– Я пообещал однажды, – сказал он, – что никогда не стану просить тебя быть той, кем ты не являешься. Но если ты намерена сжечь себя дотла, лишь бы согреть своим пламенем замерзший мир, я не буду просто стоять и смотреть, как ты горишь.
– Так не смотри. – Я провела кончиками пальцев по его суровому лицу, убирая кудрявую прядь с нахмуренного лба. – Встань со мной плечом к плечу.
Он прислонился своим лбом к моему. Не знаю, чьи слезы упали первыми. От соли щипало щеки.
Он прошептал мне в губы:
– Я не могу, солнечная девочка.
Я кивнула, улыбнулась – и позволила своему сердцу стать холодным, как камень.
Затем я отступила на шаг, высвобождаясь из его объятий.
– Тогда не стой у меня на пути, Джит.
Глава 13
Утром он уехал.
Ай Лин деловито суетилась вокруг меня и Дайо, пытаясь поднять нам обоим настроение.
– Санджит все равно должен был отправиться в Дирму, – протянула она мелодично, отодвигая москитную сетку, закрывавшую большой, устланный шкурами помост, где мы с Дайо неудобно лежали бок о бок. – Просто на случай, если там объявится алагбато. И потом, ему еще нужно искать новый проход в Подземный мир. Но он вернется, Тарисай. – Она утешительно похлопала меня по щеке. – Я уверена. А теперь помните, Ваши Величества: вы должны выглядеть сонными.
В спальню с высоким потолком лился утренний свет. За дверью слышалась суета придворных.
– Может, стоит зевнуть, когда они придут, – предложила Ай Лин. – Или, скажем, обнажить плечо или колено. Для большего правдоподобия.
Хмыкнув, я бросила в нее подушку.
– Это и так достаточно неловко, – сказала я. Она захихикала, уворачиваясь. – Не усугубляй.
Но втайне я испытала облегчение от беззаботности Ай Лин: благодаря ей предстоящий процесс казался менее зловещим.
Раз в месяц высочайшие члены королевского двора посещали Пробуждение императора и императрицы: шанс разбудить, одеть и коснуться правящих Лучезарных, увидеть живых богов в состоянии уязвимости. Разумеется, это все было лишь представлением: мы с Дайо никогда не спали в официальной Императорской спальне. На самом деле к этому моменту мы уже давно проснулись, встав еще до рассвета, чтобы вымыться в дворцовой бане и вернуться в Имперские апартаменты для завтрака и чая. Когда час официального Пробуждения настал, мы вздохнули, переоделись обратно в ночные сорочки и забрались на пыльную императорскую постель, чтобы нас «разбудили».
– Сегодня на Пробуждении наверняка будет много народу, – сказал Дайо, нервно откинувшись на подушки. – Новости о твоем намерении созвать Высшее Собрание распространились по дворцу на рассвете. Полагаю, благородным захочется перемолвиться с тобой словечком.
– Еще бы, – пробормотала я. – Они захотят убить меня за закрытыми дверями моей собственной спальни. Зачем ждать, пока я проведу суд?
– Кстати о суде, – защебетала Ай Лин, – тебя там сегодня не будет. Я организовала твою первую личную встречу с принцессой… то есть с королевой Минь Цзя из Сонгланда.
– Не унывай, Тар, – сказал Дайо, когда я скривилась. – Вряд ли это настолько плохо.
– Предпочту унывать, спасибо, – ответила я угрюмо. – Раз уж ты пообещал этим незнакомцам, что я покажу им все свои самые постыдные воспоминания.
– Тебе не придется справляться с этим в одиночку, – сказала Ай Лин, сочувствующе похлопав меня по руке. – Я тоже буду присутствовать в качестве имперского посла.
Я адресовала ей благодарную улыбку, хотя внутренне вздрогнула. Я не хотела, чтобы мои братья и сестры копались в моем прошлом.
– Все еще не понимаю, в чем прелесть Пробуждений, – сказал Дайо, репетируя убедительный зевок и театрально потирая глаза. – Семьи благородных стремятся заполучить высочайшие титулы при дворе, и в качестве награды мы… заставляем их вставать на рассвете и смотреть, как мы одеваемся?
Ай Лин пожала плечами:
– Они бы оскорбились, если бы вы этого не делали.
Снаружи барабаны гвардейцев отбили наступление нового часа.
«Всем занять позиции», – сказала я через Луч… и двери спальни распахнулись.
Мы с Дайо сели, потягиваясь и изо всех сил стараясь выглядеть по-королевски проснувшимися. Придворные радостно запели:
Жив ли? Скажи нам!
Эгей, он жив и здоров!
Слава Аму, наш оба проснулся!
Жива ли? Скажи нам!
Да, наши глаза не лгут!
Слава Аму, обабирин пробудилась!
Благородные окружили кровать, изображая наигранное облегчение от того, что обнаружили нас с Дайо живыми. Затем они стали одевать нас, напевая на каждом этапе – благословение на каждый слой одежды, молитвы для раскрашивания наших лиц, заговоры на распутывание и расчесывание волос.
Когда нам наконец вручили наши сандалии, завершая ритуал Пробуждения, придворные разом повернулись ко мне, кланяясь и улыбаясь так сладко, что у меня скрипнули зубы.
– Мы бы хотели преподнести вам подарок, Ваше Императорское Величество, – сказала девушка примерно моего возраста.
Я узнала ее: это была одна из тех придворных дам, которые всегда смеялись и перешептывались, когда я проходила мимо них в коридоре. Ее сияющая кобальтово-черная кожа, подчеркнутая пепельно-белым одеянием, выдавала в ней голубокровную – представительницу одной из старейших и богатейших семей в Олуоне.
«Это леди Адебимпе из Дома Ойега, – сообщила мне Ай Лин через Луч. – Ее семья – одна из самых влиятельных при дворе».
Девушка присела в реверансе, обмахиваясь веером.
– Мы давно задолжали вам этот подарок, госпожа императрица. Просим прощения за задержку.
Я напряженно улыбнулась:
– А ваш подарок включает в себя еще одну стрелу в спину императора? Стрелу, предназначенную для меня?
Придворные вокруг Адебимпе мгновенно застыли: им явно стало не по себе. Но лицо самой Адебимпе осталось бесстрастным.
– Разумеется, нет, госпожа императрица! – ахнула она, все еще кланяясь. Когда она подняла на меня глаза, они были полны фальшивой невинности. – Я была потрясена, услышав о случившемся. Как и мы все, верно? – Другие придворные согласно закивали. – Вашей страже следует быть внимательнее.
Что бы она ни задумала, я хотела знать это прямо сейчас. Она не могла убить меня при свидетелях, и лучше уж публичное унижение, чем кинжал в ночи.
– И что же тогда, – спросила я, – вы намерены мне подарить?
– О, госпожа императрица… – Адебимпе выпрямилась и сделала изящный жест рукой. – Конечно же, мы собираемся подарить вам акорина. Это следовало сделать еще много недель назад.
Я удивленно моргнула. Но это было правдой: по традиции представители аритской знати обеспечивали Лучезарных акоринами – личными гриотами, задача которых заключается в том, чтобы обессмертить деяния своего Лучезарного в песнях. После смерти Олугбаде придворные предлагали Дайо самых талантливых своих сыновей в качестве гриотов, знаменитых ученых и умелых воинов, юных аристократов и даже младших принцев.
Я же не получила никого. Я была дочерью изгнанницы – и в лучшем случае ходячей жертвой. У меня не имелось связей или земель, которые я могла им предложить, и, кроме того, через два года я могла умереть. Я полагала, что они просто не озаботились этим вопросом. Но теперь…
– Ваш акорин, госпожа императрица. – Адебимпе неприятно осклабилась.
Придворные расступились. За их спинами стояла коренастая девочка не старше двенадцати. Волосы ее были заплетены в косички до плеч, а от уха до линии волос тянулись светлые полосы давних шрамов, как будто раны, которые так и не вылечили как следует. К груди она прижимала сверток.
Сглотнув, девочка замерла было… но тут же выпрямилась и смело встретила мой взгляд.
– Меня з-зовут… – она поморщилась, краснея, – Ад-дуке, Ваше Императорское В-величество. М-мой барабан к в‑вашим у-услугам.
Благородные тихо посмеивались за своими веерами. Дайо и Ай Лин замерли, понимая, что на самом деле кроется за этим «подарком». А именно – прямое оскорбление.
Имперские акорины обычно были взрослыми мужчинами в широких изумрудных кафтанах, учившиеся у самых талантливых гриотов империи и сдобренные десятилетиями обучения в Имперской Академии.
Крайне редко акоринами становились женщины, и никогда – заикающиеся девочки.
Она моргнула, глядя на меня. Лицо ее было песочно-коричневого цвета, а глаза – узкие, раскосые. Одеяние было очень простым: по краям ткани торчали нитки. Позже я узнала, что Адуке унаследовала кровь нескольких королевств – изокенка, возможно, метис представителей Олуона и какого-то из более светлокожих королевств, например, Морейо.
Я кивнула ей, игнорируя благородных:
– Где ты родилась, Адуке?
Она переступала с ноги на ногу.
– В О-олоджари, госпожа императрица.
Мое сердце бешено забилось. Я попыталась улыбнуться, чувствуя себя точно так же загнанной в ловушку, как и эта девочка:
– Не волнуйся, – сказала я бодро. – Это не настоящая придворная церемония, всего лишь глупое Пробуждение.
– Она не волнуется, Ваше Императорское Величество. – Улыбка Адебимпе так и лучилась злобной радостью. – Она всегда заикается. Правда, дитя?
Адуке возмущенно набрала в грудь воздуха. Потом быстро взглянула на меня и коснулась отметины на своем лбу:
– С-случился о-обвал. В ш-шахте, когда я б-была м-маленькой. Т-туннель обрушился, и… вот. Я не м-могла говорить какое-то в‑время. А потом, когда я о-очнулась, я звучала в‑вот так.
Мои щеки горели. Благородные буквально тыкали мне в лицо своей властью над жителями Олоджари. Страданиями, которые они все еще могли причинить им, если я продолжу вмешиваться в их дела.
– Мы нашли ее, когда она пела за кузницей, – услужливо вставил один из благородных. – Попрошайничала, на самом деле. У нее даже нет геле.
Он показал на голову Адуке. Большинство олуонских дам никогда не появлялись на публике без своих геле – высоких головных уборов из особым образом сложенной накрахмаленной ткани, говорившей о статусе женщины.