Майор сделал паузу, ожидая ответа на поставленный вопрос.
– Окружение?..
Ни один мускул не дрогнул на прокуренном лице Углищева.
– Мыслишь в правильном направлении. – Майор достал из нагрудного кармана портсигар и, раскрыв его, протянул Аникину. Андрей взял папиросу.
– Угроза есть… – доверительно и в то же время жестко чеканил ротный. – Но окружения не будет. В помощь нам от Белого Верха перебрасывают артиллеристов и танки. Часть из них уйдет южнее, наперерез немецким частям. Встретят их там, укрепят наши южные фланги… Наша задача – в это время стянуть на себя как можно больше вражеских сил. Чтобы они поперли сюда, на выступ наших позиций…
– Товарищ майор, нас на роту – не больше двадцати строевых…
– Знаю, только что прибыло пополнение. Элита! Не то что твои уголовнички. Летчики.
– То есть?.. – непонимающе переспросил Аникин.
– То и есть… – усмехнувшись и покачав головой, ответил майор. – Авиационный полк расформировали, часть экипажей подвели под приказ «Ни шагу назад!». Разжаловали – и к нам, в штрафную.
– За что их?
– Больно любопытный, Аникин, – устало отозвался майор.
В сыром, застоявшемся воздухе блиндажа клубы дыма от майорских сигарет застаивались густо-сиреневыми полосами. Выпустив очередную порцию табачного тумана, ротный уточнил:
– Кузнецов в полку выяснил…
Старший лейтенант Кузнецов числился при штабе роты штатным делопроизводителем. Человек, которого побаивался даже своенравный, склонный к самодурству Углищев. Не зря Кузнецов был с дивизионными «особистами» на короткой ноге. Ему единственному в роте были известны все мельчайшие подробности прежних, тернистых путей-дорог прибывающих в роту штрафников. По должности полагалось.
– Летчики эти… – вновь глубоко затянулся майор. – Авиаполк получил приказ – с воздуха поддержать операцию. А у них треть эскадрилий – на земле. На приколе. Подняться в воздух не могут по причине неисправности летных машин. То ли техники виноваты, то ли со снабжением подкачали. В общем, разбираться не стали – все экипажи и техобслуживание – по штрафным. Кого – в штрафбат, кого – к нам.
– Хорошенькое дело, летчики… – заметил вслух Аникин. – Они ж, товарищ майор, и винтовки в руках не держали. Одно дело – воздушный бой и все такое, а другое – в атаку, по грязюке да с рукопашной…
– Ну, по грязюке-то оно, понятное дело… – поморщившись от едкого дыма, произнес майор. – А что лучше, когда к тебе уркаганов, с заточками за голенищем, направляют? Главное, люди свои – армейские. Устав знают, тактике боя обучены. А где ее применять, в воздухе или в болоте, это уже дело второе. Это уже твоя забота, Аникин, правильно задачу им поставить…
Углищев хлопнул своего комвзвода по плечу.
– К тому же не забывай, что летный паек не чета нашему. Так что пополнение к тебе придет – ух… богатыри. Добры молодцы!
– Слава богу, по части еды не жалуемся… – заметил Аникин.
– Верно мыслишь, Аникин… – одобрил ротный. Лицо его вдруг снова посуровело. Взгляд стал жестким и колючим.
– В общем, слушай, взводный, задачу. «Катюши» к вечеру должны ударить по немцам. На нашем направлении. И артиллерия… А потом жди дорогого гостя.
Майор помолчал пару секунд:
– Думали нас дальше кинуть. Продолжить, так сказать, разведку боем. Да я дивизию отговорил. Что там – чистое поле, буераки да перелески. А тут рубеж надежный. Фашисты на совесть постарались.
– Так ведь для себя же старались… – заметил Андрей, притушив сигарету и экономно спрятав ее во внутренний карман гимнастерки.
– Это как посмотреть… Сейчас это – ваше хозяйство.
Углищев сделал особое ударение на слове «ваше»:
– Так что вцепиться в рубеж и держать во что бы то ни стало. Мы должны сдерживать их как можно дольше. Авиацию обещают…
– Так они ее и дают… Только в пехотном варианте… – проговорил Аникин.
– Смотри ты, какой остряк… – рассмеялся Углищев. – Молодец. Духом не падать… Должны держаться, пока танки не придут. Окопайтесь там хорошенько.
– Так немец уже за нас окопался. Разве что баню там не соорудили… – откликнулся Аникин.
– Вот-вот. О том и речь… – проговорил Углищев. – С патронами, сам знаешь… Поэтому что успеют из полка доставить, то наше. А так… и трофеями не брезгуйте. Попало что в руки-то?
– Да кое-что попало. На нашем рубеже… Два «МГ», противотанковые – два. «Сорокапятка» одна… – по-хозяйски перечислил Андрей.
– Ничего себе, кое-что… – ожил ротный. – А с боеприпасами как?
– Да запасливые эти гады, – заметил Андрей. – Я думал, они на нас все истратили. Во время нашей разведки боем… А там порядочно еще осталось. В доте запасец… Еще несколько ящиков с гранатами, ленты пулеметные.
– Хорошо. Из летчиков на пулеметы поставь кого… У них там стрелки-радисты должны быть.
– Слушаюсь, товарищ майор.
– Ладно. Иди к старшине. Там твои кучкуются. Принимай летунов под команду и вперед, на позиции. Кстати, по части жратвы. Вечером получите дополнительный паек. Да… и напомни старшине про бидон. Понял? Дивизия выделила. Вопросы есть?
– Никак нет… – отчеканил Андрей. – Разрешите идти?
– Иди… – устало произнес майор. Аникин развернулся на каблуках и направился к проему перекрытий блиндажа.
– Аникин… – окликнул его ротный на выходе. – Погоди… – Он помолчал с секунду и потом произнес: – Если продержимся, получишь бумагу на «искупление». И твои архаровцы. Летчики не в счет. Мне еще воевать с кем-то надо… На награду представлю…
Андрей помолчал, а потом спросил:
– Разрешите идти?
– Иди. Про бидон не забудь…
Вечером Саранка и Кудельский принесли в окопы бидон, о котором говорил ротный. Десять литров чистого спирта. Андрею дегустировать дивизионные дары было некогда. На ходу знакомился с вновь прибывшими и с места в карьер вводил в курс боевой задачи.
Наглядно убеждался Аникин в правоте майора Углищева. В роту «летуны» пришли, считай, одним коллективом. Даже после того, как их разбили на более мелкие партии и распределили по взводам, атмосфера высокой выучки и дисциплины в «осколочных» ячейках ощущалась явственно.
Сразу по поведению, по коротким, но емким ответам чувствовалась – хорошая армейская школа у новоиспеченных штрафников. Ни тебе ненужных и глупых переспросов, ни манерничанья и ломания на публику, ни стремления затеять конфликт на ровном месте. Совсем не то, что разношерстная толпа бывших лагерников. Как говаривал Крага, «сброд блатных и нищих». Вроде тоже к несвободе привыкшие, но вышколенные совсем другими законами.
Тут, раздавая «авиаторам» оружие, Андрей вдруг впервые остро ощутил себя в «командирской шкуре» и в этой абсолютно новой для себя гамме ощущений почувствовал великую разницу между двумя несвободами – армейской и лагерной. Вроде бы и там и там во главе угла – дисциплина и подчинение. Но в армии выполняют приказ во имя великого народного дела – защиты Родины, а в зоне – чтобы сберечь свою шкуру среди неписаных законов, придуманных не для людей, а для волков.
Вот приди к нему двадцать человек с лагерного эшелона, он бы на них полдня потратил. А тут – за час управились. Раньше, будучи рядовой единицей, Андрей о таких вещах и не задумывался. Исполняй приказ, а остальное – не твоего ума дело. И после смерти Колобова, когда он уже стал взводным, по инерции он где-то в глубине души продолжал рассуждать с этой, рядовой позиции. Может, и прав ротный, что только сейчас Аникина за взводного признал. Тут по щучьему велению не переменишься. Тут время нужно и проверка, само собой.
И вот он словно увидел все то же, но по-другому, как-то сверху, что ли. Точно раньше из окопа смотрел, а сейчас на бруствер взобрался. И многие вещи стали яснее – и проще, и сложнее одновременно. А все из-за этих летунов. Принесла же их нелегкая в штрафную… Чинили бы свои самолеты вовремя и горя бы не знали. Продолжали бы свою гречку с мясом в летных столовых уминать. Говорят, им там официантки прислуживают. Спросить надо будет как-нибудь на досуге. А пока некогда…
– Есть стрелки-радисты? Шаг вперед… – выстроив новичков в шеренгу, по-командирски спросил Аникин. Трое вышли. Как раз на каждого по крупнокалиберному немецкому трофею. Андрей распределяет.
– Фамилия?
– Рядовой Еремин! – докладывает русоволосый широкоплечий парень с лихо задвинутой на затылок пилоткой. – Разжалован из…
– Отставить… Воспоминания… – обрывает Аникин. Он невольно подбирается и приосанивается, чтобы не ударить перед летунами лицом в грязь. – Ваше прошлое интересно только офицеру-делопроизводителю. Ваше настоящее – штрафная рота. Вопросы есть?
– Никак нет, товарищ Аникин! – бодро отвечает рядовой.
– Отлично. За вами, Еремин, закрепляется крупнокалиберный немецкий пулемет «МГ», захваченный сегодня утром в ходе разведки боем. Вам ясно?
– Так точно, товарищ командир.
– Коробки с патронами получите после построения. По помощнику есть кандидатуры?
– Есть, товарищ командир…
Лишних вопросов не задают. Предложения – только дельные. «Так точно, товарищ командир» и «Никак нет». Так, в ускоренном темпе, Аникин распределяет между вновь прибывшими трофейные «МГ», противотанковые ружья и боеприпасы к ним. Затем сжато – о боевой задаче, о том, что фашисту, если сунется, надо дать по зубам. Отдельно – по пулеметам, распределяет секторы обстрела, дает указания по пэтээрам, если танки попрут. Тут же, после команды «вольно», каждый, как на занятиях, приступает к осмотру полученной огневой силы. Вот это выучка…
Вся эта суета с пополнением развеяла хмурые мысли, которые обложили Андрея после общения с ротным. Передышка в запасном полку катилась ко всем чертям, не говоря уже об «искуплении» и переводе в строевую часть. Хотя, может, оно и к лучшему. Андрей уже не раз убеждался, что загадывать на фронте наперед – самое последнее дело. Так что лучше не забывать о первом правиле штрафника – «живи настоящим».