Маркиза решила перекрыть воду, из душевых отсеков раздались вопли.
— Я не ополоснулась! — кричала метиска.
— Нужно было поторопиться! — отвечала Соланж с противной ухмылочкой.
Явилась мадам Фантом, уже одетая. В том же светлом платье, только промокшем, безжалостно облепившем костлявое тело. Пришла и метиска, с шампунем, сверкающим в волосах, и ее товарки залились смехом. Будет ей развлечение — полоскать свою гриву над раковиной в камере! Марианна тоже усмехнулась, а Соланж открыла решетку:
— Давайте живо, мне еще других сучек вести на помывку!
Девушки прекратили смеяться и вереницей покинули комнату. Но метиска остановилась, поравнявшись с охранницей:
— Вы не имеете права так разговаривать с нами! Другие надзиратели так с нами не разговаривают!
— Мадемуазель кофе-с-молоком встала сегодня не с той ноги? Может, у нее месячные?
— Я поговорю с начальником! Расскажу ему, как вы с нами обходитесь!
— О! Да она меня почти напугала, барабанная шкура!
Марианна следила за стычкой, прислонившись к стене. В кои-то веки не она явилась причиной переполоха!
— Есть свидетели, которые подтвердят твои клеветнические обвинения? — насмехалась Соланж. — Кто-нибудь что-нибудь слышал?
Она прошлась вдоль шеренги, заглядывая каждой в лицо. Все отводили взгляд.
— Может быть, мадемуазель де Гревиль что-нибудь слышала?
— Нет, — холодно отрезала Марианна.
Соланж задрала голову с триумфальным видом:
— Смотри-ка, никто, кроме тебя, не слышал этих недопустимых слов… Твое свидетельство против моего. Но чего стоит свидетельство шлюхи, которую подобрали с панели?
— Я. Я слышала, — произнесла Эмманюэль.
Марианна в изумлении воззрилась на нее.
— Кто это сказал? — рыкнула Маркиза.
— Я! — быстро выскочила Марианна.
Эмманюэль уже открыла рот, но Марианна ей вывернула запястье и что-то прошипела в ухо. Соланж встала лицом к лицу со своей вечной заклятой антагонисткой.
— Десять секунд назад ты ничего не слышала, де Гревиль!
— Просто Гревиль… Ну, вообще-то, кажется, я расслышала, что вы вроде бы ее назвали барабанной шкурой… А нас всех обозвали сучками.
— Тебе вчера мало досталось? Хочешь еще раз упасть с лестницы?
— Я сказала, что это слышала, но не сказала, что стану повторять.
Соланж саркастически усмехнулась, празднуя победу:
— Вот и хорошо: вижу, ты начинаешь понимать! Видно, время от времени падать с лестницы тебе идет на пользу!
Метиска подавила гнев, и десять овечек отправились в путь к своим камерам.
Эмманюэль открыла свой ящик взять вещи. Единственную смену одежды. Джинсы и футболку цвета хаки. Совсем другая женщина.
Марианна растянулась на койке. Стуча зубами, она курила уже третью сигарету.
— Почему вы выступили в мою защиту?
— Я тебе велела не заговаривать со мной, — отрезала Марианна, не повышая голоса.
— Я хочу знать… даже если вы попробуете снова меня задушить.
Марианна вздохнула:
— Не стоит противостоять Маркизе… Париотти. Так ее здесь прозвали.
— Не понимаю почему. В ней нет никакого благородства!
— Маркиза де Сад! — уточнила Марианна. — Стало быть, не стоит с ней вступать в конфликт. Это первостатейная гадина. Будешь ей возражать — горько пожалеешь.
— Почему вы сделали это ради меня?
— Ничего я ради тебя не делала! — поправила ее Марианна даже с каким-то напором. — Просто хотела прекратить заваруху: очень надо мокнуть два часа в гнилом коридоре. Развлеклась, ничего больше! И потом, люблю посбивать спесь с Маркизы. С тобой она бы расправилась в два счета! Порвала бы тебя на клочки за десять секунд. Тебя бы и лилипутка одолела!
— Как она оскорбила ту девушку! Как говорила с нами! Это… неприемлемо. Об этом нужно заявить!
Марианна расхохоталась, но быстро перестала, из-за боли.
— Неприемлемо? Заявить? Но кому, черт! Как ты думаешь, куда ты попала? В отель «Георг Пятый»? Думаешь, можно пожаловаться на персонал? Я, наверное, сплю! Галлюцинирую! Ты в тюрьме, зомби!
— Не называйте меня так!
— Ты в ТЮРЬМЕ! — отчеканила Марианна. — Здесь ты всего лишь порядковый номер в книге регистрации, и больше никто! Здесь у тебя нет никаких прав! НИКАКИХ ПРАВ, усекаешь? Впрочем, скоро сама убедишься. А пока притормози.
Эмманюэль зашнуровала кроссовки и принялась кружить по камере.
— Вам нужно в санчасть, — вдруг выпалила она.
— Черт! — сквозь зубы процедила Марианна, поворачиваясь к стене. — Заткнешься ты сегодня или как?
— Вы ранены, и…
— Не твое дело! ЗАТКНИСЬ, ГОВОРЮ!
— Можно взять у вас книгу?
— Бери что хочешь, только дай мне спокойно поспать, ради господа!
— Спасибо. Большое спасибо…
Марианна исчезла под одеялом. Дамочка не продержится и десяти дней в этих джунглях. Попадет в психушку или полезет в петлю. А может, ее исхудалое тело не выдержит. Естественная смерть, очень просто. Тем лучше. Так она, Марианна, скорей от нее избавится.
Но пока именно Марианна стучала зубами и дрожала, как листики акации во дворе, когда приближается зима.
Может быть, зима приближается и для меня тоже.
Пятница, 27 мая, 12:00
Даниэль вошел в комнату надзирателей с безмятежным видом и радужной улыбкой на устах. Моника Дельбек ела какую-то пакость, входящую в гиперпротеиновую диету. Даниэль ее приветствовал крепким мужским рукопожатием, та скривилась. Он обожал такие шуточки. Его это забавляло.
— Как дела? — весело осведомился он.
— Нормально! А вы как? Хорошо отдохнули?
Моника старалась не показывать, до какой степени ее смутило то, что Даниэль застал ее в самый разгар диетических усилий.
Ведь таким образом она признавала, что считает себя чересчур полной. И это ставило под сомнение ее женские чары.
— Чудесно выглядите! — заверил ее начальник, наливая себе чашку кофе.
— Ваша электробритва в ремонте или это новый стиль?
— Вам нравится? — вкрадчиво осведомился он, дабы избежать дальнейших расспросов.
Моника не успела ответить, только залилась румянцем, когда в комнату вошла Жюстина. Одним своим взглядом она как будто окатила Даниэля кислотой.
— Под этой щетиной он что-то скрывает! — выпалила она. — След от удара, может быть…
— Какая ты у нас проницательная, малютка Жюстина! От тебя, честное слово, ничего не скроешь!
— Это, главным образом, Марианне нелегко скрывать…
Моника оставила их сводить счеты, а сама продолжала стоически хлебать свой дурно пахнущий суп.
— Как она? — спросил Даниэль.
— Плохо, — отвечала Жюстина.
Даниэль принял безразличный вид:
— Моника, ваша еда аппетитно выглядит!
— Не смейтесь!
— Да что вы! Я не смеюсь. Из чего это приготовлено? Из подтухшего мяса?
Она вздернула плечи, Даниэль рассмеялся. Жюстина не смогла сдержать улыбку. Шеф в своем репертуаре.
— Вы правы, Моника: красота требует жертв!
Шутка не удалась, наступило долгое молчание. Моника решилась вскрыть нарыв:
— Жюстина рассказала мне о мадемуазель де Гревиль.
— Да ну? И что же она вам поведала?
— Что… что заключенная впала в истерику, набросилась на вас, а вы увели ее в дисциплинарный корпус и там… там дрались с ней.
Начальник бросил на Жюстину удивленный взгляд.
— Примерно так все и было, — признался он.
— Вы не хотите составить рапорт о произошедшем? Такое поведение требует разбирательства в суде.
— Нет. Думаю, она достаточно наказана. Она меня ударила, я дал сдачи. Только такие методы действуют на нее. Вы не согласны?
— И все же! — не унималась Дельбек. — Это идет вразрез с…
— Регламентом? Нужна вам лишняя бумажная волокита, Моника? У вас мало работы?
Моника перестала протестовать, зато вступила Жюстина:
— Вчера Марианна отказалась от прогулки. И сегодня тоже не вышла…
— Это ее право, — бесстрастно заметил шеф.
— Она не смогла пойти на прогулку потому, что не держится на ногах! Я хотела отвести ее в санчасть, но она отказалась.
— Значит, ей это не нужно… Прекрасный кофе! Вы его приготовили, Моника? По-настоящему вкусный. Мои поздравления! А мадам Оберже?
— Еще жива, — отвечала Дельбек. — Она тоже отказалась выйти во двор. И… женщины в курсе насчет нее… За что ее посадили.
— Уже? — изумился шеф. — Быстро же разлетаются новости в нашем тесном мирке!
— Думаю, это Соланж проболталась, — сказала Жюстина.
— Почему сразу Соланж? — возмутилась Моника. — Любая заключенная могла узнать ее по фотографии в газете или даже увидеть по телевизору!
— Не важно, — заключил Даниэль. — Если она решится выйти во двор, следует глаз с нее не спускать. То же самое — в душевой. Усиленный надзор…
— Почему бы не прибегнуть к одиночному заключению? — спросила Моника, с облегчением проглотив последнюю ложку супа для похудания.
— Доктора говорят, она не вынесет изоляции, — объяснил шеф. — Склонна к самоубийству…
— Отдать ее на съедение во дворе — все равно что самоубийство. — Жюстина упрямо настаивала на своем.
— Я это прекрасно знаю, — согласился Даниэль. — Но у нас нет выбора! Хоть Марианна усвоила, что не должна ее трогать: уже хорошо.
— Она не в том состоянии, чтобы кого-то трогать! — снова пошла в наступление Жюстина. — Но когда к ней вернутся силы… Если когда-нибудь вернутся…
Даниэль поставил чашку в раковину с такой силой, что от нее откололся кусочек.
— Что ты такое плетешь! Она вовсе не умирает, насколько мне известно! Она даже неплохо себя чувствовала, когда я ее привел в камеру.
— Кстати, я ждала до восьми вечера, а вы так и не поднялись, — продолжила надзирательница, будто что-то заподозрив. — Это почему?
— Ей нужно было излить душу.
— Тебе?
— Да, мне! И я выслушал ее, не пожалел времени… Видишь, не такое уж я чудовище!
Жюстина вдруг почувствовала себя обездоленной. Обычно девушка ей изливала душу.
— Но все же ты ее отделал как следует.