Так распускаться перед ним — это в договор не входит. Возьми себя в руки, Марианна. Она толкает створку. Он, конечно, все еще здесь.
— Марианна, что с тобой?
Бедный недоумок!
— Ничего.
Она одевается. Он странно смотрит на нее. Прикуривая, она не может сдержать дрожь в пальцах.
— Ты должна была мне сказать, — шепчет он.
— Что?
— Что это у тебя в первый раз…
Вся кровь у нее застывает в жилах, сердце почти останавливается. Она бледнеет, как смерть.
— Что ты такое плетешь?
— Я понял, видишь ли…
— Ты бредишь! К твоему сведению: я была с парнем, когда копы накрыли меня! Чем мы, как ты думаешь, занимались? Вязали крючком?!
— Я… Я не понимаю: раз так, почему ты в таком состоянии?..
— Мне больно! Это было больше трех лет назад!
— Ты ведь согласилась, да? Должна принимать последствия…
— Что я и делаю!
Он берет ее за плечи:
— Нет, Марианна! Так не пойдет: я не желаю видеть, как ты каждый раз заливаешься слезами!
Она упорно смотрит в пол.
— А ты как думала? — добавляет он. — Конечно, это немного больно…
Немного?! Снова возникает желание его убить.
— Будет не так плохо, если и ты сама…
— Уходи, сейчас же.
Ее вдруг охватывает страх. Что, если он захочет добавки? Но он застегивает рубашку.
— Ты должна была мне сказать, Марианна…
— Да хватит уже, дьявол! Говорю тебе: ты — не первый! Чего ты хочешь? Доказательства? Не получишь! Первый умер, его убили копы!
Он вздыхает. Наконец уходит из камеры. Она возвращается в туалет, включает воду. Уничтожает следы преступления. Смывает кровь.
Марианна открыла глаза. Прямо на неоновую лампу в умывальной. Одно из худших воспоминаний в ее молодой жизни. Может быть, поэтому он возымел над ней такую власть. После той ночи. Ночи, когда… Да, он был первым. И должен был остаться единственным. Но скоро она станет свободной. Будущее раскроет перед ней объятия. Ей захочется забыть прошлое. И появится, может быть, второй… Внезапно она бросилась к зеркалу. Принялась рассматривать лицо. Молодое. Ни единой морщинки, ясное дело. Несколько шрамов: над бровью, на лбу. Еще один на щеке. Но само лицо жесткое, как кремень, отточенный, чтобы разить.
Она попыталась отыскать в себе шарм. Черты красивые. Тонкие, изящные.
Но тюрьма разрушила все. Может ли мужчина влюбиться в это лицо, искаженное ненавистью? В этот взгляд, который ожесточили ужасы заточения? В эти уста, изрыгавшие столько проклятий? В эти волосы, совсем погубленные без ухода?
Она рассмотрела свои руки. Руки молодой женщины. Все пальцы переломаны, совсем или почти. На некоторых сохранились причудливые деформации. Руки, обагренные кровью. Соприкоснувшиеся с убийством, с брызгами гемоглобина. С дерьмом. Руки, которые лишали жизни. Слишком часто.
Уже несколько лет она не могла увидеть себя в зеркале целиком. Только лицо, плечи. Ну и грудь еще. Она разделась почти полностью, до трусов. И продолжала сканировать себя. Чуть ли не в панике. Еще шрамы. На животе, на боках. На ногах.
Кожа хорошая. Тонкая, белая. Шея длинная, хотя немного слишком мускулистая, плечи чересчур широкие для ее сложения. Она сделала пируэт, чтобы разглядеть спину. Там тоже заметный шрам. И бугристые мышцы. Как у мужчины.
Я была красивой когда-то.
Она оперлась о раковину, сраженная наповал этим заключением. Теперь я безобразна. Тюрьма сожрала меня, состарила прежде времени. Впору заплакать.
Услышав скрежет ключа в замочной скважине, она подобрала одежду. Но одеться не успела. Даниэль ее застал полуголой.
— Чем это ты занята? — удивился он, расплываясь в улыбке.
— Ничем, — отвечала она, натягивая майку. — Я уже не думала, что ты придешь.
— Сегодня понедельник…
— Раз ты за весь день ни разу не зашел, я подумала, что…
Он подошел, погладил ее по плечу:
— Нужно было решить кучу проблем, я просто не мог вырваться.
— Ты не обязан оправдываться, — сухо отозвалась она.
— Ну как ты? Тебя хорошо лечили в больнице?
— Ага, гениально! Я наткнулась на мясника, который рад был поизгаляться над зэчкой! Я уж думала, этот говнюк прикончит меня! Совсем повернутый: совал пальцы, спрашивал — больно, не больно?! Заново меня зашил…
Начальник страдальчески скривился:
— Мне очень жаль… Но сейчас тебе лучше?
— Ну, скажем, кровь уже не идет…
Казалось, он по-настоящему беспокоится.
— Не так скверно, как в четверг, — призналась Марианна.
Он снова подошел, обнял ее за талию:
— Вот и хорошо, красавица…
— Спасибо за сигареты и будильник, — сказала она.
— Не за что… Я тебе и дозу принес.
— Спасибо.
Даниэль поцеловал ее в ямку над ключицей, она закрыла глаза.
— Я не могу, — произнесла шепотом.
— Не можешь чего?
— Лечь с тобой… Но за сигареты расплачусь.
— Думаешь, я за этим пришел? — растерялся он.
— У нас договор, не так ли?
Он упал на постель, как падают с облаков, и поглядел на Марианну с грустью:
— Я было подумал, что… Что этого договора между нами больше нет…
— Мне не нужны подачки. Ты пригнал мне сигареты и дурь, я должна тебя отблагодарить.
Он опустил глаза. Она медленно встала перед ним на колени. Он позволил ей, чуть ли не против воли, расстегнуть на себе ремень, брюки. Как-то отрешенно. Но как только Марианна коснулась его, он вскочил и застегнул молнию. Не мог вынести такого обращения. Будто он — клиент, снятый на панели.
— Что на тебя нашло? — спросила Марианна.
Он закурил. Они глядели друг на друга в упор. Наконец Даниэль произнес:
— У тебя есть в чем меня упрекнуть, Марианна? Давай выкладывай…
Она вздохнула, отвернулась к окну. Он снова приблизился. Присел рядом:
— Что с тобой, Марианна?
— Ничего!
— Ты обиделась, что я не зашел к тебе днем, да?
Она молча кивнула.
— Мне очень жаль. Столько всего навалилось, ни минуты свободной не было…
— Не важно.
— Похоже, важно…
Он взял ее за руки, поднял с колен. Потом обнял:
— Я должен был найти время. Прости меня, красавица…
Она растаяла, почувствовала, как растворяется горечь. Улыбнулась ему. Наконец.
— Что ты делала голая перед зеркалом? Любовалась собой?
— Нет… Задавала себе вопрос… Хотела убедиться, что… Что я все еще красивая… Но не получилось.
Он обхватил ее лицо руками. Увидел, как два черных солнца погружаются в соленые волны.
— Ты очень красивая, Марианна.
— Скажешь тоже!
— Ты не только красивая, в тебе есть безумный шарм…
— Хватит пороть чепуху!
Слеза скатилась у нее по щеке.
— И не только твои глаза поражают меня, — признался он тихим голосом. — Красивее твоего лица я ничего в жизни не видел… И…
Он опустил руки ей на плечи, потом на талию, на бедра.
— Ты красива вся, с головы до ног, Марианна…
— Это правда? Ты правда так думаешь?
— О да! И внутри ты еще красивее. Несмотря на то, что ты совершила… Несмотря на все, что тебе пришлось перенести… Ты способна на лучшее. А еще в тебе столько силы… С этой силой ты не всегда можешь справиться, но она незаурядна. Твоя сила, твоя гордость — вот что придает тебе красоту… Влечет к тебе…
Растроганная, она закрыла лицо руками.
— Впервые встретив твой взгляд, я понял, что с тобой пропаду…
Она вытерла слезы, улыбнулась:
— Ты говоришь так красиво. Никто никогда не говорил мне такого… Только что мне было так грустно… Каждый раз, слыша шаги в коридоре, я надеялась, что ты откроешь дверь и обнимешь меня. Ты… видишь ли, я не могу без тебя…
Какое-то время они стояли, обнявшись. Марианна все твердила про себя только что услышанное объяснение в любви. И еще то, которое собиралась высказать сама.
— Ты останешься ненадолго, хоть я и нездорова сегодня вечером?
— Я не за этим пришел, Марианна… Я хотел быть рядом с тобой… Просто быть рядом.
Они устроились на койке. Он вместо матраса, только гораздо удобнее. Его руки — вместо одеяла.
Вторник, 28 июня, — двор для прогулок — 16:15
Воздух был еще влажным, солнце проглядывало робко. Но Марианна жмурилась от удовольствия. Не смогла устоять перед искушением выйти наружу, хотя и врачиха советовала не делать этого, и Жюстина протестовала. Марианна прогревала раны скудным ультрафиолетом, медленно спускаясь по лестнице. Все вертухайки были сегодня на месте. Так уж сложился график. Моника уходила после прогулки, Жюстина дежурила ночью. Что до Соланж, то она освобождалась после ужина.
Она как раз прошла мимо Марианны, метнув в нее виртуальный снаряд. Но не посмела остановиться, поскольку Жюстина не спускала с нее глаз. Марианна позволила себе ответить коварной улыбкой типа: «Так и вижу тебя головой в параше!»
Даниэль не потребовал для нее дисциплинарного взыскания за увечья, нанесенные Марианне. Это было бесполезно. Санчес ненавидел скандалы, он замял бы дело. Нет, с ней нужны были другие методы. Вроде тех угроз в раздевалке. Марианна согласилась.
Девушки, напавшие на нее в душевой, о чем-то спорили в дальнем конце двора. Но Марианна знала, что она в безопасности. Жюстина была настороже. И Монику начальник тоже как следует проинструктировал. Двое телохранителей для самой опасной заключенной в тюрьме… Забавно!
Она закурила, закрыла глаза. Тело еще страдало, но она легко переносила боль. Благодаря таблеткам, которые дала врачиха, и безупречной повязке, наложенной утром. Благодаря нежности Даниэля, дружбе Жюстины. Благодаря завтрашнему свиданию.
Строго между нами, главный комиссар Фрэнки! Ты вытащишь меня отсюда, а я проскользну у тебя между пальцев! Пальцев, которые ты будешь кусать до скончания времен! Мамочка никогда не учила тебя, что не следует играть с огнем?
Все это помогало ей пережить это новое испытание, потихоньку предать забвению жестокие пытки.
Даниэль показался на верхней площадке. Не имея сил бороться с притяжением, скоро оказался рядом со своей протеже: