– Что зря? – не поняла Дора.
– Ну, вырастили тебя? – невинно поинтересовалась «сестрица».
– Иди ты! – обиделась Дорофея. Она только расслабилась, и на тебе, шпилька.
– Ладно, мир. Давай дальше смотреть, – пошла на попятную Машка. – Главный в Барске мэр. Все вопросы науки и образования города курирует Комиссия по развитию, в которую входят помимо мэра еще одиннадцать чудиков, – быстро просмотрев текст, подытожила она. – По делу все.
– Погоди. – Взгляд Доры зацепился за имя «Вероника Ильина». – Можно просмотреть, кто она?
– Без вопросов.
Машка нажала на ссылку. Девочкам с монитора улыбнулась их мучительница и наставница в одном лице – Ника.
– Оба-алдеть. – Маха заерзала на диване. – Не просто так тетка с улицы, специалист по психологии клонов, руководитель второго по величине Центра клонирования России. Дорка, она к тебе в мозги залезет, даже туфли не снимет, так каблучищами и потопчется по выращенной черепушке.
– Это мы еще посмотрим! – фыркнула клонированная Иванова.
Дальнейшее изучение Интернета показало, что про мигрантов между мирами можно прочесть только в фантастической литературе, очень далекой от науки.
Про Барск информации оказалось катастрофически мало, и она являла собой перепечатку с официального сайта города.
Дора, не привычная к таким объемам чтения, оставила Машку разбираться во множестве букв и слов, а сама подошла к стеклянной стене. В этот раз не ощутив особого волнения, устремила взгляд на вечерний город, пылающий множеством огоньков.
Высокие небоскребы, гораздо выше Гремящего дракона, угадывались во мраке, похожие на звездолеты из игр. Кажется, сейчас прямоугольнички их окон вздрогнут, темная масса зданий покачнется и медленно, величественно поплывет в небеса, оставляя след из дыма и меркнущих клочьев плазмы.
Как там родители на орбитальной станции? Они никогда не вернутся на землю. Мама ждет ребенка, а это приговор. Выношенное при искусственной гравитации дитя не выживет на Земле, где сила тяжести в полтора раза выше. А вернуться раньше срока не позволит контракт.
Черная гладь озера опустела. Запоздалый теплоходик спешил к пристани. Возле нее качались, искажались в воде пятна света от вереницы фонарей.
Девушка не сразу поняла, что Маша зовет ее, так и стояла, прижавшись лбом к холодному стеклу.
– Слушаю, – произнесла она, не желая отводить взгляд от дрожания света на воде.
– Тут, оказывается, какой-то древний город под озером. До озера был песчаный карьер, где находили черепки, даже какие-то глиняные фигурки, а потом рабочие докопали до подземной лужи. Вода хлынула на поверхность, и образовалось озеро.
– Забавно. – Девушка с трудом оторвала взгляд от окна и подошла к Маше. – И что?
– Как что, здесь когда-то жили древние люди. Интересно ведь.
– В любом месте Земли когда-нибудь кто-нибудь жил. Я тоже смотрю на вас, как на невероятную древность, все пытаюсь дозваться макросеть, хотя чипа за ухом нет. – Она вопросительно посмотрела на «сестру». – Может, плюнем на ученых и сбежим?
– А тебе домой не хочется? – удивилась Маша. – Мама уверена, только в Барске тебе могут помочь вернуться. Не сейчас, конечно, – примирительно исправилась она. – Через три года.
– Глупости, – начала Дора, но потом задумалась. – Мне Бета обещал около трех лет сафари по доисторическим землям, в смысле, по вашему миру, после он оживит мое тело, и душа фьють – вернется обратно. Хотя, если родители поднимут шум, возвращение может оказаться скоропостижным.
– А они у тебя какие? – заинтересовалась Машка.
– Такие же, как и твои. С поправкой на прогресс, конечно. Космобиологи по образованию. Безумно занятые, мечтают перекроить меня по своему образу и подобию.
– Мои такие же, – вздохнула Маша. – Только их это не оправдывает.
– В чем проблема? – насторожилась Дора.
– Прикинь, они о тебе еще зимой знали, а сказали только при твоем появлении! Молчали до последнего, врали в лицо, глаз не отводя! – Маха обиженно сжала кулачки.
Да, тут загадка из загадок. Дорофея сделала в памяти еще одну зарубку – как можно скорее разобраться, когда же о ней узнали и почему.
– Не хнычь! – поморщилась она. – Ты бы с утра до вечера представляла, что в твоей голове завелся новый человек. Он и без меня завелся бы. В смысле, ты бы с ума сошла от таких дум.
– Просыпалась утром, заглядывала бы на чердак и высматривала – есть там кто или нет, – улыбнулась успокоенная Маша. – Я как-то об этом не думала.
– Что ты решила – остаемся или нет? – испытывающе посмотрела на «сестру» Дора.
– Я бы осталась, – призналась она. – Очень беспокоит, зачем они с нами так носятся. Видишь, наставницу из Комиссии назначили. Оказывается, мы такие великие, даже не знаем почему.
Дора улыбнулась и одобрительно кивнула. Она заинтересовала своего двойника. Значит, они будут действовать заодно, а это облегчит получение информации. Да и вместе веселее.
Убедившись, что девушки устроились спать, утомленные длинным днем, Ника поднялась со скамейки в парке неподалеку от небоскреба, вынула из правого уха наушник прослушки и, поднеся к губам узкое запястье, обвитое широким браслетом со встроенным коммуникатором, шепнула:
– Мои мухоловки помирились, теперь с ними можно работать.
Ответа не последовало, но Ника знала – ее услышали и поняли правильно. А потому волноваться не стоит.
Председатель передал девчонок в ее распоряжение. Бывший муженек второй день впустую сотрясает воздух возмущениями и жалобами. Сторонников у высоколобого зазнайки немного, ничего он не добьется. Правда, в Комиссию затесалась белобрысая курица Инга и сразу принялась за интриги, заручилась поддержкой Гончарова и Обмылка. Но кто она такая, чтобы противостоять ей, Нике?
С началом работы в местных лабораториях рыжеволосой красавице метко дали прозвище Шило. Веронике оно даже нравилось. Она умела быть до безжалостного прямолинейной, могла уколоть противника, невзирая на его чувства и ожидания. И всегда выигрывала. Почти всегда.
Она неспешным шагом направилась к набережной, спустилась к песчаному пляжу, присела у черной кромки воды – сейчас спокойной, не по сезону холодной – и шепотом спросила:
– Что же ты такое? Что скрываешь в себе?
Вода, естественно, не ответила, вбирая в себя свет окон небоскреба и желтоголовых фонарей. В центре покачивалось лунное отражение, оставляя зыбкую зеленоватую дорожку.
Ника полюбовалась на игру света в четком зеркале озера и, что-то решив для себя, распрямилась, твердым шагам направилась к громаде небоскреба. От темного табачного киоска отделилась тень, сделала пару шагов следом, но потом остановилась, одумавшись, понуро опустила плечи и вновь слилась с мраком.
18 июня. Барск. Заводские окраины
Заканчивалась сессия, и Бронислав Виленович теперь появлялся в университете нечасто. Зато его можно было увидеть в офисе собственной фирмы и в лабораториях Барска. Как члену Комиссии, ему никто не чинил препятствий и не перечил, если высокопоставленный ученый желал ознакомиться с результатами исследований. Тем более если учеными были женщины.
Тридцативосьмилетний Броня этим пользовался, и сейчас, входя в неказистое на вид трехэтажное здание на заводской окраине Барска, он покровительственно улыбнулся Ирочке – аспирантке-биологу, одной из его шпионок.
– Бронислав, – боясь лишний раз вздохнуть в присутствии кумира, произнесла она, краснея, – Якорев получил интересные результаты. И я ему помогала, да. Знаете, после облучения мышей, они принесли потомство с транспозицией внутренних органов. Сейчас мы пишем статью в журна…
– Потом, – не дал ей похвастаться Броня. – Все потом. Гончаров здесь?
– Ага, – растерялась Ирочка. – На втором этаже. Он в двадцать шестом ка-би-не-те, – пробормотала она в спину удаляющегося Брони. Вот так всегда, когда ей так нужна его похвала и поддержка, он ее игнорирует. Но может быть, когда-нибудь…
Напрочь позабыв о влюбленной в него аспирантке, Броня пробежал по пахнущим реактивами коридорам, сильно смахивающим на больничные, и, не церемонясь, без стука ввалился в двадцать шестой кабинет.
Впрочем, Толик Гончаров давно смирился с манерами друга и нисколько не удивился, только проворчал:
– Мог бы позвонить.
– Некогда.
Броня плюхнулся на офисный стул с обломанным левым подлокотником (присесть в кабинете было больше не на что) и шумно выдохнул.
Толик усмехнулся, отодвинул от себя ноут и касанием пальца погасил висящий на стене экран, на котором мигали ровные столбики цифр. Дружба дружбой, а результаты интеллектуального труда врозь, Толик давно это усвоил.
– Злишься. – Он потянулся, поглядывая на Броню светлыми невыразительными глазами. – Зачем тебе эти девчонки?
– Надо. – Бронислав был не в духе. – Вообще первоначально я хотел отдать их Ольшевичу, – признался он, – но тому вчера днем стало плохо, скорая увезла. Я был сегодня у него в больнице. Врачи говорят – недолго осталось.
– Твой научный руководитель?
Броня кивнул. Жаль было старика. Никого ведь нет – ни семьи, ни детей. Всю жизнь науке посвятил, его, Бронислава, за сына считал, помогал, опекал, в круг академиков вводил. А сейчас уходит тихо и незаметно для окружающих.
– Ему уже под семьдесят, – пробормотал Гончаров, тоже многим обязанный Ольшевичу. – Хотя Кощей старше, а вон как бегает.
– То-то и оно. Дед утверждает, будто что-то его изнутри гложет, а врачи твердят – организм износился.
– Ладно, не отдали их Петру Тимофеевичу, не отдали тебе или мне… – Он пригладил черные волосы, скрывающие ранние залысины. – Сказочницу нашу никто вообще всерьез не воспринимает. Так что Вероника Ильина – лучший вариант. Не печалься, не станет с нами сотрудничать, отберем девчонок.
– Неужели ты не понимаешь, что с нами всеми происходит? – взорвался Броня. – Со всеми, друг?!
Толик потянулся, хрустнув суставами, и отдернул полуприкрытые жалюзи на окнах. В тесную комнатку хлынуло утреннее солнце, озаряя пыльный подоконник и застарелые пятна от кофе на краю столешницы и полу.