– Отойди в сторону, – сказала Сильная.
Тагрия кубарем скатилась вниз. Отбежав, упала на колени, и ее долго рвало желчью в широкие резные листья папоротника. Ужасно, отвратительно! Даже смерть показалась не такой уж страшной.
– Ненавижу тебя, Морий, – пробормотала она, когда судороги прекратились.
Встав, огляделась. Вокруг тянулись к небу изящные стволы сосен, в узком просвете между ними расположилась грифоница: улеглась, опустив голову на вытянутые лапы, как будто собралась подремать часок-другой, ничуть не беспокоясь об улетевших сородичах. Сильная Кати задумчиво поглаживала ее перья. Бетаран с потерянным видом стоял рядом.
Вся картина отдавала горькой желтизной.
Спотыкаясь, Тагрия приковыляла к ближайшей сосне, у ствола которой заметила свежую поросль. Нарвав иголок, сердито засунула их в рот. Разжевала. Хвойная свежесть притупила горечь во рту, и дышать стало легче. С новой порцией иголок Тагрия вернулась к Сильной.
– Располагайся, – сказала та. – Придется выждать, пока они улетят достаточно далеко.
– По… почему?
– Нам с вами в другую сторону, – ответила Сильная Кати и улыбнулась.
По-настоящему улыбнулась.
Часть II. Колдунья
– При всем уважении, Сильнейший, твой новый план еще безумнее первого.
Сильный Норн, один из четырех оставшихся в живых членов Совета, с подозрением принюхался к содержимому своего кубка. По словам травников, собранные ими лесные травы обостряли восприятие ничуть не хуже веками культивируемых чаев Долины. Увы, запах и вкус своего детища травники благоразумно обошли молчанием.
Слегка нарочитое отвращение Норна заставило Кати насмешливо сощурить глаза и сделать глоток. Не так и плохо – если вспомнить, что они пили несколько лет назад. Отставив кубок, Кати посмотрела на главу Совета.
Амон Сильнейший молчал, давая высказаться остальным. Самый древний и, без сомнения, самый могущественный маг известного мира – согласно убеждениям остатков великого народа, не сохранивших ничего, кроме этой веры, хронической судороги в стиснутых челюстях и гордости, не раз уже губившей их и вскорости грозящей погубить окончательно. У Кати были причины сомневаться в абсолютном превосходстве Амона и причины держать эти сомнения при себе. У других, вероятно – тоже.
Молчание затягивалось, и Амон наконец ответил Норну:
– Это значит, ты против?
– Как ни странно, я – за. Из всех безумных идей, принятых нами в последнее время, эта единственная может в действительности изменить ситуацию.
Кати улыбнулась. Безумная идея, упомянутая Норном, принадлежала ей, и принята была ценой ожесточенных споров, когда четверка Сильных едва не устроила прелестную магическую драку. Тогда еще жива была Тари. Как и Норн, она посчитала кощунством саму мысль увеличить количество магов за счет рассеянных по окраинам Империи полукровок. Но слишком многие пали от рук дикарей. Лэйн неохотно поддержал Кати, и Амон, поразмыслив – тоже. Возможно, он и сам обдумывал нечто подобное, еще с тех пор, как убедился в способностях своего сына. Надо ли говорить, что изгои, не питавшие теплых чувств к Империи дикарей, с готовностью откликались на зов «настоящих колдунов»? Так их ряды пополнились более чем полутысячей ошалевших от радости, отчаянно неграмотных дальних родственников. Некоторые, впрочем, проявили неплохие способности, да и при столкновениях теперь можно было подставить их под удар и тем сберечь более ценные жизни. Так что идея себя оправдала, и возмущался Норн исключительно из упрямства.
– А ты, Лэйн? – спросил Норн.
– Я тоже не в восторге, – отозвался маг, чей вид был чересчур надменным даже для Сильного. – Ворошить это гнездо мы не решались никогда. Не берусь предсказать, к чему это приведет и сомневаюсь, что Кати сможет что-то разглядеть. Но выхода нет. Мы можем позволить себя истребить, и тогда погибнет даже память о нашей Империи – или же пойти на риск и попытаться. Я поддерживаю предложение Сильнейшего. Кати?
Она помолчала – ноги скрещены, спина прямая, пальцы задумчиво поглаживают серебро кубка. Когда глаза мужчин загорелись привычным раздражением, улыбнулась:
– Как неприятно оставаться в меньшинстве. Я против.
Сильнейший кивнул, словно того и ждал. Двое других тоже не выглядели особо удивленными. Никто не ожидал хорошего от Сильной Кати, дочери Амона, с тех самых пор, как вопреки разуму, обычаям и воле Совета она вернула к жизни павшего в поединке с отцом Кария. И тем самым, возможно, обрекла на гибель свой народ – горькая правда, стоившая ей многих часов отчаяния и ненависти к себе. Много раз она мечтала повернуть время и исправить ошибку, и столько же раз понимала – вернись все назад, она снова его воскресит. Безумной этой манере любить врагов и ненавидеть друзей Кати научилась от него.
Но, как бы там ни было, Кати оставалась Сильной, и Совет нуждался в ней. Амон нуждался.
– Объяснись, – сказал он.
– Все уже было сказано здесь. Как и Норн, я считаю эту идею безумной; как Лэйн, помню, что даже во дни рассвета Империи маги не решались ворошить это гнездо, предпочитая укрепить так удачно возникший заслон и забыть о нем. Но, Сильный Лэйн, я вижу несколько дальше… Хоть и не могу отчетливо разглядеть обитателей этих странных мест.
– Что ты видишь?
Кати стиснула кубок – на сей раз не наигранно. Картины, встававшие перед мысленным взором, пугали.
– Первое. Мы отправляемся туда и разрушаем заслон. Это нетрудно. Ситуация выходит из-под контроля, орды этих существ вырываются наружу и уничтожают нас вместе с дикарями. Второе. Мы не разрушаем заслон, а пробиваем в нем временные проходы. Это потребует большого количества Силы и лучших мастеров, желательно, нас самих. Выпускаем часть существ и подчиняем их – это потребует еще большей Силы. С их помощью мы уничтожаем большую часть дикарей и возвращаем Империю. Ненадолго, потому что вскоре существа выходят из-под контроля и уничтожают нас.
– И все? – спросил Лэйн.
– Да.
– Мы можем избежать этого, если избавимся от существ, как только в них отпадет надобность.
– Такой возможности я не вижу.
– И, тем не менее, она есть, – сказал Сильнейший.
Кати не ответила. Можно было обойтись без слов, открыв перед собратьями часть своего разума и позволив им увидеть весь ужас грядущей бойни. Но делать этого Кати не собиралась.
Потому что была и третья возможность – неразрывно связанная с нею самой. Возможность, впервые появившаяся год назад, когда Амон еще только обдумывал сегодняшнее предложение, пока не обрела очертаний неизбежности. Но и пропадать не спешила.
– Итак, двое за, один против, – подытожил Лэйн. – Совет одобрил твою идею, Сильнейший.
Амон кивнул. Конечно же, он знал, каким будет решение. За последние три столетия Совет ни разу по-настоящему не воспротивился своему Главе. Спорили, ругались, проклинали – и подчинялись. Так будет, пока Амон не умрет, побежденный врагом или съеденный червем бессилия, что мало-помалу точит его вот уже восемь лет.
– Нам понадобится твоя помощь, Кати, – сказал Амон.
– Конечно, Сильнейший, – улыбнулась она. – Как всегда.
Сердитый взгляд Амона мог бы прожечь камень или убить десяток-другой рабов. Но Кати он не смутил. Она подняла кубок и принялась мелкими глотками допивать горький травяной настой, и впрямь действенный. Мысли стали четче, страшные картины будущего – яснее.
Потрепанный дорожный шатер, с горечью именуемый шатром Совета, заливал белый свет четырех повисших под потолком сгустков магии. Все убранство составлял затертый ковер на полу, низенький столик – оструганные доски, лежащие на двух толстых бревнах, да найденная в одном из дикарских замков серебряная посуда. Жалкая насмешка над роскошью Зала Совета в занятой дикарями Долине.
Собравшиеся маги являли зрелище еще более жалкое. Рубцы от ран – их давно бросили сглаживать, как бросили следить за формой прически и ногтей. Остановить кровь, убедиться, что не задеты важные органы – вот и все, о чем помнишь в бою и после боя, исцеляя смертельно раненых, пересчитывая убитых и не подлежащих воскрешению.
Правую щеку Лэйна пропорол метко брошенный нож, еще немного, и вошедший бы в мозг. Темный шрам растянул губы мага до середины щеки в подобии кривой улыбки, отчего лицо его сделалось еще надменней. Лэйн высокомерно отмахнулся, когда Кати однажды предложила излечить его лицо. Больше она не предлагала.
У самой Кати стрелой было пробито левое плечо и раздроблена ключица. Доза яда, покрывавшая наконечник, могла убить грифона – тем более хрупкого человека. Тари успела вовремя. Кати не смогла отплатить ей тем же.
Драконья кожа, ценнейший материал Долины, превосходил крепостью любой другой, хоть и не мог остановить арбалетную стрелу. Но теперь и он держался из последних сил. Использовать же дикарские тряпки маги избегали, как будто тем окончательно утвердили бы свое одичание.
За тонкими матерчатыми стенами осторожно шумел лагерь – один из многих, затерянных в густых лесах Империи. Связь между лагерями осуществляли маги, обменявшиеся частицами сознаний, как некогда Амон подсадил часть своего разума в Кария, как сама Кати была связана с Зитой. Раздел высшей магии, волей-неволей освоенный младшими по Силе.
Необходимость разделиться Совет признал после того, как дикарские полчища дважды заявлялись в пристанище магов, наведенные Карием и тем же Карием подготовленные к драке. В первый раз была потеряна Долина. Во второй – удобное место на границе южной пустыни, вдали от дикарских поселений. Казалось невероятным, что эти орущие толпы способны выстоять против Силы магов и грифоньих когтей, да еще и причинить вред, но невероятное происходило. Потери среди магов и грифонов измерялись сотнями. Дикари гибли тысячами – но только больше распалялись. Кати видела во сне, как находит Кария и перерезает ему горло, и просыпалась, сжимая кулаки и рыча по-звериному.
На третий раз Амон приказал отступить, как только она увидела в отдаленных возможностях приход новых войск. Теперь небольшие группы магов оставались на одном месте не дольше, чем требовала необходимость. Передохнуть, собрать Силу, чтобы обезвредить еще один вражеский город, деревню, дом, и улететь прежде, чем появятся краснорясые служители дикарского божества, а за ними – гремящие железом солдаты.