–Его я не знаю, но что-то в нем настораживает меня,– признался Габриель.– Обещай, что будешь держаться от него подальше.
Джулия засмеялась:
–Он немного чудаковатый. Но мне он показался вполне симпатичным.
–Питбули тоже кажутся симпатичными, пока не сунешь руку в их клетку. Если этот человек попытается к тебе приблизиться, сразу же поворачивайся и уходи. Обещай мне.– Последние слова он произнес шепотом.
–Хорошо. Но все-таки что случилось? Может, ты когда-то сталкивался с этим человеком, а потом забыл?
–Вряд ли, хотя утверждать не буду. Мне не понравилось, как он смотрел на тебя. Его глаза буквально прожигали дыры в твоем платье.
–Как здорово, что рядом со мной Супермен, который меня защитит.– Джулия крепко поцеловала мужа.– Обещаю тебе держаться подальше от этого человека и от всех прочих красивых мужчин.
–Ты находишь его красивым?
Чувствовалось, Габриелю это не понравилось.
–В той же мере, в какой мы называем красивым произведение искусства. Но такая красота абсолютно несравнима с твоей. Если ты сейчас меня поцелуешь, я вообще позабуду об этом блондине.
Габриель наклонился к ней и, прежде чем поцеловать, нежно погладил ее щеки.
–Спасибо.– Джулия привычно закусила щеку изнутри.– Ты меня очень смутил своей вступительной речью. Я не люблю такое внимание к себе.
–Настоящая устроительница этой выставки – ты. Я всего лишь твой сопровождающий.
Джулия снова засмеялась, но теперь уже совсем тихо. Зал наполнялся гостями, ожидавшими на почтительном расстоянии.
–Профессор, я польщена таким сопровождением.
–Спасибо, дорогая.– Габриель приник к ее уху.– Извини, что моя вступительная речь тебя смутила. Я надеялся, что мои слова побудят кое-кого из наших гостей сделать пожертвования приюту.
–Тогда смущай меня и дальше. Если хотя бы один человек решит поддержать приют, можно сказать, что выставка имела успех. Даже если сами иллюстрации вызовут у них отвращение.
–Разве такие шедевры могут вызвать отвращение? Ты посмотри, с каким восторгом их рассматривают.
С этим Джулия не спорила. С момента появления «Божественной комедии» ее иллюстрировали художники разных веков. Джулия видела их работы, однако Боттичелли по-прежнему оставался ее самым любимым иллюстратором Данте.
Эмерсоны продолжали экскурсию по залу, останавливаясь перед каждой витриной. Габриеля обрадовало, что блондин покинул выставку.
Когда они дошли до сотой и последней иллюстрации, Джулия повернулась к мужу:
–Потрясающая выставка. Галерейщики проделали просто фантастическую работу.
–Ты еще не все видела.
Габриель попытался спрятать улыбку, но блеск глаз выдавал его настроение.
–Они что-то поменяли в общей экспозиции?
Габриель молча взял жену за руку и повел на второй этаж, в зал Боттичелли. У дверей Джулия замерла, что делала всегда, входя в этот зал, где почти рядом висели «Рождение Венеры» и «Весна».
Когда-то в этом зале Габриель читал свою лекцию. Он рассуждал о браке и семье. Тогда его слова воспринимались как далекая и почти несбыточная мечта.
Джулия остановилась перед «Весной». Ей стало хорошо. Эта картина всегда ее успокаивала. Джулия видела прекрасные копии, но все они не шли ни в какое сравнение с оригиналом.
Если закрыть глаза, можно погрузиться в музейную тишину. Сюда почти не долетал гул выставки. Если сосредоточиться, Джулия услышала бы голос Габриеля, рассказывавшего о четырех видах любви: эросе, филии, сторгеи агапе.
Джулия действительно закрыла глаза, но почти сразу же открыла их снова. Ее взгляд упал на изображение Меркурия в дальнем левом углу. Это полотно она, наверное, видела уже в тысячный раз, но сейчас что-то в облике древнего бога зацепило ее и даже взбудоражило. Что-то в его позе и лице, вдруг показавшемся ей очень знакомым…
–С тех пор как ты была здесь в последний раз, в зале появились новые работы,– сказал Габриель, прерывая ее размышления.
–Где?
Взяв Джулию под локоть, Габриель подвел ее к большой черно-белой фотографии, которая висела напротив «Рождения Венеры».
Джулия прикрыла рот, чтобы не вскрикнуть.
–Зачем здесь этот снимок?
Габриель потащил ее ближе, пока она не оказалась возле фото. Это была еефотография, запечатлевшая ее в профиль. На снимке Джулия стояла, закрыв глаза, а ее длинные волосы держала пара мужских рук. Она улыбалась.
Этот снимок Габриель сделал в Торонто, когда она впервые согласилась позировать для него. Под рамой была табличка. Подойдя ближе, Джулия прочла:
Deh, bella donna, che a’ raggi d’amore
ti scaldi, s’i’ vo’ credere a’ sembianti
che soglion esser testimon del core,
vegnati in voglia di trarreti avanti»,
diss’ io a lei, «verso questa rivera,
tanto ch’io possa intender che tu canti.
Tu mi fai rimembrar dove e qual era
Proserpina nel tempo che perdette
la madre lei, ed ella primavera.
–Эти слова Данте произносит, когда впервые видит в Чистилище Беатриче.– Габриель обхватил лицо Джулии, пристально глядя в ее глаза.– Со мной было то же самое. Когда, после разлуки с тобой, я увидел тебя в Кембридже, то сразу вспомнил эти слова. Я смотрел на тебя, стоящую на ночной улице, и понимал, какое сокровище я потерял. Я надеялся, что ты увидишь меня и подойдешь ко мне.
Глаза Джулии наполнились слезами. Габриель крепко обнял ее:
–Не плачь, моя красавица, моя прекрасная девочка. Ты моя Беатриче, мой упрямый листок, моя прекрасная жена. Я сожалею о прошлом, когда вел себя как последний идиот. Сегодня я хотел показать тебе, как ты важна для меня. Ты мой самый драгоценный шедевр.
Джулия молча смотрела на него.
Габриель пальцем смахнул ее слезы, затем поцеловал в лоб:
–Ты моя Прозерпина. Дева, способная укротить чудовище во мне.
–Ни слова о чудовищах.– Джулия поправила ему смокинг, опасаясь, что слезы вместе с косметикой могли попасть на ткань.
Потом они целовались, пока у Джулии не перехватило дыхание. Все это время Габриель крепко держал ее спину. Когда он разомкнул руки, Джулия хихикнула.
–Полагаю, миссис Эмерсон, выставка произвела на вас большое впечатление?
–Да.– Джулия перестала улыбаться.– Но мне совсем не нравится, что ты разместил здесь мою фотографию. Понимаю, это жест твоей любви, однако мне не хочется, чтобы меня видели все подряд.
–Этого не будет.
–Как не будет?– удивилась она.– Достаточно зайти в зал Боттичелли и…
–Витали хотел сделать нам благодарственный подарок, но я отказался. Вместо этого я попросил его организовать что-нибудь необычное для тебя. Он согласился.– Габриель кивнул в сторону ее фотографии.– Витали – старый романтик. Он был счастлив чем-то нас порадовать. Он согласился временно поместить сюда твою фотографию и на целый час предоставить этаж в полное наше распоряжение.
У Джулии округлились глаза.
–Зал Боттичелли в нашем распоряжении?
–Не только зал.– Глаза Габриеля светились искренней радостью.– Весь коридор – тоже наш,– шепотом сообщил он.
–Ты шутишь?
–Ничуть. Этаж предоставлен в наше распоряжение на…– Он сверился со своим «Ролексом».– На сорок пять минут. Потом мы вернемся к гостям и добросовестно выдержим общий прием и обед.
Джулия схватилась за лацканы смокинга, притянула Габриеля к себе и наградила долгим, жарким поцелуем.
–Я так понимаю, ты довольна?
–Идем,– не отвечая на его вопрос, сказала Джулия и потащила мужа к выходу.
–Куда?
–Заниматься импровизированным музейным коридорным сексом. Мне все равно, как ты его назовешь, но это наш шанс.
Габриель засмеялся и поспешил за своей очень решительной, стремительно идущей Джулианной. Высокие каблуки не предназначались для быстрой ходьбы, и потому ее пошатывало из стороны в сторону.
–Вы меня удивляете, миссис Эмерсон.
–Неужели?
Ей пришлось говорить громче, чтобы перекрыть стук каблуков.
–По моим представлениям, ты должна покраснеть от стыда и отнекиваться. Мне отводилась роль соблазнителя, но никак не соблазняемого.
Джулия бросила на него призывный взгляд:
–Я хочу испытать взрывной оргазм, от которого останавливается сердце. Здесь, у музейной стены. Вы же обещали, профессор. Ты только что пообещал мне невероятное: возможность уединиться в таком муравейнике, как Уффици. У меня просто нет времени, чтобы краснеть от стыда и отнекиваться.
Габриель весело смеялся, склонив голову набок.
Он повел Джулию по коридору. Они завернули за угол и нашли укромный темный уголок между двумя статуями.
–На этот раз я не остановлюсь,– прошептал Габриель, задирая ей платье.
–Приятно слышать.
–Здесь нет кондиционера. Нам будет немного… жарковато,– сказал он, водя тыльной стороной ладони по ее бедру.
–А я и хочу, чтобы было жарко, профессор.
Джулия обвила его шею и привлекла к себе. Габриель поднял ее. Ноги Джулии обвились вокруг его талии. Ее спина уперлась в толстое музейное стекло. От неожиданной прохлады Джулия вздрогнула.
–Теперь скажи, кто у нас обаятелен?– спросил Габриель, почти не отрываясь от ее губ.
–Конечно, ты,– ответила Джулия, впиваясь губами в его губы.
Она целовала его со страстью и неистовством. Ее язык путешествовал по его губам, требуя доступа в рот. Габриель разжал зубы. Язык Джулии тут же оказался в жарком пространстве его рта.
Они целовались так, словно встретились после многолетней разлуки и безумно истосковались друг по другу. Габриель гладил ее бедра, после чего задрал платье повыше. Тафта одобрительно шелестела.
Ласки продолжались. Габриель еще плотнее прижал Джулию к стеклу. Его руки постепенно поднимались выше, еще выше, как вдруг неожиданное открытие заставило его остановиться.
–А где твои трусики?
–Ты забыл? «Люблю свое я тело, когда оно с твоим». Трусики бы нам только помешали.