– тихо продолжала Полина.– Записалась на программу психологической помощи. Хожу на встречи и даже на индивидуальные сеансы.– Она подалась вперед.– Но ты ведь об этом знаешь. Я посылала отчеты секретарше Карсона.
–Да, знаю.
–Она изменила тебя.
–Что?
–Она изменила тебя. Она тебя… приручила.
–Дело не в ней.
–Нет, Габриель, в ней. Сколько мы с тобой знакомы? Сколько мы с тобой были близки? И ты ни разу не попросил у меня прощения ни за что. Даже за…
–Я должен был бы это сделать,– быстро перебил ее Габриель.– Я пытался исправить положение деньгами. Заботой о тебе.
Последние слова заставили его вздрогнуть. Он хорошо, очень хорошо знал типаж мужчин, которые стремятся подобным образом скрыть свою сексуальную неразборчивость.
Полина снова вспомнила о кофе, сделав несколько глотков.
–Да, ты должен был бы это сделать. Но я была дурой и довольствовалась тем, что имела. Я жила в замкнутом круге, не представляя, как оттуда выйти. Честно сказать, и не очень стремилась выходить. Однако вышла. И Бог мне свидетель: больше я туда не вернусь.– Она поджала губы, словно удерживая себя от дальнейших слов. Потом неожиданно заговорила опять: – Все эти годы я боялась, что родители не пустят меня на порог. Захлопнут дверь перед моим носом. Подъехав к их дому, я на всякий случай попросила таксиста обождать, пока я звоню в дверь.– Она уткнулась глазами в стол.– Но мне не понадобилось даже звонить. Пока я в своих сапогах на каблучищах топала по снегу, дверь открылась. Из дома вышла моя мать. Прямо в шлепанцах…– Полина замолчала, боясь расплакаться. Ее глаза уже были полны слез.– Представляешь, Габриель, мать побежала мне навстречу. Подбежав ко мне, она меня обняла. Мы пошли к дому, и я вдруг поняла, что еще много лет назад могла вернуться домой. И меня ждала бы такая же встреча.
–Возвращение блудной дочери,– пробормотал Габриель.
–Да.
–В таком случае ты понимаешь, как сильно я нуждаюсь в твоем прощении.
Полина всматривалась в его глаза. Ни капли фальши.
–Понимаю,– сказала она.– Я только не могу понять, почему вдруг ты приехал просить у меня прощения сейчас.
Габриель снова сел, обхватив чашку с остывшим кофе.
–Ты была мне настоящим другом,– прошептал он.– А я так обращался с тобой.
Полина вытерла глаза.
–И с Майей тоже.
Полина невольно вскрикнула.
В этом они с Габриелем были похожи: само упоминание имени их неродившегося ребенка мгновенно отзывалось всплеском душевной боли. А когда имя произносилось неожиданно, боль была особенно острой.
–Я не могу говорить о ней,– закрыв глаза, тихо сказала Полина.
–Ей сейчас хорошо. Она счастлива.
–Я тебе не верю,– возразила Полина.– Когда человек умирает, это конец. Ты засыпаешь и не просыпаешься.
–Я знаю, о чем говорю.
Эти слова заставили ее открыть глаза. Чувствовалось, Габриель пытался скрыть от нее свое состояние. Но еще никогда он не говорил с такой убежденностью.
–Я знаю, что не имею права просить тебя о чем-либо. Возможно, тебе противно меня видеть.– Он откашлялся.– Но я должен был сказать тебе это, глядя в глаза. Я гадко обращался с тобой. Я вел себя как чудовище. Мне стыдно за прошлое. Пожалуйста, прости меня.
Теперь Полина плакала по-настоящему. Крупные слезы катились по ее безупречно красивому лицу.
–Замолчи,– всхлипывая, потребовала она.
–Полина, мы с тобой зачали нашу дочь. Красивое, удивительное создание. Она покинула нас еще до рождения. Но мы должны жить дальше. Нескончаемое оплакивание нам ничего не даст. Мы лишь понапрасну растратим годы.
–Да как ты смеешь? Ты приехал сюда, желая облегчить свою совесть, и говоришь мне ужасные вещи.
Габриель скрипнул зубами:
–Я приехал не для облегчения своей совести. Я хочу исправить то, что не исправил раньше.
–Мой единственный ребенок мертв. Я лишилась не только ее. Я лишилась возможности иметь детей. Ты и это можешь исправить?
Габриель напрягся:
–Нет.
–Ты ведь никогда меня не любил. Я растратила себя на мужчину, который меня просто терпел, и то потому, что ему было хорошо со мной в постели.
На его подбородке снова задергалась жилка.
–Полина, не принижай своих достоинств. В тебе много качеств, вызывающих восхищение. Ты умна, щедра и обладаешь удивительным чувством юмора.
Она невесело рассмеялась:
–А что толку? Невзирая на весь свой ум, я оказалась полной тупицей, пытаясь тебя изменить. Я потерпела сокрушительное поражение.
–Я уже признал свою вину. Неоднократно.
–Я более или менее успокоилась. Наладила свою жизнь. И вот являешься ты, чтобы снова все вдребезги разбить.
–Я ничего не собирался разбивать.
–Собирался или нет – значения не имеет.– Полина обеими руками вытерла глаза и отодвинулась подальше от Габриеля.– Ты вернешься домой, к своей молоденькой, хорошенькой подружке, способной родить тебе ребенка, если тебе вдруг захочется детей. Вазэктомия – это не навсегда. Ты можешь вернуть себе способность к зачатию. А мне ее не вернет никто и никогда.
Габриель понурил голову:
–Я виноват. Я покалечил тебе жизнь.
Разговора не получилось. Габриель встал, чтобы молча уйти.
–Подожди!– Полина вдруг схватила его за руку. Габриель остановился, приготовившись выслушать новую порцию упреков.– Я… Словом, я встретила мужчину. Он помог мне найти работу на время, пока я занимаюсь диссертацией. Я преподаю английский.
–Рад слышать.
–Мне больше не нужны твои деньги. И я не боюсь, что меня снова выкинут из твоего фонда… Этого человека зовут Кейт. Он вдовец. Две дочки на руках: одной – семь, второй – пять. Они называют меня тетей Полиной. Представляешь? Я одеваю их, причесываю, пью чай вместе с их куклами. Кейт любит меня. И его девчонки ко мне тянутся. Хотя мне больше не родить, я все равно буду матерью. На худой конец – теткой… Я прощаю тебя, Габриель. Но больше не напоминай мне о прошлом. Я примирилась с ним, насколько смогла.
–Обещаю.
Полина улыбнулась, на этот раз искренне. Габриель слегка поцеловал ее в макушку:
–Прощай, Полина. Будь счастлива.
Он выпустил ее руку и, не оглядываясь, пошел к выходу.
Глава сороковая
Август 2011 года. Кембридж, штат Массачусетс
–Собрался на пробежку?– спросила Джулия, поднимая глаза от тарелки с завтраком.
Габриель был в малиново-красной футболке с эмблемой Гарварда, черных свободных шортах и кроссовках.
–Да.– Габриель подошел к столу, чтобы поцеловать жену.
–А потом мы поговорим?
Он распутывал провод наушников, подсоединенных к его айфону.
–О чем?– спросил он.
–О том, что тебя тревожит.
–Нет. В другой раз.– Габриель вынул солнцезащитные очки и тканью футболки протер стекла.
Джулия закусила губу. Ее терпение было на пределе.
–Ты договорился о встрече с врачом?
–Ну вот, опять,– пробормотал Габриель. Он уперся ладонями в поверхность разделочного стола, склонил голову и закрыл глаза.
–Как прикажешь это понимать?– Джулия скрестила на груди руки.
–Нет, я ему еще не звонил.
–Почему?
–Мне незачем с ним встречаться.
–Не ты ли говорил о желании вернуть себе способность к зачатию?– спросила Джулия, расцепляя скрещенные на груди руки.– Но о таких вещах надо говорить не только со мной. Я тебя что-то не понимаю.
–Я не собираюсь встречаться с врачом.– Габриель выпрямился и надел темные очки.
–Почему?– допытывалась Джулия, которую начинала злить эта невозмутимость мужа.
–Я раздумал возвращать себе способность к зачатию. Давай лучше подумаем о приемном ребенке. Марию нам, конечно, не отдадут. Но к тому времени, когда ты окончишь докторантуру, мы сможем взять другого ребенка.
–Ты все решил. Один,– прошептала она.
–Я думал о тебе. Стремился тебя защитить.
–А все наши разговоры? То, о чем мы говорили тогда, в саду?
–Я ошибался.
–Ошибался?– Джулия вскочила на ноги.– Габриель, как понимать всю эту чертовщину?
–Можно, я отвечу тебе не прямо сейчас?– Габриель направился к двери.
–Габриель, я…
–Дождись моего возвращения. Думаю, полчаса ничего не решают.
Джулия с трудом удержалась от потока сердитых слов.
–Тогда скажи мне только одно,– попросила она.
Габриель остановился, глядя на нее сквозь темные стекла очков:
–Что тебе сказать?
–Ты меня по-прежнему любишь?
Он поморщился, как от пощечины:
–Я никогда не любил тебя больше, чем сейчас.– С этими словами Габриель открыл дверь и выбежал в утреннее тепло.
–Как пробежался?– спросила Джулия, когда вспотевший Габриель вернулся в кухню.
–Замечательно. Весь мокрый. Срочно иду в душ.
–Можем пополоскаться вместе.
–Нет, после тебя,– слегка улыбнувшись, возразил Габриель.
Джулия молча стала подниматься по лестнице. В спальню они вошли вместе.
Усевшись на стул, Габриель разулся, снял носки и взялся за край взмокшей футболки.
–Ну что, пробежка освежила твою голову?– спросила Джулия, пристально глядя на мужа.
Судя по вспотевшему торсу, Габриель бегал в бешеном темпе.
–Отчасти.
–Расскажи, что́ тебя тревожит.
Габриель громко вздохнул и зажмурился. Потом кивнул. Джулия присела на край кровати, ожидая его дальнейших слов. Габриель подался вперед, уперев локти в колени:
–Всю свою жизнь я был крайне эгоистичен. Даже не представляю, как другие выдерживали мое присутствие.
–Габриель, не наговаривай на себя. Ты необычайно привлекателен. Неудивительно, что женщины падали к твоим ногам.
–Дешевое внимание. Они видели во мне идеального самца. Им было плевать на мой эгоизм. Им хотелось, чтобы я трахнул их по полной. И потом, они знали, что продолжения не будет.
Джулия поморщилась:
–Я знаю тебя и о тебе. Знаю много. Я не считаю тебя эгоистичным.
–Вспомни, как я вел себя с тобой, когда ты была моей аспиранткой. Я отвратительно относился к своей семье и к Полине. Не надо меня обелять.