— Неужели, Фрэнк? Как только судья с прокурором окажутся за решеткой, что, по-вашему, они предпримут? Раструбят повсюду об этой истории! Пусть у них больше не будет доказательств, она все равно возбудит любопытство СМИ. С какой радостью они набросятся на эти жареные факты! А те, кто ведет следствие по делу об убийстве девушки, станут копать под Шарона и в конце концов что-нибудь да найдут… Нет, Фрэнк, поверьте мне: эта парочка будет представлять угрозу. Нужно забрать досье и ликвидировать их.
— Но… Если их убьют, не миновать другого скандала!
— Именно, Фрэнк… Мы рассчитываем на вас: вы найдете способ избавиться от них, не вызвав скандала.
— Вы говорите о несчастном случае?
— Нет. Я говорю об убийстве. Двойном убийстве.
— Я не совсем вас понимаю, месье…
— Но это просто, Фрэнк: их смерть покажется подозрительной, если мы попытаемся представить ее случайной. Несчастный случай вызовет толки. Нужно найти способ убить их открыто, на глазах у всех. Когда вы хотите что-то спрятать, лучше всего оставить это на виду, верно? На самом деле нам нужен козел отпущения… Буйнопомешанный, сбежавший из клиники, или… Одним словом, кто-то, кем можно манипулировать. Нужно сделать из Форестье и Обера героев, жертв… Вы понимаете? И конечно, забрать досье и его копии, если таковые имеются…
Козел отпущения. Герои. Фрэнк понимает, да. В самом деле, существует ли лучший способ отделаться от этих подонков, чем выдать их за жертв?
— Мы сразу подумали о вас, выбирая человека для столь деликатной миссии… Нужно откопать кого-то для грязной работы… И побыстрее. Мы с министром выбрали вас, потому что полностью вам доверяем. Вы исполнительны, скромны… Мы можем положиться на вас, мой дорогой Фрэнк. Согласны ли вы взяться за это дело? Вычистить отстойник?
Комиссара переполняет гордость. Мы вам полностью доверяем. Вы исполнительны, скромны.
Но он все еще колеблется. Эрманн это видит по его глазам:
— Вас что-то смущает, Фрэнк?
— Вы уверены, что эти двое судейских замешаны в сети педофилов? В таких делах часто случаются ошибки, и…
— У нас имеются формальные доказательства. Нет никаких сомнений. И потом, почему Форестье отправила фильм министру, если не потому, что боится за себя? Если хотите, я вам покажу досье…
— Нет, все очевидно… Однако… Что насчет убийства девушки?
— То был несчастный случай, не убийство. Она была согласна, просто все вышло из-под контроля. Когда играешь с огнем, иногда случаются пожары… Шарон и его друзья слишком много выпили.
Мозг Фрэнка лихорадочно работает во всех направлениях. Когда играешь с огнем… Ему ли этого не знать, он сам часто играет в опасные игры. Он сам мог оказаться на месте этих типов…
Но он никогда не заходил так далеко. Нет, с ним такого никогда не могло бы случиться.
— Поверьте мне, Шарон навсегда оставит эти мерзости! Если история выплывет наружу, разразится беспрецедентный скандал… Шарон замешан в деле об убийстве, пусть и непредумышленном! Зять министра! Поступает вопреки моральным принципам, провозглашаемым во всех его газетах… Только представьте себе это, Фрэнк! Дюмен может поставить крест на своей карьере. Он рассчитывает на вас, чтобы этого не случилось. Ведь то была всего лишь проститутка, Фрэнк. Не станет же министр жертвовать своей семьей и своей карьерой из-за… шлюхи.
Фрэнк раздумывает еще несколько секунд. Потрудившись на благо министра и его советника, он пробьет себе дорогу к власти. Выбьется из серой массы; да он никогда и не принадлежал к серой массе, строго говоря.
И потом, то была всего лишь проститутка.
— Только не говорите, что вам жаль этих двух… насильников над детьми, а Фрэнк?
— Нет, месье… Конечно же нет.
— Действуя таким образом, мы не реабилитируем их, не прощаем им их преступления. Наоборот, мы их уничтожаем, избавляем общество от двух негодяев, которые не заслуживают того, чтобы жить.
— Да, я понимаю…
— Тогда что же удерживает вас?
— Ничего… Скажите господину министру, что он может на меня рассчитывать.
Эрманн улыбнулся. Он выиграл.
— Мы этого не забудем, Фрэнк, — заключил он, пожимая комиссару руку.
Она это уже где-то видела. Белый потолок. Светло-голубая люстра. И голос знакомый.
— Марианна?
Это, наверное, я. Она подняла веки. Различила силуэт, довольно смутный. Кто-то склонился над ней. Чья-то рука коснулась лба. Лед на пламя. Она пошевелила головой, такой тяжелой, заметила еще тени. Все кружилось в медленном танце. Вокруг нее, в ней. Горящие угли позади глаз, непроницаемый туман перед ними. Она подвигала одной ногой, потом другой. Руками, по очереди. Больно везде, даже в деснах ломит.
— Не двигайся, Марианна, — шепотом, тот же голос.
Хорошо бы увидеть все ясно. Узнать. Кто она такая? Где находится? Кто говорит с ней? Почему ей так больно? Но туманная пелена никак не рассеивалась. И не смеркался слишком яркий свет, раздувавший гигантский пожар внутри черепа… Тогда она снова закрыла глаза. Но голоса все звучали. Разные.
— Она очнулась или это сон?
— Она как-то неважно выглядит…
— Кажется, ей хуже…
Набор слов, смысл которых она улавливала с трудом. Они произносились слишком быстро. Убаюканная звуками, она понемногу вновь погрузилась в уютное гнездышко полумрака и забытья.
— Марианна, ты слышишь меня?
Десятая попытка. Она снова открыла глаза, когда солнце было уже готово сложить оружие.
— Да…
Фрэнк на мгновение онемел. Филипп и Лоран затаили дыхание. Может, еще длится бред. Она пару раз моргнула глазами. Потолок, люстра. Повернула голову. Зеленые цифры. Потом — глаза, тоже зеленые, с крапинками охры. Очень красивые.
— Марианна! Как я рад, что ты наконец очнулась…
— Где… Где это… Где это я?
— В твоей комнате.
— В моей комнате? А… А вы кто такой?
Изумруды застыли.
— Это я, Фрэнк! Ты не узнаешь меня?
— Нет… Я… Я не знаю…
Два других силуэта приблизились. Она вгляделась в лица.
— Марианна? — сделал попытку Филипп. — Разве ты нас не помнишь?
— Нет… Простите… У меня болит голова.
— Не надо отчаиваться! — сказал Лоран. — Может быть, это пройдет…
Она попыталась приподняться, в живот будто вонзилось копье.
— Я… Почему мне так больно? И… Где Тома?
— Это еще кто? — нахмурился Лоран.
— Это… мой друг! — простонала Марианна.
Она явно была в панике. Совершенно потерянная. Фрэнк сжал ей руку.
— Его здесь нет, — мягко проговорил он, пытаясь ее утешить. — Ты не волнуйся. Тебе сейчас нужно отдыхать… Согласна?
— Мне хочется пить… Очень хочется пить…
Комиссар поднес ей к губам стакан с подслащенной водой. Напившись, она снова положила голову на подушку.
— Кто вы такие? Копы, да?
В них зародилась надежда.
— Да! — подтвердил Фрэнк. — Точно, мы из полиции…
Но, услышав великую новость, Марианна преобразилась. Порыв паники в черных глазах. Она вновь попыталась встать, Фрэнк удержал ее.
— Отпустите меня! Я хочу вернуться туда! Хочу увидеть Тома!
Лоран взирал на сцену с изумлением. Все это могло бы показаться комичным. Если бы не драматизм ситуации. Фрэнк пытался найти в ней какую-то логику, но допустил ошибку в хронологии.
— Нет, Марианна, не волнуйся, тебя не отправят в тюрьму…
— В тюрьму?! Но… Почему в тюрьму? Я никогда не сидела в тюрьме! Я ничего не сделала!
Еще дальше, в прошлое.
— Нет, я… Я хотел сказать…
— Я не хочу возвращаться к моим старикам! Хочу уйти с Тома!
— Хорошо, Марианна, не надо нервничать… Лежи спокойно, ты ранена.
— Ранена? Но что со мной такое? Вы арестовали Тома? Вы не имеете права, он ничего не сделал! Я сама ушла из дома!
— Успокойся! — повторил Фрэнк. — Никто никого не арестовывал, ясно?
Она непременно хотела вскочить, бежать. Фрэнк удерживал ее за плечи. Взглядом просил у товарищей подмоги. Но те не знали, что предпринять, видя этот припадок безумия.
— Марианна, успокойся, прошу тебя! — молил комиссар.
— Я не хочу возвращаться к ним… Я хочу увидеть Тома!
— Ты ни за что туда не вернешься. Мы найдем твоего друга… Не переживай.
Наконец она снова закрыла глаза. Фрэнк прикоснулся к ее лбу. Заметил, что она опять удалилась. В какое-то неведомое измерение. Он отошел, прислонился к окну.
— Она помешалась, — прошептал Филипп.
— Нет, — отозвался Фрэнк. — Это амнезия. Она проснулась на несколько лет раньше. До тюрьмы.
— До тюрьмы? — повторил лейтенант. — Как же мы скажем ей, что…
— Мы не станем ей ничего говорить. Подождем, пока она окрепнет. Там будет видно.
Лоран принес ужин. Бутерброды, пиво — обычное меню. Они устроились у окна, откуда с наступлением сумерек потянуло свежестью. Марианна до сих пор не очнулась. Казалось, она мирно спит.
— С чего ты взял, что у нее амнезия? — вдруг спросил Филипп.
— Сам не знаю… Может, она предпочла забыть дальнейшее… Слишком тяжелые воспоминания.
— Думаешь, она вернется… в настоящее?
— Откуда мне знать? С этим пусть нейропсихиатры разбираются, а я — коп!
Время тянулось слишком медленно, они уже начали уставать. Ноги затекли, веки отяжелели.
— Я сварю кофе? — предложил Филипп.
— Давай! — кивнул Лоран. — Раз уж надо бодрствовать…
По пути к двери Филипп кинул взгляд на Марианну. И застыл.
— Эй! — прошептал он. — Глядите!
Ее глаза были широко открыты. Но больше всего всех троих поразило то, что она плачет.
— Марианна? — спросил Фрэнк, присаживаясь рядом. — Ты меня слышишь?
— Да…
— Ты… Почему ты плачешь? Тебе больно?
Она отвернулась. Расплакалась еще пуще. Фрэнк хотел взять ее за руку, Марианна вырвалась, с силой.
— Это я, Фрэнк… Ты меня помнишь?
— Трудно тебя забыть, — в бешенстве прошипела она.
Фрэнк на мгновение окаменел:
— Ты… Ты знаешь, кто я?
— Да… Последняя мразь.