Сердце мое забилось часто, я задержала дыхание… и вдруг мне что-то очень осторожно надели на голову. Руки просунули в рукава, на спине застегнули молнию. Такахиро держал меня за руку. Я встала, а он тщательно разгладил подол моего длинного платья. Я поняла, что он просто переодел меня.
В комнате стало светло. Такахиро включил одну из ламп. И в этот момент я увидела французскую куклу. С красивого деревянного резного столика у кровати на меня смотрело лицо точно такой куклы, как выставляли в гостиных в моем родном городке.
Он купил похожую куклу для меня? Нет. Под правым глазом у нее виднелась крошечная родинка, но платье было другое. Не розовое, а бледно-голубое. Такое же красовалось на мне.
Как в тумане, я развернулась, чтобы найти глазами Такахиро. Он смотрел на меня с улыбкой, как во время нашей свадьбы.
– Моя драгоценная куколка, – сказал он.
– Что?.. – Я не успела ничего произнести охрипшим голосом, как он злобно закричал:
– Молчи!
Его улыбка сменилась раздраженным выражением, и именно тогда я вспомнила его ребенком в том «французском туре».
Я стояла как вкопанная, не понимая, что происходит, и не решаясь произнести хоть слово. Неожиданно на его лицо вернулось обычное веселое выражение, он усадил меня на кровать и сам присел рядом.
– Прости, что я закричал. Я напугал тебя? – Он говорил мягко, но я не в состоянии была ответить. Такахиро смотрел на меня, но казалось, что он меня не видит. Я молча разглядывала его.
– Ты же хорошая маленькая девочка, – произнес он, поглаживая своей большой рукой меня по голове.
И начал рассказ.
– До тех пор я никогда не влюблялся, – сказал Такахиро. – Все девочки, которых я знал – хорошо воспитанные, – соответствовали своим элитным семьям, но они были тщеславными глупыми существами, многие из них. Мама моя ничем от них не отличалась – постоянно жаловалась на сотрудников, которыми руководила (всем, по ее словам, не хватало компетенции), и на отца, работавшего в том же отделе.
А потом нам пришлось переехать. Я даже не мог поверить, что это место – часть Японии. Там не было просто-таки ничего. И детей, таких, как там, я тоже раньше никогда не видел – неотесанные, примитивные, очень завистливые. При мысли о том, что мне предстоит провести в их компании несколько лет, я просто сходил с ума.
Примерно в это время кто-то из девочек, живших в нашем доме, пригласил меня пойти посмотреть нечто интересное. Я понятия не имел, что речь идет о куклах, делать все равно было нечего, поэтому я отправился куда-то вместе с этими грязными детьми. Они просто открывали входные двери в чужих домах, даже не стуча, и выкрикивали: «Мы хотим посмотреть вашу куклу!» – а хозяева, в свою очередь, вопили: «Прямо проходите!» И даже сами не высовывали носа. Весь рой врывался в дом, и все рассматривали, что там есть. Невероятно!
Однако поход и правда оказался довольно интересным. Внимательно глядя на выставленные там вещи – не только кукол, но и картины, сувениры, дипломы, – я представлял, что за люди живут в том или ином доме. И когда эти люди появлялись с напитками, чтобы угостить нас ячменным чаем или лимонадом, они оказывались именно такими, какими я их себе рисовал. Меня это поразило. В четвертом доме я понял, что все куклы походили на детей в семье, и стал внимательнее приглядываться к ним. Они выглядели то волевыми, то заносчивыми, но среди них не было умных – все полученные впечатления скорее оказались негативными.
Мне кажется, что предпоследний дом был твой. К моменту, когда мы в него попали, я уже изрядно устал и подумывал о том, как незаметно смыться, но тут увидел вашу куклу. И понял, что хочу ее иметь.
У этой куклы оказалось необычное лицо. Невозможно было определить, то ли это рано повзрослевшая девочка, то ли по-детски выглядящий взрослый человек. Мне страшно хотелось дотянуться до нее, потрогать ее лицо, ручки и ножки. Она так очаровательно выглядела! «Как было бы здорово, – думал я, – если б она всегда была рядом, да еще умела разговаривать…» У меня даже появились надежды на хозяйку этой куклы, но практически не было ничего общего между ее убогим видом и куклой, разве только родинка в одном и том же месте.
Даже придя домой, я не мог избавиться от мыслей об этой кукле. Слушая, как ругаются родители в соседней комнате, я думал про нее. Когда одноклассники смеялись надо мной, что я не знаю правил игры, у меня в голове возникал ее образ. В конце концов я принял решение. Она должна принадлежать мне.
Во время праздника люди были еще менее бдительны, чем обычно, поэтому украсть ее оказалось делом несложным. Кроме нее, я взял еще кукол в четырех других домах для того, чтобы никто не догадался, что мне нравится именно эта кукла, если вдруг меня поймают. Тех, других, я в тот же день выбросил в мусоросжигатель при заводе.
Я не мучился угрызениями совести, поскольку был уверен, что лучше меня никто не позаботится об этой кукле.
А вскоре случилось то убийство. Больше всего меня поразило то, что все пытались связать его с пропажей кукол. «Нет, – думал я, – не могут они принимать меня за убийцу!» Я отправился посмотреть на одного из тех, кто соприкоснулся с преступлением, чтобы проверить для себя обстановку. Я подошел к твоему дому. Увидел тебя, идущую из школы или из полиции, с опущенными глазами, в сопровождении твоей матери. На секунду мои глаза встретились с твоими – и я ощутил в теле холодок. У куклы был совершенно такой же взгляд, как у тебя.
До этого я считал, что хозяйка куклы была чумазым деревенским ребенком, но тут почувствовал, что все это может вырасти во что-то прекрасное. Ты, ростом чуть больше метра, была так чудесна, напоминая ожившую куклу… А это казалось мне еще прекраснее. Я мог бы не просто разговаривать с тобой, но и сидеть рядом, гулять вместе, обнимать, засыпая… У меня возникло предчувствие, что в один прекрасный день произойдет чудо.
Потом в газетах сообщили, что подозреваемый – мужчина лет сорока-пятидесяти, я перестал волноваться и думал только о тебе.
Кажется, ты не замечала этого, но я постоянно наблюдал за тобой. В школе, по дороге домой и даже напротив твоего дома. Вскоре родителей опять перевели на работу в Токио, и мы уехали туда. Но каждые каникулы я приезжал в твой город, посмотреть на тебя. Под предлогом того, что хочу встретиться с одним из наиболее приличных детей, живших там же.
Ты росла именно так, как я надеялся. В какой-то момент я стал беспокоиться, что ты окажешься недостаточно чистой и начнешь флиртовать с каким-нибудь мужчиной, но ты была далека от этого. Во время учебы в колледже однажды я хотел поговорить с тобой, но потом решил терпеливо ждать и готовить почву, чтобы ты стала моей.
«Я не совсем полноценная женщина». Когда я услышал эти слова, по телу у меня прошла дрожь; это было сильное ощущение – даже сильнее, чем когда мы встретились глазами. Потому что тогда я понял, что ты настоящая живая кукла. Если ты стала такой благодаря убийству, то я должен сказать спасибо убийце.
Иди ко мне поближе. В ночное время ты – моя кукла.
Возможно, Такахиро устал от долгой дороги или от длительного повествования, но скоро он погрузился в сон, при этом нежно меня обнимая.
Отвратительно, жутко… Невозможно выразить мои чувства в тот момент. Я поняла, что ощущение того, что за мной постоянно следят, не было плодом моего воображения. То, что наблюдателем оказался не убийца, не принесло мне большого облегчения. Напротив, я испугалась, что теперь попала в гораздо более странную историю. В ту ночь я не смогла заснуть. «Завтра же уеду в Японию», – стучало у меня в голове.
Однако утром, когда я потихоньку ускользнула из кровати, Такахиро не попытался меня остановить, хотя, уверена, заметил это. Я приняла душ, надела обычную одежду и приготовила простой завтрак из яиц и хлеба, которые мы купили накануне. К этому времени Такахиро стал обычным, таким, как всегда.
– Сегодня начинается моя работа, я должен идти, – сказал он. – Но если тебе будет одиноко или возникнут какие-то проблемы, в любое время звони мне на мобильный. – Он поцеловал меня на прощание и ушел в офис.
Может быть, вчера мне все приснилось?.. Нет, все и правда случилось. А что, если он выпил слишком много пива и был пьяным? Или ему так понравилась тогда кукла, что он действительно ее украл, а теперь придумал такую историю, чтобы замазать неловкость?
Пытаясь убедить себя, что все так и есть, я поднялась в спальню, начала там уборку – и увидела куклу, будто ждущую меня с обычным мягким выражением на лице. Теперь на ней было красное платье. В комнате, кроме кровати, находились стол и платяной шкаф, а на нем – парные гравировки. Я медленно подошла к нему и широко распахнула дверцы, висящие на двойных петлях. Внутри увидела много платьев всевозможных цветов. Каждого цвета по два – одно для меня, второе для куклы.
Слезы полились у меня рекой. Но постепенно они сменились улыбкой. Накануне вечером, когда Такахиро так неожиданно переодел меня в темноте и заставил слушать его странную историю, я испугалась. Сейчас, днем, эти бесконечные безвкусные платья в шкафу казались забавными, даже смехотворными. Одежда, которую могли бы надеть клоуны в цирке.
«Где он купил все это и что было у него в голове, когда он их покупал?» – задумалась я. Разумеется, Такахиро не носил с собой картинки этих платьев, которые мы делали тогда цветными карандашами – как «памятки» у меня в записной книжке, которую я давно выбросила.
Когда он был ребенком, в его жизни чего-то не хватало. Чего-то существенного. Кукла в нашей гостиной, которую, вполне возможно, мы выбросили бы какое-то время спустя, дала ему то, что ему было нужно. А теперь я играю ее роль по несколько часов в день. Он вытащил меня из маленького сельского городка в это далекое место. Для того чтобы два ущербных человека жили тут, необходима была абсурдная церемония, позволившая им скрывать свои несовершенства…