Надзирательница этой ночью почти не спала. Немало времени провела она, глядя в глазок сто девятнадцатой. Слушая, как ее жертва агонизирует в темноте. Дрожь наслаждения охватывала ее с головы до ног.
Четверг, 23 июня, — камера 119 — рассвет
Час за часом — бред, кошмар. Руки стиснуты под одеялом, лоб пылает, ноги ледяные.
Марианна пришла в себя. Светало: стало быть, она пережила эту ужасную ночь.
Ей хотелось пить, она откинула одеяло. Будто упала в ледяную лужу. Сначала села. Безумный бал: стол и стулья закружились в фарандоле. Держась за стену, Марианна дошла до умывальной. Наклонилась к раковине, напилась из-под крана, ополоснула лицо холодной водой, чтобы умерить жар. Нужно было также сходить в туалет. Она убрала платки, защищавшие рану. Пока мочевой пузырь опорожнялся, кусала руку, чтобы подавить крик. Нужно было вымыться снова, любой ценой избежать заражения, которое могло ее убить. Кровь потекла опять, последний пакет бумажных платков пошел в дело.
Потом Марианна вынула из ящика чистые джинсы, последние, какие оставались. Нужно было одеться, предстать перед глазами всех такой, как всегда. От прогулок, конечно же, воздержаться.
Она надела футболку и джинсовую рубашку. Кое-как причесалась. Обломки плеера и будильника затолкала под койку. Покопалась в сигаретах: вдруг что-то уцелело. Пять штук спаслись от потопа, Марианна отложила их в сторону. Блок исчез под матрасом.
Она присела за стол, закурила «кэмел». Унять дрожь, не кривиться от боли. Не вставать, не ходить в присутствии вертухаек или начальника. Не стонать, не выказывать, что ей больно. Иначе она рискует на неделю загреметь в больницу.
Я должна быть на свидании в следующую среду. Все остальное побоку.
От лихорадки горела голова, коченело тело. Между бедер полыхал пожар. От голода сжимался желудок, кружилась голова. От потери крови она была слаба, как новорожденный ягненок. Такое впечатление, будто ее переехал паровой каток. В принципе, почти что так оно и было. Ее измолотили в труху.
Марианна повязала на шею бандану, чтобы скрыть синюю полосу; опустила рукава, пряча черные следы вокруг запястий. Оставался синяк на скуле. Этот будет заметным, как надводная часть айсберга. Но она придумает какое-нибудь объяснение.
В ожидании завтрака она улеглась. Изо всех сил старалась не отключиться снова.
В 7:10 Жюстина тепло поздоровалась с ней.
— Привет, — ответила Марианна, приподнимаясь.
Мамочка поставила поднос на стол, подмигнула Марианне, та поблагодарила. Жюстина задержалась. Марианна, все еще сидя на краешке койки, молилась про себя, чтобы та поскорее ушла.
— Уже одета? — удивилась надзирательница.
— Ну да, проснулась ни свет ни заря…
— А… Завтракать будешь?
Жюстина уселась за стол. Марианна встала, чуть не застонав от боли. Устроилась напротив подруги, поболтала ложкой в цикорном кофе. Потом намазала маслом ломоть хлеба и проглотила его в два приема.
— Вот оно что! Ты была голодная! Ты такая бледная сегодня… Хорошо себя чувствуешь?
— Да… У меня месячные, в этом все дело…
Охранница внимательно вгляделась в нее. Хотя свет и бил ей в глаза, все-таки заметила кровоподтек.
— Откуда у тебя синяк?
— Вчера прислонилась мордой… Поскользнулась, въехала в раковину.
— Плохо… Сигаретки не найдется?
Марианна показала четыре сигареты, выложенные на столе.
— Это все, что осталось? Позавчера еще было полблока…
— Да нет, они в ящике… Бери из этих.
Марианна осушила кружку чуть подкрашенной теплой воды. Она все еще была такая голодная, что заглотила бы что угодно. Тоже взяла сигарету. Как всегда после эрзац-кофе. Чтобы показался настоящим. Протянула руку за зажигалкой, не обратив внимания на то, что рукава рубашки задрались. Жюстина впилась взглядом в черные полосы, причудливые браслеты, словно татуировки на белой коже.
— Марианна? А это что такое?
Марианна мигом опустила рукава:
— Ничего…
Жюстина вздохнула:
— Ты сегодня не очень-то словоохотлива.
— Спала плохо, только и всего…
Надзирательница погасила окурок в алюминиевой кружке. Марианна уповала на то, что скоро останется одна. Жюстина встала, потянулась. Тогда ее взгляд и упал на красное пятно под столом. Она нагнулась, нахмурила брови.
— Вроде бы кровь…
Марианна закрыла глаза. Кошмар продолжался.
— Ну, не знаю… Все равно я собиралась делать уборку…
— Уверена, что все в порядке? Тебе холодно?
— Нет, а что?
— Зачем тогда ты повязала на шею бандану?
У Марианны вдруг не выдержали нервы. Так хотелось все выложить, облегчить душу.
— Зараза! Долго ты будешь терзать меня своими вопросами? Ты меня достала, в конце концов, своим дознанием! Ни дать ни взять гестапо!
Разочарование, потом гнев отразились на лице охранницы.
— Ты бы не говорила так со мной, Марианна!
— А ты бы оставила меня в покое!
— Уверена, ты что-то от меня скрываешь!
— Ничего я не скрываю! — взорвалась Марианна. — Ты просто бредишь!
Она невольно застонала от боли. Чувствуя, что теряет сознание, ухватилась за стол. Жюстина хотела помочь, Марианна ее грубо оттолкнула:
— Ты уйдешь из моей камеры или я сама уйду?
Жюстина застала Даниэля за кофе. По ее лицу тот догадался: что-то неладно.
— Я хочу с тобой поговорить о Марианне. Она сегодня с утра какая-то странная.
— А что, бывает такое, что она не странная с утра? — отозвался тот, уставившись в газету.
— Я серьезно.
Он отложил бульварный листок в сторону, пристально взглянул на молодую надзирательницу.
— Я немного посидела с ней за кофе, как это часто делаю… Она себя чувствовала неловко из-за моего присутствия. Я заметила у нее синяк на щеке, спросила, откуда он… Она сказала, что поскользнулась и стукнулась о раковину.
— Вроде пока ничего страшного… У нее всегда синяки, не здесь, так там!
— Потом я заметила след на ее правом запястье…
Начальник насторожился: сработал инстинкт.
— Она не могла объяснить, откуда это… И сразу после я заметила высохшую кровь на полу… Я у нее спросила, что это, она мне нагрубила! Я, мол, ее достала своими вопросами! Даже угрожала мне, буквально выгоняла из камеры.
— Угрожала? Тебе?
— Да… Я же говорю: она какая-то странная! Я застала ее с утра полностью одетой. У нее на шее бандана, как посреди зимы. Когда попыталась встать, чуть не упала, даже вскрикнула. Знаешь, как от боли кричат… Думаю, она больна или ранена… И главное, не хочет, чтобы об этом узнали.
— Можешь снова навестить ее, — предложил Даниэль. — Еще поговорить.
— Боюсь, как бы она не ударила меня, — призналась Жюстина.
— Хорошо, пойдем вместе… Сейчас докурю, и заглянем к ней.
Марианна попыталась заснуть, но нервное напряжение не отпускало. Не надо было говорить с Жюстиной в таком тоне! Какая я дура!
Когда Даниэль и надзирательница переступили порог ее конуры, она поняла, что надвигаются неприятности. Решила не вылезать из-под одеяла.
— Привет, Марианна! — приступил начальник. — Кажется, ты сегодня не в духе?
— У меня месячные! — провозгласила она, не стесняясь.
— Давай-ка поговорим все втроем. Поднимайся…
— Я не хочу говорить с вами и подниматься не хочу. Просто хочу поспать!
— Хватит, Марианна… Вставай… Пока я не рассердился.
Вздохнув, она подчинилась. Приподнялась на постели, тут же заправив одеяло, чтобы прикрыть кровь, запятнавшую белые простыни.
— Вот я встала! — усмехнулась она. — И что? О чем вы хотели поговорить?
— Я хочу, чтобы ты объяснила, почему угрожала Жюстине…
Марианна бросила на охранницу яростный взгляд:
— Ябедничать некрасиво!
— Довольно! — отрубил начальник, явно раздраженный.
Марианна скрестила руки на груди, сдвинула ноги. Даниэль склонился над ней, поднял ей подбородок.
— Откуда у тебя на лице этот кровоподтек?
— Я уже говорила! Я упала… Вам никогда не случается падать, начальник?
Даниэль рывком поднял ее на ноги. У нее вырвался короткий стон, еле слышный. Но он не укрылся от чуткого уха офицера.
— Что такое, Марианна? Я сделал тебе больно?
— Нет…
Он разглядывал ее с головы до ног, словно просвечивал рентгеном, обошел со всех сторон, чем смутил окончательно.
Наконец сорвал бандану с шеи, открывая лиловую полосу на горле.
— А это что? Это раковина пыталась тебя задушить?
— Очень смешно, начальник!
— Кто это сделал?
— Никто.
Даниэль осмотрел камеру. Заметил красное пятно под столом. За дверцами разглядел кровь у раковины и в унитазе. Вышел оттуда с пластиковым мешком в одной руке и с джинсами в другой, бросил все это к ногам Марианны.
— А это? Как ты это объяснишь? Полный мешок платков, пропитанных кровью… Брюки тоже все в крови.
— У меня месячные! Вы оглохли или делаете вид, что не понимаете?
— Тебе нужно пойти к врачу! Это похоже на сильную кровопотерю!
— Не знала, что вы еще и гинеколог, начальник!
— О’кей. Раз ты не хочешь ничего говорить… Жюстина, будь добра, обыщи эту заключенную.
Глаза Марианны яростно засверкали.
— Вы не имеете права! — смешалась она.
— Статья шестая внутреннего распорядка, — сухо процитировал офицер. — Я могу потребовать обыска в любой момент. У любой заключенной. Стоит мне захотеть…
Жюстина пошла вперед, Марианна отступила:
— Не подходи!
Начальник повысил голос:
— Подними руки и расставь ноги!
— Идите в задницу!
Даниэль проговорил с улыбкой:
— Статья седьмая внутреннего распорядка…
— Ты будешь мне зачитывать весь твой долбаный распорядок?! — завопила Марианна.
— Статья седьмая внутреннего распорядка, — невозмутимо продолжал начальник. — Отказ заключенного подвергнуться обыску может повлечь за собой помещение в дисциплинарный блок на срок от трех до семи дней… Иными словами, ты окажешься в карцере в следующую среду и не попадешь на свидание.