Вначале мы его приняли за нищего — об этом свидетельствовала его старая, поношенная одежда. Но даже в лохмотьях он имел гордый и величавый вид. За шерстяным кушаком запрятан был маленький кинжал с рукояткой из настоящего черного дерева, украшенного серебром и цветными камнями. Это оружие свидетельствовало о его знатном происхождении.
Дворянин из земляной хижины, наконец, нарушил молчание.
— Табак есть у вас?
— Есть, — ответил Мурад, хорошо говоривший по-курдски.
— Издали завидел вас, пришел попросить курева.
Мурад насыпал ему довольно много табаку.
Курд был очень благодарен, тотчас закурил трубку — видно было, давно не курил. Потом он поднялся и, опираясь на костыли, заковылял к хижинам. Не прошло и четверти часа, как он вернулся обратно. Шедший за ним человек поставил перед нами решето со свежеиспеченным хлебом, там же лежал сыр, заправленный пряной зеленью, и сухие сливки в два пальца толщиною. Дворянская гордость не позволила ему остаться в долгу, и он угостил нас великолепным завтраком.
Мы приступили к еде.
— Ты какого племени, крива? — спросил Мурад.
(Не знаю почему, армяне имеют обыкновение называть курдов «крива», что означает — кум).
— Из племени Врышик, — ответил курд с гордостью.
— Врышик? — повторил Мурад, словно сделав важное открытие. — А ты знаешь, крива, что твои предки были армяне?
— Я этого не знаю, — ответил курд обиженно, — а знаю, что мои предки были владетелями этой крепости.
— Как раз владетелями этой крепости и были армяне.
Курд опять не поверил, он указал на находившиеся вдали роскошные надгробные памятники и промолвил:
— Вот гробница моих предков.
— Твои предки-армяне жили задолго до этих гробниц, — настаивал на своем Мурад, — они назывались Рштуни, а этот край — страной Рштуни. От нахараров Рштуни произошло курдское племя Врышик, точно так же, как от Мамгунян нахараров — племя Мамыкани. Есть и другие курдские племена армянского происхождения.
— Может быть, — ответил курд полуубежденным тоном. — Мы раньше были сыновьями одного отца, братьями были, но дьявол посеял среди нас раздоры, смешал наши языки, мы перестали понимать друг друга, отделились друг от друга.
— Ты говоришь о временах Адама и Ноя, — прервал его Мурад.
— Я могу рассказать и о более близких временах, то, что видел своими глазами, о чем слышал своими ушами, — заговорил курд, желая показать свои познания. — Ты прав, эта крепость некогда принадлежала армянским князьям, владел ею род Кара-Меликов. Они были очень дружны с нами. Рожденные одной матерью братья не могут быть столь преданы друг другу, как мы. Вместе ходили в бой на врага, дружно делили добычу. Но дьявол попутал нас. Он вселил в сердце дяди моего чувство злобы: обманом зазвал он к себе Кара-Мелика и за ужином приказал заколоть его. Затем предал мечу всю семью его и завладел этой крепостью.
Казалось, я слышу знакомую повесть. Я нетерпеливо прервал его.
— А как звали брата вашего отца?
— Хан Махмуд.
— А Мелика, которого он убил?
— Мир-Марто. Он был мне близким другом. Самого младшего из его семерых сыновей, маленького Каро, я понес в церковь крестить. Перебили всех, ни один не остался в живых!
При имени Каро я взглянул на Аслана. Он мне сделал знак, чтоб я молчал.
Курд продолжал:
— Да, он был моим близким другом; часто мы с ним делили свой досуг, трапезу и мысли, тешили себя охотою. Бесподобный был человек! Такого храбреца, такого великодушного не встретишь не только у армянских дворян, но и среди всех курдских беков.
Быть может благородный курд и обрадовался бы, услышав о спасении сына его близкого друга, его крестника Каро. Об этой ужасной резне я слышал рассказ Зумруд, бабки Каро, когда она на смертном одре рассказывала ему повесть об ужасной участи его отца.
— Но бог покарал брата моего отца, — продолжал курд, — он не долго пользовался плодами своего преступного деяния…
— Как так? — спросил Мурад.
— Он заключил союз со злодеем Бедир-хан-беком, владельцем Джезирея, и стали они вместе разбойничать, опустошать Ванскую, Мушскую и Диарбекирскую области, беспощадно вырезывать всех армян. Узнав об этом, армянский халиф в Стамбуле (патриарх Матевос) обратился с протестом к султану, и султан послал многочисленное войско во главе с Османом-пашой для наказания мятежников. Осман-паша ничего не мог бы поделать с ними, если б ему не помогли армяне.
— Чем они помогли? — спросил Мурад.
— Армянский халиф Стамбула обратился с посланием к высшим духовным лицам Вана, Муша, Диарбекира и других областей, чтоб они, вместе со всем народом, оказали всяческую помощь войскам султана. В это время во главе армянских добровольческих отрядов стал Мелик-Мисак. Храбро воюя с Бедир-хан-беком и с моим дядей Хан-Махмудом, он одержал над ними победу, арестовал обоих и передал в руки Османа-паши. Вместе с семьями их отправили в Стамбул, посадили в тюрьму. Спустя некоторое время Бедир-хан-бека сослали на остров Крит, а моего дядю Хан-Махмуда отправили с семьей в Силистрию. Так отомстил Мелик-Мисак.
Последние слова престарелый курд произнес с особой горечью. Мы посмотрели друг на друга. Опять пришлось нам услышать знакомое имя, но рассказанная курдом история мне не была известна.
— В этих боях, — прибавил курд, — я был тяжело ранен. С тех пор я калека, передвигаюсь с помощью костылей. Затем нагрянули османы, разгромили крепость и всех видных храбрецов нашего рода сгноили в тюрьмах. Меня же, как человека полуживого, ни на что негодного, не тронули…
После ссылки Хан-Махмуда и Бедир-хан-бека был положен конец курдскому насилию и разбою в восточной Армении и, особенно, в областях Тарон и Васпуракан, и с тех пор там усилилась власть османов. Повествование курда радовало меня, главным образом, тем, что упомянутые злодеи пали от руки героя-армянина, того, который был нашим любимым воспитателем. Это был скрывавшийся в Персии под простым именем охотника Аво — таинственный человек — Мелик-Мисак. Он держал в глубокой тайне подвиги свои и прежнее свое величие.
Читатель, помнишь ли печальную историю жизни охотника Аво, которую в день святой богородицы рассказывал в своей палатке дядя Петрос? Он говорил, что охотник был могущественным Меликом Сасуна и Мокской страны. Он говорил, что армяне-танутеры[118] совместно с епархиальным начальником изменили ему, предали «курдскому князю». Днем заговора была назначена страстная суббота (канун пасхи). Когда Мелик-Мисак разговлялся со своей семьей за вечерней трапезой, вдруг бесчисленные враги окружили его крепость. Крепость подожгли, всех жителей вырезали. В это время преданный своему раненому господину Мхэ взваливает его на свои могучие плечи и отправляется с ним в Персию. Здесь Мелик-Мисак проживает в неизвестности под именем охотника Аво. Дядя Петрос довел свой, рассказ лишь до этого. Продолжение его я услыхал лишь теперь от старого курда. Я узнал, что таинственный охотник вновь появился под своим настоящим именем Мелик-Мисака и во главе добровольцев-армян боролся против деспотов, одержал победу над ними, отдал их в руки Османа-паши и этим «отомстил» им.
— За что он мстил? — спросил я старого курда.
— Бедир-хан-бек, — ответил он, — так же вероломно поступил со своим другом Мелик-Мисаком, как мой дядя Хан-Махмуд с Мир-Марто. И тот и другой погубили лучших своих союзников, чтоб завладеть их крепостями. Мелик-Мисак, князь Сасуна и Мокской страны, дружил с Бедир-хан-беком. Но последний оказался настолько подлым, что однажды ночью неожиданно напал на его крепость и всех перерезал. Мелика также считали погибшим, но, спустя годы, он словно вышел из могилы и отомстил…
Оба армянских князя — один владетель Востана, другой — Сасуна — пали жертвой подлой измены. Аслану, вероятно, известно было все это, но он не проронил ни слова, молча слушая исповедь старого курда, повествовавшего грустную правду…
— Вот видишь, крива, — заговорил, наконец, Аслан, — вы коварно уничтожили ваших друзей и союзников, поэтому остались одиноки и беспомощны и сами погибли. Вы хитростью завладели их крепостями, но пришли османы и отобрали их у вас. Если б вы жили в мире и согласии, всего этого не случилось бы.
Слова Аслана пришлись по сердцу обездоленному дворянину-курду, его скорбное лицо омрачилось еще больше.
— Правда твоя, правда, — ответил он с грустью, — мы сами вырыли себе могилу… Но кто же нас перессорил, кто посеял раздоры среди друзей и союзников? Те же османы. Тайные агенты их шныряли среди нас и натравляли на армян… Мы оказались наивными, не поняли, что тем самым они гибель нам готовят…
— Ну, а теперь не то же самое они делают, не натравливают вас на армян?..
— Как нет! Науськивают хуже прежнего… Да наши безголовые дворяне не понимают этого, не понимает и духовенство. К примеру сказать, вы, вероятно, слышали, что недалеко от нас, у подошвы горы Артос, живет великий Шейх. Он божий человек, святой повелитель, я согрешил бы перед аллахом, если б хоть немного усомнился в этом. Но он горячий человек. Сколько раз его натравляли на армян!.. Сколько раз он разорял армянские области и истреблял армян… Курды беспрекословно подчиняются ему. Достаточно встать ему поутру и сказать, что во сне пророк повелел ему перерезать всех гяуров (неверных), как курды возьмутся за оружие и начнут истреблять армян. Не будь «прорицателя», много бед бы он натворил!..
— А кто этот «прорицатель»? — спросил Аслан, словно не зная его.
— Сказывают, будто из Аравии, родины пророка. Подлинный святой, всё знает. О чем ни спроси, ответит тебе. Уж на что Шейх — мудрый человек, и тот часто обращается к нему за советом.
— Стало быть, вы недовольны османами?
— Как мы можем быть довольны? Они посеяли раздоры, перессорили нас не только с армянами. Вы не отыщете ни одного курдского племени, которое не враждовало бы с другими племенами. Брат поедом ест брата. Не то было до этого — царила любовь, единение было, всяк знал свое место — младший чтил старшего, а старший заботился о младшем. Теперь все перевернулось. Вчерашний слуга, чистивший навоз из-под моих лошадей, теперь именует себя мудиром, каймакамом, пашой себя называет, и я должен склонить перед ним голову. Лучше сойти в могилу, чем опозорить свою седину…