— Черт, черт, черт! Неужели ты сделала это? — чуть не рыдала она.
Положила спящую на пол, бросилась к двери, забарабанила кулаками по бронированному металлу.
— На помощь! Надзиратель!
Каждая минута на счету. Марианна кричала во всю силу легких, лупила кулаками по двери. Даже забыла о сломанном пальце. Лупила изо всех сил. Звала во весь голос. Вот уже десять минут.
— Надзиратель, на помощь!
И внезапно ее крики получили отклик. За каждой дверью заключенные начали стучать. Гремело по всему этажу. Этот причудливый концерт ударных можно было услышать даже снаружи, в цивилизованном мире.
В сто девятнадцатой Марианна надрывала голосовые связки:
— Надзиратель, на помощь! Самоубийство! САМОУБИЙСТВО!
Через четверть часа голос у нее сел. Иссяк помаленьку, словно родник в пустыне. Она расплакалась. Все еще колотила в дверь. Пыталась вопить.
Двадцать минут.
— Надзиратель! На помощь! Самоубийство!
Она взглядом молила Эмманюэль. Держись! Умоляла и своего злейшего врага:
— Соланж! На помощь! Открой дверь, прошу тебя!
Но только другие заключенные отвечали ей. Слово гремело в ночи, передавалось десятками мощно звучавших голосов.
Самоубийство.
Полчаса.
В сто девятнадцатой уже слышался только шепот. На помощь! Марианна вдруг упала на колени, приложила ухо к груди Эмманюэль. Больше ни звука.
— Нет!
Из последних сил она сжала тело в объятиях. Орошала слезами, молила тихим, охрипшим голосом:
— Нет! Эмма, нет!
Удары по дверям стихли. Камера за камерой. Женщины поняли. Слишком поздно. Бесполезно. На этаже установилась тишина. Будто началось бдение у тела усопшей.
Марианна по-прежнему прижимала к себе свою мадам Фантом. Не могла отпустить ее одну в неведомые пределы.
4:40. Глазок наконец открылся.
— Сейчас позову врача и офицера, — заявила Маркиза ледяным тоном.
5:00. Врач и офицер из мужского блока вошли в сто девятнадцатую. Доктор констатировал смерть Эмманюэль Оберже. Они собрались тут же унести тело. Но сначала пришлось вырвать его из мощных, отчаянных объятий. Молодая женщина, сорвавшая голос, вся в слезах, отказывалась отпустить подругу.
Ту самую мадам Фантом.
Ее грубо оттолкнули, положили покойницу на подвернувшиеся носилки. Даже не прикрыли лицо. Оставили Марианну на полу. Так или иначе, она не могла больше двигаться. И кричать не могла.
Сорвала голос, разбиваясь о скалу безразличия.
Понедельник, 20 июня, — камера 119 — 07:00
Марианна, забившаяся под окно, за койкой, свернувшаяся кольцом, напоминала тряпичную куклу, изломанную малолетним садистом. Только черные блестящие глаза были еще живыми. Даниэль встал на колени перед ней:
— Мне позвонили домой… Из-за мадам Оберже.
Марианна смотрела в пол. Он заметил запекшуюся кровь на ее руках. Заметил, что она дрожит от холода. Или опять начинается ломка. Сдернул одеяло с койки и прикрыл ее голые плечи. На ней до сих пор была ночная одежда. Майка на тонких бретельках, короткие трикотажные штанишки.
— Марианна… Скажи что-нибудь… Взгляни на меня…
Взгляд черных глаз медленно обратился к нему. Она открыла рот, пошевелила губами. Но не смогла издать ни звука. Только пролила несколько слезинок, оставшихся после ночи. Даниэль привлек ее к себе, она обняла его за шею. Снова попыталась заговорить. Еле слышно. Он склонился к ее губам, чтобы что-то разобрать. Она рассказывала, что звала. Долго. С четырех часов до половины пятого. Что наконец сорвала голос, не могла больше кричать. И не могла ничего сделать, чтобы спасти подругу. Даниэль так крепко сжал ее в объятиях, что она чуть не задохнулась.
— Эмма… Она была жива, когда я нашла ее… Она даже назвала меня по имени…
Даниэль целовал ее лоб, волосы:
— Это пройдет, Марианна… Это пройдет, говорю тебе… Тебе не в чем себя упрекнуть…
Она расплакалась, прижавшись к его груди. Ее горе походило на шелест тонкой струйки воды, пропадающей в бесплодной почве. Даниэль предложил отвести ее в санчасть. Она отказалась, покачав головой. Снова прижалась к нему, укрылась в его объятиях, единственном месте, где она могла найти хотя бы намек на утешение.
— Почему она ничего не сделала? — сорванным голосом просипела она. — Почему не пришла?
— Она… Она уверяет, будто ничего не слышала.
Марианна резко отстранилась, возмущенно затрясла головой. Он прочел по губам: Неправда! Она врет! Ее глаза переполняла ярость. Непонимание.
— Слишком поздно, Марианна. Сейчас тебе лучше отдохнуть… Поспать…
Он подтащил ее к койке. Она свернулась калачиком, и Даниэль накрыл одеялом ее застывшее тело.
Кабинет офицера — 07:30
Прикурив, Даниэль швырнул зажигалку на стол, в самую середину. Соланж стояла перед ним навытяжку. Жюстина прислонилась к стене, около окна. Можно начинать разбор полетов.
— Рассказывай, что произошло этой ночью! — потребовал он.
— Я уже все изложила! — лениво протянула Париотти. — Я встала, чтобы сделать обход, открыла глазок в сто девятнадцатой и увидела Гревиль на полу возле жертвы. Сразу пошла за офицером и дежурным врачом и…
— Марианна звала более получаса! Мадам Оберже была еще жива, когда та ее нашла, в четыре утра…
— Я ничего не слышала, я спала. Эта девка врет, как дышит! Она, скорее всего, вовсе не кричала. Наверняка оставила подружку подыхать.
Жюстина вспыхнула, как бензиновые пары:
— Марианна не врет! Все женщины слышали, как она звала на помощь! И они тоже стучали в двери! Настоящий содом! И ты ничего не слышала?!
— Да нет. Я вымоталась, заснула… Мобильник меня разбудил в четыре тридцать… Все равно уже было слишком поздно. Та уже умерла!
— Нет! Повторяю тебе: она была еще жива, когда Марианна начала звать на помощь!
— А я повторяю, что эта девка только и делает, что врет! Может быть, она заставила ту проглотить снотворное. Она способна на все!
— Неужели? — вопросил шеф, вставая. — Пойди посмотри на нее! Посмотри, как она несчастна! Травмирована тем, что произошло ночью!
— Она? Несчастна? Травмирована? — возразила Соланж, злобно ухмыляясь. — Но это — преступница худшего пошиба! Вы, кажется, об этом забыли. Ваши чувства к ней вводят вас в заблуждение, шеф!
Ракета системы «Скад», прямое попадание. На мгновение он потерял дар речи. Но Жюстина поспешила на помощь:
— Марианна никогда бы не сделала ничего подобного!
— Да ну? А Джованна? Скажете, ее убила не Гревиль!
— Нет, — отрезал Даниэль. — И она тем более не убивала мадам Оберже! Наоборот, сделала все, чтобы ее спасти. Это ты убила ее!
— Я не позволю вам бросаться такими обвинениями, месье! — отчеканила Соланж.
Она смотрела ему прямо в лицо. Пошевелила губами. Он угадал слово. Фото. Стиснул зубы и промолчал.
— Я никого не убивала, — спокойно продолжала Париотти. — Я не проснулась, такое бывает. Во всяком случае, та все равно покончила бы с собой, все здесь это знали…
— Ту звали Эмманюэль Оберже! — напомнил Даниэль.
— Не важно, как ее звали. Она убила своих детишек. Кого волнует, что она умерла! Поделом ей… Сто лет, что ли, будем переживать из-за этой дуры!
Жюстина вышла вперед, испепеляя ее взглядом:
— Ты и в самом деле мразь, Париотти! Тебе среди нас не место!
В ответ Соланж только пожала плечами. Жюстина, вне себя, вышла из комнаты. Шеф снова рухнул в кресло. Уничтоженный. Маркиза нависла над ним:
— Добрый тебе совет, Даниэль: не создавай мне проблем, так будет лучше для тебя и твоей семьи… Я крепко сплю, меня не разбудил шум. Понятно?
— Вон из моего кабинета — или я убью тебя!
— Не кипятись! Я оказала тебе услугу, разве нет? Теперь ты снова сможешь трахать ее в камере, поскольку той, другой, больше нет! Не нужно будет укрываться в библиотеке! Но спеши попользоваться ею, ибо мне сдается, что твоей маленькой протеже отпущен недолгий срок…
Она наконец закрыла за собой дверь, и досье, загромождавшие стол, подпрыгнули от яростного удара.
Камера 119 — 10:00
Суматоха в коридоре указала Марианне на то, что час прогулки пробил. Она не вставала с койки, не могла пошевелиться. Погребенная под обломками.
Почему? Почему Эмма решила оставить ее? Легко догадаться… Она хотела этого с самого начала, еще до того, как ее заточили здесь. Чтобы не жить с чувством вины. Это хуже, чем заключение или побои. Хуже всего. Марианна это прекрасно знала.
Она чувствовала себя осиротевшей. Больше никогда не услышать ей среди ночи размеренного дыхания.
Мне посчастливилось ее узнать. Пересечься с ее судьбой. Наверное, ей сейчас лучше. Смерть не всегда худшее из зол. Но для тех, кто остался, это вдвойне тяжело.
Марианна закурила «кэмел», растянувшись на продавленном матрасе. Она цеплялась за свою мечту, пытаясь не поддаваться отчаянию, которое росло и ширилось внутри.
Тоске, которая проступала из каждой поры.
Я скоро покину этот ад. Но тебя, мадам Фантом, никогда не забуду. Тебя, которой причинила столько зла. Тебя, ради которой рисковала жизнью. Тебя, которую не сумела спасти. Если бы эта сволочь Маркиза…
Жюстина открыла камеру:
— Как ты, Марианна?
— Плохо. Как мне ее не хватает, ты представить не можешь… Та дрянь убила ее! Нарочно, я уверена!
Голос у нее был все еще хриплый. То и дело пропадал. Или скрипел, как пила по дереву.
Жюстина предпочла скрыть от нее то, что услышала в кабинете шефа. Незачем подогревать в ней жажду мести.
— Она утверждает, будто ничего не слышала…
— И ты ей веришь?! — взорвалась Марианна, даже попыталась крикнуть.
— Не знаю… Ты выйдешь во двор? Погода прекрасная. Солнце светит! Это тебе пойдет на пользу.
— Охоты нет…
Даниэль заорал в коридоре, успокаивая женщин, роптавших от нетерпения. Потом заглянул в открытую дверь.
— Уже иду, — заторопилась Жюстина.
— Ничего, подождут! — буркнул Даниэль. — Ты готова, Марианна? Давай одевайся, прихорашивайся!