Едва Кати ступила на изрытую когтями землю, Сэт с грифоном улетели прочь: назначенную им работу никто не отменял. Вокруг дремали, наслаждаясь кратким отдыхом, полтора десятка зверей. Их потускневшая шерсть и всклокоченные перья стали уже привычным знаком тревоги. Черные и золотые гривы не струились, как положено, мягкими волнами, а беспорядочно торчали в разные стороны. В прежние времена магов, допустивших подобное, ждало бы наказание. В прежние времена.
Белокожие рабы отвязывали притороченную к звериным спинам поклажу и уносили ее прочь. Панический страх дикарей перед грифонами подавляла магия, и все же за наведенной веселостью несчастных отчетливо дрожало напряжение. Грифонов это не беспокоило ничуть – вслед за магами они считали рабов имуществом, которым, при случае, можно и отобедать.
Еще раз оглядев запущенных зверей и решив в самое ближайшее время поднять этот вопрос в Совете, Кати нехотя отправилась на поиски Амона. Всего каких-то восемь лет назад даже Сильнейший не осмеливался расспрашивать Сильную о причинах ее отсутствия. Но теперь все стало возможным, а придумывать достойный ответ у Кати не было никакого желания. К ее облегчению, такой необходимости не возникло.
– Вот ты где, – сказал Амон, столкнувшись с нею у входа в шатер. – Послушай Оуна. Кажется, это задача как раз для тебя.
Мастер подчинения сидел на корточках у задней стенки шатра Совета. Рядом, на изящном столике дикарской работы, покоился древний, разлохмаченный по краям пергаментный свиток.
– Что это? – спросила Кати, подойдя.
Черные глаза мага подернулись упоением, характерным для нашедшего очередное сокровище любителя книг.
– «Трактат о колдовстве», – ответил он. – Ты, кажется, выучила язык дикарей, Сильная?
– Возможно. Где ты его откопал?
– Вот именно – откопал. В Лундисе. Дикари зовут его Ферром. Глаза б не смотрели, во что они превратили наш город, но, – пальцы мага погладили желтый от времени пергамент, – есть и кое-что интересное. Храм. Такого большого мы не захватывали ни разу.
– А в храме – несколько сотен жрецов, на которых заклятия не действуют. Что я пропустила, Оун?
– Я решил испытать зверюшку, – усмехнулся тот. – Грифонам не нравилось ее присутствие, а убивать было жалко. Вот я с разрешения Сильнейшего и спустил ее на краснорясых.
– И?
– Роскошное было зрелище, Сильная. Столько дикарской крови за раз я не проливал еще никогда. В конце концов ее убили, как я и ожидал, но главное она сделала. Уцелевшие потеряли контроль и стали уязвимы.
– Что вполне могло бы случиться и с магами, Оун. Ты об этом?
– Ознакомься с книгой, Сильная. А лучше – слетай со мной в библиотеку. Это… стоит твоего внимания.
– Настоящая библиотека?
– Тщательно укрытая в подвалах храма. Я провел там всего полчаса, но никогда больше не скажу, будто дикари не смыслят в науках.
– Рассчитываешь найти там секрет их устойчивости?
– И это тоже. Ты летишь?
Кати помолчала. Амон вышел, кроме них с Оуном в шатре никого не было. Что не означало, конечно же, приватности разговора.
– Я отпустила Сэта. Возьмешь меня с собой?
– С радостью, Сильная.
Золотистый грифон Оуна был уже немолод, но по-прежнему силен и быстр. Кати с удовольствием отметила состояние зверя – упитанный, с гладкой и чистой шерстью, живой упрек нерадивым магам. Как бы ни был занят Оун, время для грифона у него находилось.
Ветер с привкусом дождя холодил щеки. Верхушки деревьев взволнованным морем убегали назад. Широкая река – при старой Империи ее звали Лундой – огибала край леса, откуда к ней тянулись игривые нити ручьев и речушек, и уходила к Лундису. Его снежные башни, почти неподвластные времени, уже вырастали на горизонте. Отголосок заклятия все еще витал над городом: жрецов, способных очистить его, не осталось, новые до сих пор не подоспели.
Вскоре грифон опустился на каменные плиты перед храмом, построенным по образцу столичного Храма Силы. Скрежет когтей далеко разнесся в глухом безмолвии пораженного магией города. Кати передернула плечами. Спешилась.
Стремительные башни рвались к небу, презирали каменную неподвижность, почти летели. От их вида в душе поднималась нетерпеливая тоска.
– Подражатели, – сказал Оун.
– Подражатели, Оун? Или ученики?
Маг скривился, но спорить не стал.
Оставив седоков, грифон взлетел на крышу храма и замер на одном из шпилей – прекрасное золотое изваяние, одно из многих, украшавших некогда Храм Силы, сердце Империи магов. Кати вслед за Оуном прошла во внутренний двор. Война давно приучила ее к виду и запаху побоищ. И все же открывшаяся картина впечатляла.
Трупы и куски трупов в не защитивших хозяев кольчугах, обрывки сутан, мечи и кинжалы, все еще зажатые в оторванных руках, смешались в несуразнейший кровавый салат. Кровь была в нем щедрой заправкой – кровь и вода от прошедшего ночью ливня. Багрово-черные подтеки украшали стены. Смрад стоял поистине тошнотворный. Кати зажала ладонями рот и нос, тщетно пытаясь заменить дыхание Силой, и даже Оун казался побледневшим. У самых дверей храма, венчая картину, лежала окровавленная туша существа. Доставшихся ей ран и порезов хватило бы для умерщвления десятка обычных зверей.
«Невообразимо, – сказала Кати мысленно. – Она сделала это одна?!»
Оун кивнул:
«Мы вмешались только под конец. В основном добивали тех, кто оставался внутри. Там, кстати, почти нет запаха, Сильная. Идем?»
Под сапогами хлюпало. Несколько раз Кати наступала на что-то мягкое и, не глядя вниз, шла дальше. Оказавшись наконец за тяжелыми резными дверями, она вздохнула с облегчением – и едва сдержала рвотный позыв. Вонь проникала и сюда, слабея, впрочем, по мере удаления от двери. Время от времени еще попадались тела, но красными их делали только одеяния: магия убивала бескровно. И милосердно, подумала Кати, вспомнив искаженные ужасом и мукой лица тех, за дверью. Мертвецы в полутемных коридорах храма казались просто спящими.
Подземелья были просторными и сухими. Запах разложения не проникал в них, и Кати с удовольствием вдыхала прохладный воздух. Оун сотворил свет. Белый шарик поплыл чуть впереди, высвечивая пустые масляные лампы, сводчатый потолок, яркие фрески на стенах. Кати грустно улыбнулась, разглядев их. Мастерство художников – немалое, надо признать, мастерство – запечатлело картины расправ дикарей над магами. Орды белокожих казнили, резали, сжигали высоких темноволосых, неизменно одетых в черное людей. Интересный прием, особенно если помнить, что до восстания маги одевались куда разнообразнее. Боевой наряд из шкуры дракона заменил все прочие уже в Долине. За века он стал привычнее собственной кожи, и маги вернулись в Империю, как сошедшие с картин и фресок древние страхи.
– Круговорот, – прошептала Кати.
Оун оглянулся через плечо. Ничего не ответил, остановился у полуоткрытой двери.
– Сюда.
– Ты искал ее или случайно наткнулся?
Оун скривился:
– Последний, кого я убил, только о ней и думал. Боялся, что проклятые колдуны найдут книги. Вот я и нашел.
– Действительно… это стоит внимания, – проговорила Кати через минуту.
– Впечатляет?
– Еще как…
Длинное помещение, уставленное рядами стеллажей, в неярком свете магического шарика выглядело бесконечным. Толстые пергаментные свитки и книги в прошитых переплетах аккуратно лежали на полках. У стен стояли распахнутые сундуки, полные затрепанных свитков. Между стеллажей помещались прямоугольные столы; на каждом подсвечник, письменный прибор – перо, чернильница и стопка пергаментных листов; вокруг стулья с высокими спинками. Спокойная, милая взгляду картина. Воображение дополнило ее людьми: в руках поскрипывают перья, на столах чадят свечи, озаряя склоненные над книгами светлые кудри… Тех самых ученых, по чьим растерзанным телам Кати пришла сюда.
– Взгляни, Сильная, – Оун бережно, как младенца, взял свиток с одной из дальних полок. Развернул на столе. – Это перевод на дикарский язык труда по астрономии авторства моего деда. Он считался утерянным при восстании, в Долине хранилась копия. Не думал, что встречу его в таком виде. Буквы, как видишь, наши, приспособленные к их языку. Удивительно! Там и анатомия, и математика… На отдельных полках магия. Ничего не потеряно, ничего! Оригиналов нет, наверное, они в столице. Те стеллажи, слева – сочинения самих дикарей. Их подход к магии поражает, Сильная. Посмотри хотя бы это… И это…
Маг переходил от стеллажей к столу и обратно, приносил книги, разворачивал свитки, в с восторгом указывая на какие-то впечатлившие его места, и говорил, говорил… Такого Оуна знали все в Долине. Мага, немного недотянувшего до Сильного, ученого, хранителя знаний – а также управляющего, мастера подчинения и сбережения и лучшего из наставников. В пыльной тишине библиотеки он снова ненадолго стал самим собой. Кати с грустью подумала, что скучает по Долине. Добавив света, наклонилась над последним свитком.
Несколько лет назад Сильная выучила язык дикарей – отчасти ради удобства, отчасти по предчувствию. Письменных текстов ей до сих пор не встречалось, но прочесть не составило труда: не имевшие своего алфавита предки дикарей позаимствовали его у магов. Почерк писавшего был твердым, чернила – качественными. Его рассуждения о природе и структуре Силы были необычны, но назвать их ошибочными Кати не смогла бы. Автор как будто видел привычные вещи под другим углом – таким, что сущность магии странным образом начинала доказывать и объяснять положения дикарской веры. И все же то был труд ученого, а не бред фанатика. Кати пробежала глазами несколько столбцов, затем стала читать медленнее и наконец села, не глядя подтянув стул. Магический шарик остановился у левого виска. Желтоватый пергамент с аккуратной вязью букв оказался залит ослепительно-белым светом. Оун тихонько шелестел за спиной.
– Невероятно! – сказала Кати, подняв наконец голову. – Изучить, но не познать… Но и не отвергнуть, а отставить в сторону, ради… ради чего?