— Фрэнк, образумьтесь, прошу вас! До сих пор вы были безупречны. Не стоит все портить из-за нее… Вы к ней привязаны, не так ли?
— Я ни к кому не привязан, месье. Но я держу свое слово и думал, что для вас это тоже имеет значение. По-видимому, я ошибался.
Эрманн ощутил удар. Новое оскорбление. Но не это его огорчало. А упорный отказ. Напрасная трата времени и энергии.
— Эта девушка должна умереть, Фрэнк. Приказ министра. Вы понимаете меня?
— Я вас понимаю. Но отказываюсь совершать это преступление.
Эрманн чуть заметно вздрогнул. От слова «преступление» наверняка. Сделал несколько шагов по кругу, словно беря в осаду своего нового врага.
— Фрэнк… Прошу вас, рассудите здраво. Вы уже не можете отступить. Отпустив эту девушку, вы совершите серьезную ошибку, поверьте…
— Вы мне угрожаете?
— Нет… Просто хочу вас вразумить.
Он остановился, взглянул в лицо комиссару.
— Забудьте ваши сраные угрызения!
Он давал слабину. Употреблял слова, для него нехарактерные. Терял почву под ногами.
— Угрызения? Вам знакомо такое слово, месье? Я как раз думаю, что угрызения не слишком вас беспокоят…
— А вас? Напоминаю, что вы подготовили два убийства, Фрэнк. Третье совершили сами… Хладнокровно застрелили молодую женщину.
Боль в груди. Кларисса перед ним на коленях. Мольбы, его преследующие во время бессонниц. Или в кошмарных снах.
— По вашему приказу! Я застрелил ее по вашему приказу! — напомнил он, свирепея.
— По моему приказу? Не знаю, о чем вы говорите, месье комиссар…
Фрэнк сжал кулаки. Несмотря на жару, изумруды оледенели.
— Повторяю, у вас нет выбора.
— Выбор есть всегда, месье.
— Нет, не всегда. Не заставляйте нас… использовать другие средства убеждения, если вы понимаете, о чем я…
— Нет, не понимаю. Поясните вашу мысль, господин советник.
Фрэнк произнес «господин советник» так, будто хотел выкрикнуть ему прямо в лицо: «грязная тварь!» Эрманн тем не менее сохранял относительное спокойствие.
— Не думайте, будто я это делаю с легким сердцем. Я просто передаю вам приказ министра. И вы должны подчиниться ему.
Мозг Фрэнка лихорадочно работал, совершал болезненные открытия. Они не обнаружили своих намерений на прошлой неделе, поскольку надеялись, что Марианна умрет от ран. Шайка негодяев! Сейчас нужно принять правильное решение. Спасти жизнь Марианны и его людей. Да и свою тоже. У него, конечно, есть оружие. Да такое, мощь которого непредсказуема. Такое руки вам оторвет еще до того, как цель появится в объективе.
Эрманн ждал ответа. Согласия или отказа. У него тоже кое-какое оружие было припасено. Вряд ли он не подготовил другие доводы, чтобы его уломать. И все-таки еще раз попробовал мягкую манеру. Улестить, подкупить.
— Прошу вас, Фрэнк… Рассудите здраво! Не забывайте: мы сумеем отблагодарить вас и вашу команду…
Комиссару хотелось бы знать, какую карту прячет противник в рукаве. Насколько мощному огню он должен будет противостоять. Потому что он не капитулирует. В этом одном он сейчас был уверен окончательно.
— Я не стану убивать Марианну, — отчеканил он.
Лицо Эрманна сделалось внезапно жестким. Вот, несомненно, его истинное лицо. Они стояли друг напротив друга, и весь мир перестал для них существовать.
— Министр и я, мы вам доверяли, Фрэнк. Вы меня сильно разочаровали, вы сильно разочаровали его…
— То же могу сказать вам и я.
Эрманн сделал шаг назад. Будто для разбега.
— Фрэнк… Я боялся, что вы именно так к этому и отнесетесь, хотя и надеялся, что вы… как это сказать… проявите больше понимания. Не станете глупо упираться! Мне правда жаль…
— Я в отчаянии, что разочаровал вас, месье.
— Предвидя такой оборот, я отдал распоряжения…
Вот оно. Фрэнк ожидал худшего. Разумеется, с карьерой его людей и его собственной покончено. Их тем или иным способом выживут из полиции. Вываляют в грязи, как только возможно. Фрэнк стоически ждал. Готовый ко всему.
Почти.
Эрманн что-то вытащил из кармана. Кажется фотографию. Протянул ее Фрэнку, который мгновенно окаменел. Потом паника завладела им.
— Фрэнк… Вы ведь не хотите, чтобы с ней что-нибудь случилось, да?
Комиссар схватил его за шиворот, притиснул к дереву.
— Отпусти, болван несчастный!
— Поганая мразь! Тронь только хоть волосок на ее голове, и я отправлю тебя в ад!
— Успокойтесь! — хрипел Эрманн. — Это… бес… полезно… Слишком… позд… но…
Фрэнк надавил сильнее.
— Слишком поздно? — заорал он.
— Она… в наших руках… Отпустите… Иначе…
Фрэнк ослабил хватку. Заколебался. Эрманн перевел дыхание. Сделал знак двум сторожевым псам в штатском, которые бросились к ним. Остановились на почтительном расстоянии.
— Мне правда жаль прибегать к… Доводить до… Но мы не можем позволить себе провала. Гревиль должна умереть, ясно?
Фрэнк отступил, рухнул на скамью. Совершенно ошеломленный. Он воображал себе все, что угодно. Кроме невообразимого. Эрманн подошел к нему, но не слишком близко.
— Где она? — прошептал Фрэнк.
— Не беспокойтесь, ей не причинили никакого вреда. До сих пор, во всяком случае… Мои люди забрали ее во время обеда. Она сейчас с ними. Поверьте, с ней хорошо обращаются. И как только вы закончите миссию, вам ее вернут…
— Если с ней что-то случится, я вас убью…
— Если вы подчинитесь, с ней не случится ничего. Отвезите Гревиль на вокзал. Пристрелите ее. Вы получите повышение, Фрэнк… И… — советник положил фотографию на скамью, — она останется в живых. Что значит для вас жизнь преступницы по сравнению с жизнью родной дочери? Как только вы завершите миссию, вы встретитесь с ней. Вам не придется пожалеть, поверьте… Потом сами скажете мне спасибо.
Фрэнк встал. Как боксер, которого сочли мертвым. Выбора не оставалось. Нужно было объявить войну. Пустить в ход тяжелую артиллерию.
— Я снял копию с фильма. И сохранил письма.
Эрманн весь задрожал, от макушки до пяток. Но быстро пришел в себя:
— Вы блефуете…
— Неужели? Я говорю о видеофильме, в котором показано со всей очевидностью, как Шарон и его друзья убивают несчастную молодую женщину… Шестьдесят минут невыразимого зверства! Я говорю о письмах, в которых Надин Форестье рассказывает об этом деле, о том, что Мартинелли собирался в нужный момент пустить запись в ход против Дюмена — в политических целях. Полагаю, чтобы самому вместо него баллотироваться в президенты… Я говорю о письмах, из которых явствует, что ни Форестье, ни Обер никак не связаны с сетью педофилов…
Советник просто растекался на месте. Так тает эскимо на июльском солнце.
— Вы, Эрманн, отдали мне приказ казнить троих невиновных, чтобы вывести из-под удара последних подонков. Я не дам вам пожертвовать еще одной жизнью! Я все предусмотрел: скопировал фильм и досье, сохранил корреспонденцию Форестье. Добавил письмо, написанное лично мной, где я все излагаю с самого начала. Как я помог Марианне бежать, по чьему приказу… И с какой целью. Я устроил так, что документы хранятся в надежном месте. А главное, эти улики СМИ получат, если со мной что-то случится… Если я исчезну, разразится скандал. Если вы тронете Марианну или кого-то из моих людей, разразится скандал. Если вы тронете мою дочку, тоже разразится скандал.
Он подошел немного ближе к тому, что оставалось от Эрманна. Положил руку на рукоятку «магнума».
— Но если вы ее тронете, я не только обнародую досье, я займусь лично вами… Если я умру, вы взлетите на воздух. И ваш министр вместе с вами. И министр юстиции… Причем как умру я — не важно! Получу две пули в голову, или в машине откажут тормоза… Будет у меня сердечный приступ, или в квартире случится пожар, покончу с собой, открыв газ, или просто исчезну!.. Вот видите, я предусмотрел все, все варианты. Разве не поэтому вы меня выбрали, а? Не за то, что я предусмотрителен и исполнителен, а, господин советник?!
На горле Эрманна задергался кадык. Фрэнк буквально сплющивал его каждым словом:
— Может, вы считали меня кретином, господин советник… Сожалею, что пришлось вас разочаровать!
— Вы обезумели, Фрэнк… Совершенно обезумели! Вы готовы все потерять ради этой… девки!
— Нет, у меня просто открылись глаза. И я вам советую сейчас же пойти к министру. Сообщить, что его сторожевой пес взбесился… Марианна покинет страну живая и невредимая. И я хочу немедленно получить Лорин. Это ясно?
— Послушайте… Мы бы могли договориться…
— Договориться? Именно это я сейчас и делаю. Шкуры двух министров против моей и тех людей, которые что-то значат для меня… У вас есть час, чтобы вернуть мне дочь, Эрманн. И молитесь, чтобы с ней ничего не случилось. Если на ней будет хоть одна царапина, я перережу вам горло. Понятно?.. Через пятьдесят минут я позвоню вам и укажу, где оставить девочку.
Фрэнк развернулся и ушел быстрым шагом.
Эрманн перевел дыхание. Его черед быстро соображать.
Он позвонил министру. Обрисовал ситуацию в немногих словах. Без околичностей. Дюмен обладал незаурядным умом. За две минуты он нашел решение. Ужасающе простое. Они вступили в войну. У них не было выбора.
К счастью для них, Эрманн тоже предпринял некоторые меры. Как будто чувствовал, куда подует ветер. Набрал еще один номер, стал раздавать приказы с быстротой пулемета.
Фрэнк сел в машину. Он дрожал с головы до ног. Стараясь не сорваться, позвонил Лорану.
— Что с тобой? У тебя странный голос…
— Выметайтесь из дома.
— Пардон?
— Сматывайтесь, все трое! Езжайте все равно куда… Только убедись, что за вами нет хвоста.
— Ты меня пугаешь… Скажи, что происходит?
— Нет времени! Делай, как я сказал, объясню потом. Не возвращайтесь, пока я не позвоню, понял? Главное, ничего не говори Марианне. Просто скажи, что поедете кататься, о’кей?
— Ладно, хорошо… Но черт, объясни, что происходит, Фрэнк!
— Не сейчас. Позже. Я на тебя полагаюсь, Лоран.
Он прервал связь. Лицо малышки неотвязно преследовало его. Что, если они выместят на ней досаду? Нет. Не посмеют. Я сделал все, чтобы ее спасти. Или наоборот.