные пастухи и жители окрестных деревень собираются, особенно в церкви Богородицы-на-Снегах, где, помолясь, проводят праздник в гимнастических играх, так любимых горцами. Дни св. Магдалины (22 июля) и св. Лаврентия (10 августа) принадлежат к годовым праздникам, на которые собирается множество богомольцев и посетителей: первый дается при так называемой Капуцинской гостинице и есть собственно пастушеский праздник, второй на Холодных водах. Вершина Риги называется Кульм (Culmen): на ней поставлен крест, видимый в хорошую Долондовскую трубку из Цюриха[158], и устроена прекрасная гостиница. Вид оттуда восхитительный; круг зрения простирается больше чем на 200 верст.
В 1820 году на самом острове Кульма построили род деревянного бельведера для тригонометрических измерений, которым не оставляют пользоваться и путешественники. Прогулка на Риги есть один из прекраснейших эпизодов швейцарского путешествия.
Горная тропа к вершине Риги в Альпах
Центральной Швейцарии. Гравюра XIX в.
Между этими двумя исполинами толпа других, постепенно возвышающихся гор составляет богатую раму великолепного Люцернского озера. Всех ярче бросаются в глаза утесы Биргенштока, преломляющие бассейн озера с юга. Из-за них возвышается Блюм-Альпе; здесь Титлис, Криспальт; там грозное темя Веттергорна, покрытое вечным снегом. Люцернское озеро принадлежит к прелестнейшим озерам Швейцарии. Оно называется иначе Озером Четырех лесных городов, потому что так назывались в древние времена четыре вкруг него расположенные кантона: Люцерн, Швиц, Ури и Унтервальден. Подобно всем озерам Швейцарии, оно принимает в себя Рейссу[159], свергающуюся с вершины Сен-Готара нитью бурного горного потока, и выпускает ее могучею рекой при самом Люцерне. Длина озера от Люцерна до Флюэлена содержит около 9 лье, а самая большая широта между Кисснахтом и Альпнахом не больше 5 лье. Поверхность возвышается над морем на 1.320 футов. Глубины в иных местах до 66о футов. Плавание по нем небезопасно по причине частых бурь и неприступных утесов, в иных местах перпендикулярно вырастающих из волн, так что нет возможности пристать к берегу, если захватит буря. Сверх того, около Флюэлена нередко огромные камни срываются с гор и падают в озеро. Между тем нет другого средства пробраться от Люцерна до Флюэлена, через который лежит большая Итальянская дорога, единственный путь сообщения между Ломбардиею и Северною Швейцариею. Так как перевоз составляет главную промышленность жителей трех малых прибрежных кантонов, то они никак не соглашаются на введение пароходов, которые так облегчают путешествие на других больших озерах Швейцарии. Надо ввериться искусству и опытности судовщиков, и они, правду сказать, мастера своего дела. Зато какое наслаждение можно купить ценою этой отважности? Берега Люцернского озера не имеют себе подобных в дикой, романтической прелести, перед которой ничто могучая кисть Сальватора Розы[160].
Все эти подробности узнал я от доброй г-жи Миллер, хозяйки «Весов», которая явилась скоро спросить, не имею ли я нужды в проводнике, чтоб погулять по городу.
– Натурально! Покорно благодарю! Сделайте милость!
– Мартын! – крикнула она, вышедши на лестницу. – Пошлите Мартына к господину № 16.
– Ну вот, – подумал я, – ныне поутру читал я в газете «La Jeune Suisse» ужасную выходку против нас, русских, за то, что будто у нас считают людей не по именам, а по нумерам: г-жа Миллер, верно, не читает этой газеты; иначе она, конечно б, не дозволила себе такого северного варварства…
Явился Мартын. Это был маленький человек, лет за пятьдесят, немного косой, немного хромой, но живой и легкий, как перо. Глаза его горели так светло, язык ворочался так быстро, что я тотчас догадался, что в естественный огонь его характера попало несколько капель виноградного масла.
– Куда угодно господину? – спросил он меня, смерив с ног до головы своим косым взглядом.
– Смотреть город, – отвечал я. – С чего бы начать только?
– Разумеется, с Торвальдсенова «Льва», – отвечал Мартын, – а там в собор… а там в арсенал… а там, если успеем…
– Хорошо, хорошо! Договорим дорогою.
Мы отправились.
В полуверсте, не больше, за чертою города, вправо от большой дороги в Цюрих и Цуг, находится прелестный Английский сад полковника Пфифера[161]. Здесь увековечена память храбрых швейцарцев, погибших в Париже в несчастные дни ю августа и 2–3 сентября 1792 года[162]. Памятник достоин воспоминания!
В скале, к которой примкнут сад, высечен лев, символ благородного мужества сынов Швейцарии, пронзенный копьем; он издыхает, прикрывая собою щит, украшенный лилиями, которого защищать больше не может. Наверху ниши, занимаемой львом, читается надпись: «Helvetiorum fidem ac virtuti»[163]
Внизу следующая подпись:
Die X augusti, II et III septembris, MDCCXCII, haec sunt nomina eorum qui ne sacramenti fidem fallerent,
fortissime pugnantes
cedderunt:
duces XXVI.
(следуют имена)
milites circiter DCCLX,
(следуют имена)
sollerti amicorum cura
cladi superfuerunt:
duces XVI,
(следуют имена)
milites circiter CCCL,
(следуют имена)
Huius rei gestae cives aere collato perenne monumentum posuere Studio C. Pfyfer, arte Thorvaldsen, opera A. Ahorn[164].
Только гений Торвальдсена мог так верно постичь и так достойно выразить поэзию увековечиваемого воспоминания. Создание удивительно как просто, но выраже