После ужина объявили построение. Сосед по шеренге, черноволосый южанин с явным баварским акцентом, шепотом сообщил Отто, что так обычно бывает всегда.
– Строевые занятия после ужина. Капитан называет это моционом после еды. Чтобы пища лучше усваивалась… – успел сообщить черноволосый Отто, пока они строились.
– Капитан Шваб? – переспросил Отто.
– Да… наш ротный… – шепотом констатировал черноволосый. – Признаться, пока его не было в роте и его подручного Фридриха, мы почувствовали себя людьми. Нас прикрепили к роте лейтенанта Аушвица. Командир первой роты хоть на человека похож…
Черноволосый не успел договорить фразу, как приклад ткнул его в затылок.
– А ну строиться! – рявкнуло над самым ухом Отто. Ему достался следующий тычок. Сил для удара конвойный не жалел.
Но прервать начатый разговор было не так просто. Арестанты подобрались и замерли в ожидании, пока к ним присоединятся выбегавшие из палаток.
– Меня зовут Марк…
– Отто…
Черноволосый изобразил подобие улыбки.
– Наш ротный – последняя сволочь… Не может заснуть спокойно, пока не укокошит кого-нибудь. Его из Заксенхаузена перевели. Некоторые из штрафников знают его по тому лагерю. Там, говорят, был сущим зверем…
– Заксенхаузен?..
– Да, ты что, тоже там был? – оживился шепот Марка.
– Нет… – чуть помедлив, прошептал Отто. – То есть да. В самом городе, еще в мирное время… У меня там девушка…
– Да… Мирное время… – каким-то отсутствующим голосом прошептал Марк. Глаза его как-то странно заблестели. Наконец Отто понял. Это блестели слезы.
Конвоиры против обычных правил не скомандовали «смирно», позволив стоящим в ротных «коробках» ослабить стойку. Сами охранники собрались у крайней палатки. Стояли и курили. Клубы никотинового дыма дразняще наплывали на шеренги штрафников.
– Не пойму, чего они без нашивок? И Фридрих этот… – осторожно, оглядываясь по сторонам, спросил Отто.
– Они из бывших… – как ни в чем не бывало ответил Марк.
– То есть?.. – переспросил Отто.
– Из штрафников. Вооруженный взвод на две трети укомплектован из тех, кто «искупил». Вооруженный взвод – вот предел мечтаний, к которому мы должны стремиться. Ведь это самая первая ступень искупления.
Марк сделал паузу и сокрушенно вздохнул.
– Хотя большее здесь и не светит. Я тут вторую неделю. Те, кто дольше, говорили, что еще ни один штрафник отсюда не переводился в строевые части. Даже в пятисотые батальоны[5]. Ты понимаешь?..
Для Отто известие, что их охраняют бывшие штрафники, стало неожиданностью.
– Так они же…
– Известное дело: хочешь выжить – убей другого… Как тут иначе докажешь старание.
Марк покачал головой:
– Честное слово, конвоиры из назначенных так никогда не звереют, как эти, «искупившие». А командованию невыгодно тратить испытанных солдат из строевых частей на «штрафников», вот они и придумали такую форму поощрения.
Вдруг конвоиры словно всполошились. Засуетились, а Фридрих, в роли главного, рявкнул на весь строй: «Смирно!».
К ним быстрым шагом приближался сухопарый офицер с желчным лицом. На нем была форма полковника. Следом, старясь не отстать, но все равно не поспевая, двигалась группа в офицерских мундирах. Среди них выделялся высоким ростом и капитан Шваб. Чуть поодаль, позади всех, грузно ступал толстяк в форме гауптфельдфебеля.
Полковник остановился прямо против строя и по-хозяйски расставил ноги, заведя руки за спину.
– Солдаты!..
Пауза тяжелой свинцовой плитой повисла над штрафниками.
– Да, да, я не оговорился… Солдаты! Для вас еще есть шанс вспомнить об этом великом звании – воплощении самых заветных чаяний каждого достойного сына нашей Герамнии.
Еще одна пауза. Желчное лицо полковника поворачивается, словно шаровое гнездо танкового пулемета. Его ядовитый взгляд буравил всех, одного за другим, будто стремился проникнуть в нутро каждого арестанта.
– Здесь, под Сталинградом, решается судьба мира и великого тысячелетнего рейха! Здесь решается и ваша судьба!
На последних словах он сделал особое ударение. Отто уже успел заметить, что все начальствующие чины и в зенитной «учебке», и в армии, и в штрафных подразделениях отличались отменным красноречием и такой же говорливостью. И ораторствовали они, будто читали один и тот же текст, написанный и подсунутый им чьей-то рукой. Как будто непрерывно работал радиорепродуктор.
После речи полковника командование приняли командиры рот. Капитан Шваб был явно не в настроении. Видимо, тоже устал с дороги. А тут вместо отдыха проводи на плацу занятия по строевой подготовке. Дождавшись, пока полковник удалится в свою бревенчатую резиденцию, ротный тут же перепоручил ведение занятий своему подручному. А Фридрих рад стараться. Удары прикладами и коваными сапогами градом посыпались на марширующих арестантов.
– Сегодня точно не досчитаемся кого-то… – успел прошептать Марк. Вдруг огненная вспышка, сопровождаемая оглушительным взрывом, взметнулась вверх. Взорвалось возле сторожевой вышки, той, что возвышалась у ворот. Пламя тут же охватило деревянный каркас и будку, где находился караульный и пулемет «МГ» на станине. С раздирающим нервы криком охранник перевалился через перила полыхающей смотровой площадки и горящим мешком упал вниз. Звуки беспорядочной стрельбы нахлынули из-за периметра территории подразделения. Казалось, палят со всех сторон. Еще один взрыв, словно спички, поломал опоры соседней вышки, и она вместе с конвойными-автоматчиками опрокинулась на плац. В суматошную какофонию выстрелов добавились вопли раздавленных.
Арестанты и конвоиры из вооруженного взвода в панике метались по плацу. Охранники наугад с вышек палили в темноту из винтовок и автоматов. Отчетливо слышался глухой стук двух пулеметов «МГ», оставшихся в наличии. Отто не раз приходилось вести на своей зенитной установке ночные дуэли с русскими летчиками. По светящимся пунктирам он сразу сообразил, что неприятель нападает не со всех сторон. Действуют слаженно, четырьмя группами, с четырех сторон огороженного пространства подразделения. В первую очередь стремятся ликвидировать огневые точки на вышках.
Еще один взрыв, не такой силы, как первые два, разметал пулеметное гнездо на вышке, стоящей вплотную к лесу. Скорее всего, удачный бросок гранаты.
Безоружные арестанты, пригнув головы, пытались найти хоть какое-нибудь укрытие. Но на открытом пространстве подразделения сделать это было сложно. Одна за другой загорелись палатки арестантских рот. Черные тени и силуэты мелькали на фоне разгорающегося пожара. Офицеры и часть солдат из вооруженного взвода прижались к деревянному зданию штаба. Они залегли по кругу, пытаясь организовать какое-то подобие обороны. Сквозь нарастающий грохот выстрелов доносились крики команд, раздаваемых офицерами. Среди них выделялся истеричный голос капитана Шваба.
Отто, Марк и еще несколько арестантов из их роты укрылись за бидонами, выстроенными возле грузового полугусеничного «Даймлера» с походной кухней, и оказались отрезанными от основой группы арестантов.
В это время еще огрызавшиеся очередями вышки заполыхали в ночи яркими факелами. Все внимание нападавших сосредоточилось на державших оборону вокруг здания штаба. Окруженные, видимо, понимали, что попали в ловушку, но мысль, что враг со всех сторон, делала их отчаяннее. Наконец враг обрел видимые формы. В проемы, образовавшиеся с трех сторон периметра забора после взрывов гранат, просочились черные фигуры нападавших. Они действовали умело, перебежками добирались до безопасных укрытий, постепенно окружая основной очаг обороны.
Бой становился все ожесточеннее.
– Нам нужно оружие… – процедил Отто.
На территории плаца лежали тела убитых и раненых. Большинство из них были арестанты. Но возле некоторых лежали винтовки и «шмайсеры». Но добраться до них не представлялось возможным. В их сторону укрытый гусеничными траком грузовика подползал один из конвойных. В полумгле, освещенной заревом горящих палаток, рассмотреть солдата можно было с трудом. Ясно было одно – он из охраны, так как полз он со стороны валяющихся в пыли трупов. В бликах пламени тускло блестел вытянутый корпус «шмайсера», который он тянул за ремень.
На всякий случай решили подстраховаться. С трофейным «шмайсером» могли вполне ходить и русские. Как только он приблизился к колесу грузовика, Марк и Отто повалили его, прижав спиной к земле. Марк не сдержался, матерно выругавшись. Это был Фридрих.
Он нервно засмеялся и затараторил скороговоркой, быстро-быстро, о том, что надо обороняться. Он все время добавлял слово «товарищи», словно видел в этом «комраде» спасительную соломинку. Марк с Отто продолжали прижимать конвоира к земле.
– Это Фридрих… – как-то странно, опять матерно выругавшись, прохрипел Марк двоим арестантам. Отто видел, как изменились лица всех троих. Они с невидящими глазами оттолкнули Отто и накинулись на конвоира. Точно испугались, что кто-то может отнять у них миг исполнения самого заветного, казавшегося несбыточным, желания – скорой на руку, но кровавой мести.
Отто понял, что этим троим лучше сейчас не мешать. Он отполз на шаг и прижался спиной к холодной стенке бидона, слыша, как в грохоте боя хрипит и бьется о землю тело Фридриха. Тот сразу понял, что его ждет. Со звериным остервенением он вдруг завертелся, судорожно закрутился на месте, точно сквозь него пропускали электрический ток. Но руки и тела арестантов, изможденные, обессиленные побоями и голодом, присосались к нему, точно камни, налившись нечеловеческой, животной силой мести. Один держал его за руки, коленом со всей мочи, на какую был способен, вдавливал ему пах и живот, второй стиснул хрипящее горло. Марк, вырвав из руки агонизирующего автомат, бил тяжелым цевьем по лицу, по глазам, по губам, по носу.
Голова Фридриха превращалась в кровавое месиво. Она еще дергалась, хрипя и агонизируя, словно пыталась увернуться от ударов. Все трое делали свое дело молча. Руки Марка методично и резко опускали автомат на лицо охранника, и стук постепенно становился все более хлюпающим. Он прекратился только тогда, когда тело Фридриха перестало шевелиться.