да уже не стану той Тарисай снова.
– Я должна вам всем кое-что сказать, – прошептала я, уставившись в пустоту. – У меня случаются видения. Мертвые дети, похожие на того, кто убил Таддаса. Одного я видела прошлой ночью на торжественном вечере – и еще одного сразу после помазания Дайо. Я не знаю, хотят ли они мне помочь или навредить.
– Правда? – Эмерония, изучавшая сверхъестественные явления в качестве Верховного Мага, тут же встревожилась. – Когда обычно эти создания появляются? Когда ты делаешь, думаешь или чувствуешь что-нибудь определенное?
Я задумалась, прикусив щеку. Первый ребенок появился, когда я была полна надежды, думая, что сумела спасти Таддаса. А второе видение настигло меня в зале, полном танцующих людей, пока я наслаждалась триумфом своего Вечера Мира. И наконец, за мгновение до того, как зал показался мне массовым мавзолеем… я праздновала помазание Дайо.
«Как ты можешь праздновать? – шипели призраки. – Как ты можешь жить, когда мы мертвы? Ты делаешь недостаточно. Недостаточно. Заплати за наши жизни».
– Я не уверена, – сказала я наконец. – Не совсем. Я только знаю, что каждый раз, пока не появлялись видения… мне почти казалось, что я справляюсь. Что я делаю все возможное и заслуживаю быть Лучезарной. Заслуживаю быть императрицей. А потом голоса заставляют меня чувствовать себя… бесполезной. Чувствовать, что в мире слишком много зла, слишком много несправедливости, и я должна это исправить.
– Это странно, – сказала Эмерония, снова заглядывая в свой шар. – Я слышала о созданиях из Подземного мира раньше, но…
– Думаешь, это тени? – спросила я с надеждой. Если эти видения – настоящие духи, то я, по крайней мере, не схожу с ума.
– Не совсем, – сказала она медленно. – Тени – это души недавно умерших. Они посещают наш мир, только если их призвать, и даже тогда могут не явиться на зов. После этого они присоединяются к Шествию Эгунгуна и направляются к последнему пристанищу в Ядре. Но некоторые тени не добираются до Рая. Они просто… остаются там, не способные упокоиться с миром. А иногда…
Она помедлила.
– Говорят, абику поглощают потерянные души. Оскверняют и изменяют их, создавая нечто, что существует на грани между жизнью и смертью. Они могут появляться как в виде духа, так и во плоти и известны тем, что смешивают правду и ложь. Тар… тебя преследуют оджиджи.
По моим покрытым узорами рукам пробежали мурашки.
– Это не могут быть они, – возразила Кира. – Оджиджи полны ненависти, они всегда подбивают человека совершить зло. Уничтожать себя и других. Они не убеждают людей исправлять несправедливости.
– Возможно, они просто издеваются, – прошептала я. – Возможно, они знают: неважно, как сильно я переживаю, неважно, как сильно я стараюсь… я всегда делаю недостаточно.
Мой голос дрогнул. Глаза щипало от слез. Невидимые ласковые руки тут же коснулись кожи: все одиннадцать моих братьев и сестер потянулись ко мне Лучом. Я ощущала их любовь, глубину которой не выразить словами. Я закрыла глаза, посылая им такое же мысленное тепло в ответ – каждому члену моей вечной семьи, каждой веточке моего внешнего сердца.
«Наша, – пели они в бессловесной гармонии, – Тар – наша, и Тар – достаточно».
Но в тот самый момент, когда я начала было расслабляться…
Это произошло снова.
Призрачный маленький Искупитель появился в комнате, скользя над полом и проходя сквозь моих братьев и сестер. Узоры на руках болезненно вспыхнули. Создание улыбнулось ничего не выражающей улыбкой, подняв палец к губам.
Его рот не двигался. Но я услышала его:
«Не говори им».
– Это происходит прямо сейчас, да? – требовательно спросила Кира. Она потрогала мой лоб: ее взгляд светло-ореховые глаз был серьезен и проницателен. – Скажи мне. Я спою для тебя.
«Твои друзья не видят того, что видишь ты, – вздохнул оджиджи. – Они испорчены своими привилегиями. Не знают истинную цену переменам».
Я сжалась от его слов: это правда. Я и сама об этом думала всего несколько минут назад, когда Майазатель ныла о том, что я, видите ли, хочу сделать империю лучше. Но Эмерония сказала, что эти создания хотят мне навредить. Они говорят и ложь, и правду.
«Они слепы, великая императрица-Искупительница. Они слепы, а ты одинока».
Где была правда, а где – ложь?
Я взглянула на Киру. И вдруг поняла: нет, они не в силах исцелить меня. Кира может сколько угодно петь мне, и мои братья и сестры могут сколько угодно утешать меня объятиями, заклинаниями и обещаниями… но этот мертвый ребенок никуда не денется. Он по-прежнему будет шептать свою холодную, жестокую правду.
«Ты одинока».
Я неуклюже сжала руку Киры в ответ. Словно бы со стороны я услышала собственный голос:
– Да ладно вам! Я просто слишком остро среагировала. Вперед, делайте свою работу, для которой тренировались годами. Вы правы: я изменилась. Но сейчас я уже в порядке.
Я натянуто улыбнулась. Эта ложь, осознала я мрачно, будет лишь первой из многих:
– Со мной все будет хорошо.
Глава 10
Восемь из моих одиннадцати братьев и сестер разъехались по разным уголкам континента. Через несколько часов я уже стояла с Дайо перед горой Олоджари, держась за живот после камня переноса.
– Интересно, почему со временем тошнота не проходит? – задумчиво произнес Дайо, когда мы покинули охраняемый порт.
Хмыкнув, я сунула палец в ухо, в котором до сих пор звенело от вибраций магии камня переноса. К счастью, оджиджи, похоже, не последовали за мной. Я подозревала, что они ждут своего часа, прячась где-то в тени.
На лбу у меня выступил пот – и не только от страха. В отличие от столицы с прохладными приморскими бризами, провинция Олоджари находилась в самом центре континента, и горячий сухой воздух здесь пах сажей.
– Растворяться на мелкие частицы, переноситься на семьдесят миль и собираться воедино заново – это не тот навык, который можно отточить, – заметила я.
– Ну, ты у нас эксперт в этом, – радостно сказал Дайо. – После двадцати шести камней переноса зараз. Возможно, так ты станешь неуязвима к тошноте.
– Я чуть не умерла, – напомнила я. – А может, и правда умерла на мгновение. Эту часть я все еще помню довольно смутно. Но там было очень много рвоты.
– Не говори слово «рвота»! – взмолился Дайо.
Затем он покопался в карманах и вытащил на свет флакон с янтарной жидкостью. Глотнув из него, он бросил флакон мне:
– Новое изобретение Терезы.
Зелье на вкус сильно отдавало имбирем и обожгло горло, но успокоило желудок. Я виновато посмотрела на пустой бутылек, жалея, что не смогла разделить его с нашим эскортом из Имперской Гвардии. Санджит остался, чтобы убедиться в безопасности столицы, и послал вместо себя отряд доверенных воинов. Они следовали за нами на почтительном расстоянии, пока мы с Дайо приближались к священной кузнице, и очень старались не показывать, что их тоже тошнит.
Священная кузница Олоджари и железная шахта находились в самом сердце горы, которую опустошали столетиями. По мере процветания храма у подножия горы образовалось скопление небольших деревенек, где жили поколения шахтеров и кузнецов. В них же имелись и постоялые дворы для ежегодного притока Людей Углей, приезжавших со всей империи.
Сперва мы прошли мимо роскошных вилл знати, крыши которых были украшены железными статуями голубокровных – аристократов, поколениями управлявших шахтой моих предков. Время от времени возле уха у меня жужжало что-то оранжевое. Что-то острое и горячее атаковало меня в лицо. Прихлопнув жужжащее нечто на своей шее, я поднесла руку к лицу: на ладони лежало раздавленное крылатое создание.
– Спрайты ина, – заметил Дайо. – Духи огня. Раз их так много, кузница, должно быть, процветает.
Но чем ближе к храму, тем сильнее меня охватывало странное чувство: что-то не так. Деревни, хоть и многочисленные, представляли собой в основном шатры и землянки, теснящиеся рядом, а постоялые дворы окружали попрошайки. Насколько я знала, простолюдины работали в кузнице уже много веков. Так почему многие из них жили в бедности?
Узкие улочки и рынки были пугающе пусты.
– Где все? – спросила я у Дайо, понизив голос. – Думаешь, местные услышали о пророчестве Умансы?
– Не знаю, – ответил он. – Но вот это – нехороший признак.
Он показал на столб дыма, медленно поднимавшийся над горизонтом. Дым тоже был странный, неестественный – красный, золотой, черный.
Вскоре мы поняли, куда делись местные. У входа в кузницу столпились простолюдины, все в саже и сильно исхудавшие. Вооруженные жрецы охраняли высокую арку, ведущую внутрь горы. Две одинаковые статуи Полководца Пламя в виде мускулистых гигантов с пылающими волосами стояли по обе стороны от входа. Над аркой в камне виднелась надпись, покрытая гарью и пеплом:
«ПОД ПРИСМОТРОМ КУНЛЕО ОЛОДЖАРИ БУДЕТ ПРОЦВЕТАТЬ».
У кого-то в толпе имелись кирки и железные киянки, другие просто воздевали к небу покрытые синяками и мозолями руки, словно в молитве. Все они раскачивались, скрипуче распевая какую-то песню: их запавшие глаза сверкали голодом. В стороне стояли хорошо одетые дворяне, которые неодобрительно и нервно за этим наблюдали. Жрецы в красно-золотых одеяниях, похоже, разделились на два лагеря: одни стояли с бедными протестующими, присоединяясь к их музыке и благословляя их красными облаками благовоний. Другие же выбрали сторону знати, презрительно глядя на происходящее и осеняя себя знаком Пеликана, чтобы отвадить зло.
Встревоженные беспорядками, гвардейцы окружили нас, защищая императора и императрицу. Но наше прибытие едва ли кто-то заметил. Толпа наблюдала за человеком, стоявшим на карнизе арки: его волосы были завязаны в пучок, а лицо скрывалось под зеленой чешуйчатой маской из кожи, обрамленной рядами треугольных зубов.
Я услышала, как в толпе шептали на разные лады его имя:
Крокодил.
Он бил в барабан, подначивая толпу песней: