– Я выучила этот язык для того, чтобы больше узнать о Христе.
Если раньше они были поражены ее знанием испанского языка, то при этих словах просто оцепенели. Затем они опять быстро шепотом о чем-то посовещались.
– Что ты ему сказала? – требовательно спросил Гуаканагари.
– Он спросил меня, как я научилась говорить на их языке, и я объяснила ему.
– Я же велел тебе не упоминать Видящую во Тьме, – злобно прошипел Гуаканагари.
– А я и не упоминала о ней. Я говорила о Боге, которому они поклоняются.
– Сдается мне, что ты меня обманываешь, – сказал Гуаканагари.
– Я не обманываю, – ответила Чипа. Теперь, когда Колон выступил вперед, мужчина в пышных одеждах встал рядом с ним.
– Этого человека зовут Родриго Санчес де Сеговия. Он – королевский инспектор флота, – сказал Колон. – Он хочет задать тебе вопрос.
Все эти титулы ничего не говорили Чипе. Ей было ведено говорить только с Колоном.
– Откуда ты знаешь о Христе? – спросил Сеговия.
– Видящая во Тьме говорила нам, что мы должны ждать прихода человека, который расскажет нам о Христе.
Сеговия улыбнулся.
– Я – тот человек.
– Нет, господин, – возразила Чипа. – Этот человек – Колон.
По выражению лиц белых людей легко было прочесть, что они переживают – на них отражалось все, что они чувствовали. Сеговия очень разозлился. Но он сделал шаг назад, оставив Колона одного перед другими белыми людьми.
– Кто такая Видящая во Тьме? – спросил Колон.
– Моя учительница, – ответила Чипа. – Она послала меня в подарок Гуаканагари для того, чтобы он привел меня к вам. Но он не мой господин.
– Твоя госпожа – Видящая во Тьме?
– Христос – мой единственный господин, – сказала она, точно повторив те слова, которые, как говорила ей Видящая во Тьме, были самым важным из того, что ей предстояло сделать. А потом, когда Колон, утративший дар речи, не отрывая глаз, смотрел на нее, она произнесла предложение, смысл которого не понимала, потому что оно было на другом языке. Это был генуэзский диалект, и поэтому только Кристофоро понял ее, когда она повторила ему слова, слышанные им раньше на берегу вблизи Лагоса: “Я сохранил тебе жизнь для того, чтобы ты мог нести крест”.
Он опустился на колени и произнес что-то, похожее по звучанию на тот же самый странный язык.
– Я не говорю на этом языке, господин, – объяснила она.
– Что происходит? – требовательно спросил Гуаканагари.
– Вождь сердится на меня, – сказала Чипа. – Он побьет меня за то, что я не перевела то, что он велел мне вам сказать.
– Этого не будет, – пообещал Колон. – Если ты посвятила себя Христу, ты находишься под моей защитой.
– Господин, не надо из-за меня раздражать Гуаканагари. Потеряв оба корабля, вы нуждаетесь в его дружбе.
– Девочка права, – сказал Сеговия. – Судя по всему, ее уже не раз били.
Но на самом деле это будет впервые, подумала Чипа. Обычное ли это дело в стране белых людей бить детей?
– Вы могли бы попросить его подарить меня вам, – сказала Чипа.
– Так, значит, ты – рабыня?
– Гуаканагари думает, что да, – ответила Чипа. – Но я ею никогда не была. Вы ведь не сделаете меня рабыней, верно?
Видящая во Тьме говорила ей, как важно сказать это Колону.
– Ты никогда не будешь рабыней, – сказал Колон. – Переведи ему, что мы очень рады и благодарим его за этот подарок.
Чипа ожидала, что Колон попросит ее у Гуаканагари. Но она сразу поняла, что такой вариант намного лучше – если Колон считает, что дар уже передан, Гуаканагари вряд ли решится отобрать его. Поэтому она повернулась к Гуаканагари и распростерлась перед ним точно так же, как сделала это накануне, когда впервые повстречалась с вождем на побережье.
– Великий белый вождь Колон очень доволен мною. Он благодарит тебя за такой полезный подарок.
На лице Гуаканагари не отразилось ничего, но она знала, что он вне себя от ярости. Это ее ничуть не трогало – он ей не нравился.
– Переведи ему, – сказал стоявший позади нее Колон, – что я дарю ему мою собственную шляпу, которую я никому не отдал бы, разве что великому королю.
Она перевела его слова на язык тайно. Глаза Гуаканагари расширились. Он протянул руку.
Колон снял шляпу, и, вместо того чтобы вложить ее в руку вождя, сам надел ее ему на голову. Чипа подумала, что вождь выглядит еще более глупо, чем белые люди, носящие крышу у себя на голове. Но она видела, что на других тайно, окруживших Гуаканагари, это произвело огромное впечатление. Обмен был удачным. Могущественная шляпа-талисман в обмен на какую-то непослушную и дерзкую девчонку из горной деревушки.
– Встань, девочка, – сказал Колон. Он протянул ей руку, чтобы помочь подняться. У него были длинные пальцы с гладкой кожей. Она никогда не касалась такой гладкой кожи, разве что у ребенка. Значит ли это, что Колон никогда не работает?
– Как тебя зовут?
– Чипа, – ответила она, – но Видящая во Тьме сказала, что мне дадут новое имя, когда окрестят.
– Новое имя, – сказал Колон. – И новую жизнь. – А затем, так тихо, что только она одна могла его услышать:
– Эта женщина, которую ты зовешь Видящая во Тьме, – можешь ты отвести меня к ней?
– Да, – ответила Чипа, а потом добавила несколько слов, которые, возможно, явились бы неожиданностью для Видящей во Тьме.
– Она сказала мне однажды, что оставила свою семью и любимого человека, чтобы получить возможность встретиться с вами.
– Да, многие пожертвовали многим, – сказал Колон. – Но сейчас не откажешься ли ты помочь нам с переводом? Мне нужна помощь Гуаканагари в строительстве жилья для моих людей. Это необходимо, потому что наши корабли сгорели. А кроме того, мне нужно, чтобы он отправил посланца с письмом для капитана моего третьего судна с просьбой прибыть сюда, отыскать нас и доставить домой. Ты поедешь с нами в Испанию?
Видящая во Тьме ничего не говорила о поездке в Испанию. Наоборот, она сказала, что белые люди никогда не уедут с Гаити. Однако Чипа решила, что сейчас неподходящее время, чтобы упоминать это пророчество.
– Если вы отправитесь туда, – сказала она, – я поеду с вами.
Педро де Сальседо исполнилось семнадцать. Хотя он и был слугой главнокомандующего флота, он никогда не чувствовал своего превосходства над простыми матросами и корабельными юнгами. Однако он не мог удержаться от этого чувства, видя, как эти мужчины и парни гоняются за уродливыми туземками. Иногда он даже слышал их разговоры, хотя они уже поняли, что бесполезно и пытаться вовлекать его в свои беседы. Очевидно, они никак не могли привыкнуть к тому, что индейские женщины ходят обнаженными.
Все, кроме новенькой. Чипы. Она была одета и говорила по-испански. Это изумляло всех, кроме Педро. Он принимал это как должное: цивилизованные люди носят одежду и говорят по-испански. А она, несомненно, цивилизованная, хотя еще не христианка.
Да, насколько мог судить Педро, она совсем не христианка. Он, конечно, слышал все, что она говорила главнокомандующему, но когда ему поручили устроить ей безопасное жилье, он воспользовался возможностью поговорить с ней. Педро быстро обнаружил, что она не имеет ни малейшего представления о том, кто такой Христос, а ее понимание христианского учения было весьма примитивным. Но ведь она сама упомянула, что эта таинственная Видящая во Тьме обещала, что Колон расскажет ей о Христе.
Видящая во Тьме. Что это за имя? И как могло случиться, что индейская женщина услышала пророчество о Колоне и Христе? Такое видение могло быть только от Бога – но женщине? Да к тому же не-христианке?
Однако, если подумать, то Господь говорил с Моисеем, а тот был еврей. Конечно, это было давным-давно, когда евреи еще считались избранным народом, а не тем грязным, подлым, воровским отродьем, последними подонками, убившими Христа, но тем не менее здесь есть о чем подумать.
Педро размышлял о многих вещах, и все для того, чтобы не думать о Чипе. Потому что эти мысли нарушали его покой. Иногда ему казалось, что он ничем не лучше этих примитивных и вульгарных матросов и корабельных юнг, и его тело так тоскует по плотским утехам, что даже эти индейские женщины пробуждают в нем желание. Но нет, это совсем не так. Не то, чтобы его влекло к Чипе как к женщине. Он видел, что она уродлива, да к тому же еще ребенок, а не женщина, и надо быть просто извращенцем, чтобы испытывать к ней плотское влечение. И тем не менее было что-то такое в ее голосе, выражении лица, что делало ее привлекательной для него.
Что же это? Ее застенчивость? Гордость, с какой она произносила трудные фразы по-испански? Ее пытливые расспросы о его одежде, оружии, других членах экспедиции? Ее милые забавные жесты, когда она допускала ошибки и смущалась. Сияние, исходившее от ее лица, как будто ее прозрачная кожа пропускала некий свет? Да нет, не может быть, ведь она не светится в темноте. Это иллюзия. Просто я слишком долго был одинок.
И все же он обнаружил, что заботиться о нуждах Чипы, опекать ее, беседовать с ней, стало для него той частью его ежедневных обязанностей, которую он выполнял с особенным удовольствием. Под различными предлогами он задерживался около нее как можно дольше, порой пренебрегая другими делами. Не то чтобы он делал это намеренно; он просто забывал обо всем, когда она была рядом. И разве для него не было полезно проводить с ней время? Она учила его языку племени тайно. Если он хорошо его выучит, вместо одного переводчика будет два. А разве это плохо?
Он также учил ее читать. Это занятие, похоже, нравилось ей больше всех других, и она делала заметные успехи. Педро никак не мог понять, почему ей так хочется побыстрее овладеть этим искусством, ведь в жизни женщины умение читать отнюдь не было необходимостью. Но если это нравится ей и помогает лучше понимать испанский язык, то почему бы и нет?
И вот как-то раз, когда Педро писал на песке буквы, а Чипа называла их, за ним пришел Диего Бермудес.
– Тебя зовет хозяин, – сказал он. В двенадцать лет мальчик не имел никакого представления об этикете. – И девчонку тоже. Он отправляется в поход.