— Как ты, красавица?
— Сносно…
— Хочу поцеловать тебя! — шепнул он, по-мальчишески улыбаясь.
— Я тоже! Но ты сегодня ночью не дежуришь… — Марианна лукаво взглянула на него. — Ты, наверное, мечтаешь дежурить семь ночей в неделю!
Оба рассмеялись, негромко, исподтишка. Потом он вернулся в здание вместе с Жюстиной. Чуть позже Маркиза заголосила. Пора расходиться по камерам. Так скоро… Моника возглавила колонну, Соланж замыкала шествие. Неподалеку от Марианны, которая отставала. Брижит обогнала ее, толкнув локтем.
— Что, все еще больно, маленькая шлюшка?
Гиена удалилась. Явно не расположена сегодня драться. Тем лучше. Марианна продолжала путь, несколько тревожась оттого, что Париотти следует по пятам. Затор наверху. Даниэль приказал обыскать заключенных перед тем, как развести их по камерам. Такая мера применялась для поддержания дисциплины, чтобы женщины не расслаблялись. Процедура могла продлиться целый час, но овцы не жаловались, ведь в конечном итоге они не спешили быть замурованными в четырех стенах. То и дело возникали споры. Марианна, опершись о перила, благоразумно ждала своей очереди.
Но вдруг Маркиза ступила на вражескую территорию.
— Говорила я тебе, де Гревиль, чтобы ты не трепалась…
Марианна крепко вцепилась в ограждение. Один этот голос бередил раны не хуже скальпеля. Ее охватил страх, какого она еще никогда не испытывала. Но Марианна постаралась скрыть его.
— Оставь меня в покое!
Она попыталась отойти, Соланж схватила ее за руку.
— Стой на месте!
Марианна вся напряглась от этого гнусного прикосновения. Не отрываясь смотрела на свои кроссовки. Старалась скрыть страх под безразличием. Но от одного запаха духов мучительницы подступала тошнота. Тело помнило, и все жизненные функции приходили в расстройство.
— Я подожду, пока все уляжется, — продолжала Париотти. — Но не думай, что ты под защитой. При первом удобном случае ты у меня попляшешь, клянусь! Я тебе устрою такое…
— Отвяжись от меня!
— Думаешь, ты сильнее, раз этот гад тебя защищает, а? Но я устрою так, что его переведут. Сломаю жизнь и ему тоже! И тогда ты окажешься в моей власти…
Она не знает, что я собираюсь свалить. Что скоро ее жертва улетит далеко-далеко. Подумав об этом, Марианна обрела покой. И силу.
— Ты меня не запугаешь! Ты ничего мне не сделаешь, я это знаю.
Надзирательница улыбалась, обнажая идеально ровные зубы. Идеально белые. Идеально отточенные.
— Убила же я твою подружку, почему бы и тебя не убить?
Сердце у Марианны на секунду остановилось.
— Мою подружку?
— Другую мерзавку, ту, которая убила своих детишек… Как там ее звали? Оберже!
— Она покончила с собой! — проговорила Марианна дрожащим голосом.
— Да… Признаюсь, понадобилось время, чтобы заставить ее решиться. Я навещала ее, пока ты гуляла во дворе… Напоминала ей, что она — ничтожество. Сумасшедшая, помешанная… Что ей следовало бы завершить начатое, хотя бы памятуя о детях… Что единственный оставшийся в живых не захочет ее видеть. Что она недостойна того, чтобы продолжать жить.
Марианна сжала кулаки. Сплошная ненависть струилась по венам.
— Но самый мой любимый момент — когда я слушала, как ты зовешь на помощь… Я стояла прямо за дверью… Настоящий подарок — слышать, как ты визжишь, как свинья, которую режут! Как ты меня умоляешь… Как плачешь над трупом этой паскуды.
Ослепительная вспышка в голове. Бушующее пламя, кровавая пелена перед глазами.
Эмма.
Марианна набросилась на охранницу, прижала спиной к ограждению, нанесла удар правой по лицу.
— Сдохни, гадина! — завопила в припадке безумия. — Сдохни!
Марианна стискивала горло Маркизы обеими руками, все сильней и сильней, невзирая на ее отчаянное сопротивление. Париотти задыхалась. Вцепилась в руки Марианны, но ослабить хватку не могла. Заключенные подняли крик. Одни кричали от радости, другие от страха. Марианна, во власти толкающего на убийство бреда, различила ликующие крики. Крики «ура».
Вдруг кто-то схватил ее сзади, пытаясь оттащить. Помеха, не дающая закончить работу. Паразит, цепляющийся за нее, мешающий исполнить долг. Марианна освободила правую руку и в ярости, с силой выбросила локоть назад. Ощутила, как вдавливается под ударом плоть. Услышала знакомый голос, полный страха и боли. Потом глухой звук падения. Марианна повернула голову: тело катилось вниз по лестнице, неудержимо. Такое впечатление, будто все происходит при замедленной съемке. Ее руки разжались, и Маркиза рухнула на ступеньки.
Падение казалось нескончаемым. Вторая вспышка под черепной коробкой, когда она увидела, как искореженная марионетка ломает себе шею на последней ступеньке.
Марианна. Неподвижная. На лестнице, на самом верху. Теперь уже в абсолютной тишине.
Как в страшном сне, она не сводила глаз с тела, лежавшего внизу. Как в страшном сне, видела, как Даниэль спускается бегом, встает на колени перед жертвой. Щупает пульс, прикладывает пальцы к сонной артерии. Слишком поздно. Достаточно взгляда, чтобы понять. Взгляда на тело, отлитое смертью в причудливую форму. Словно статуя дурного вкуса. Когда Даниэль поднял голову, их взгляды пересеклись. Отчаяние в глубине голубых глаз.
Как в страшном сне.
Вот только ей не проснуться. Только это непоправимо. Необратимо.
Марианна глаз не могла оторвать от тела. От насмерть раненного мужчины рядом с ним.
До нее медленно доходило, что она убила опять, еще раз. Как всегда, лишний.
Она отрицательно затрясла головой, когда Даниэль наконец выпрямился. Женщины обрели голос. Сначала под сурдинку. Потом крики набрали силу.
Мертва! Мертва! Мертва!
Мозг Марианны воспламенился. Ей хотелось тотчас же исчезнуть, испариться, улететь. Растаять. Или взойти на эшафот. Лишь бы не оставаться лицом к лицу со своим преступлением. И с тем, что за ним последует. Сирены уже вовсю завывали у нее в голове.
Я этого не делала. Нет, я не могла… Только не ее… Мгновенный прыжок во времени. Однажды, на этой проклятой лестнице… У вас есть дети, надзиратель? Трое. Чудесные малыши… Если однажды что-то пойдет не так, подумайте о них. Не геройствуйте…
Раскрылась дверь в карцер, потом решетка. Даниэль толкнул туда Марианну. Он так и не произнес ни слова. Вел ее перед собой, чтобы не видеть лица убийцы. Вел без грубости. Без любви. Без сочувствия. И все же Марианна в каждом его движении, в каждом биении сердца ощущала страдание. Как и ей самой, ему было трудно дышать. Она горела заживо изнутри. Пылала в адском пламени своей вины. Совесть грызла ее медленно, методически. Нелепое уравнение маячило перед глазами. Моника мертва. Соланж все еще жива. Неистребима, как сорная трава. Неизбежное зло. Начальник наконец-то взглянул ей в лицо. Жестко, будто собирался ударить. Давно она не видела его таким.
— Я не хотела! — прошептала она, не дожидаясь, пока он спросит.
— Зачем, Марианна?
Он колотил ногами в стену, издавая яростные крики. Марианна съежилась в углу камеры.
— Я не хотела! — клялась она. — Это вышло случайно!
— Замолчи! Ты понимаешь, что ты наделала?
Даниэль схватил ее за плечи:
— Понимаешь, Марианна?
Она только дрожала. Стонала. А он изливал свою ярость. Кричал так громко, что у Марианны звенело в ушах.
— Ты ее убила, Марианна! Ты убила Монику! Да что у тебя под шкурой, мерзавка?! Ты убила ее! УБИЛА!
Она инстинктивно хотела укрыться в его объятиях, без которых не могла обойтись в тяжелую минуту. Но Даниэль оттолкнул ее так, что она отскочила к стене.
— Ты знаешь, что тебя ждет?
Лицо Марианны заливали слезы. Настоящий поток соленой лавы, сжигавшей кожу. Даниэль снова схватил ее, грубо встряхнул:
— Тебя переведут, будут судить! Ты никогда не выйдешь из тюрьмы! На этот раз все кончено!
— Я не хотела!
— Но ты убила!
В голубых глазах показались слезы. Даниэль плакал, в отчаянии приникнув в ней. Псалмы отчаяния отвечали ему. Рыдания, раз за разом то же самое: я не хотела…
— У нее трое детишек!
Даниэль отстранил ее, вытер слезы, отошел. Марианна почувствовала, что не в силах справиться с тем, что последует.
— Не бросай меня! — взмолилась она.
Он помотал головой. От бессилия, несомненно. Закрыл за собой решетку, потом дверь. Марианна расползлась по стене, как растаявшее масло. Скорчилась на полу. Обхватила себя руками, чтобы защититься. Каждый мускул на лице дергался в нервном тике. Она снова видела безжизненное тело Моники, отчаянный взгляд возлюбленного. Также и взгляд Жюстины. Всех, кого она только что предала. Кому нанесла рану. Или убила.
Вдруг она вспомнила о завтрашнем свидании. Будто граната вдребезги разнесла все у нее внутри. Она осознала в полной мере, что́ сейчас разрушила. Погубила последний шанс. Больше никакой надежды.
Больше не за что уцепиться. Никакой причины жить.
Остался страх, скачущий галопом по венам. Она уже слышала, как армия теней, обуреваемых жаждой мести, движется к ней. Она заплатит за преступление. Наказание будет хуже смерти. Она сорвала голос перед звуконепроницаемыми стенами карцера. Обессилела от рыданий. С лицом, залитым слезами, телом, скованным угрызениями. Все кончено.
Я в могиле. Но все еще дышу. Париотти все еще дышит.
Тогда она изо всех сил стала звать смерть. До хрипоты. Молила об избавлении. Наконец сдалась. Повалилась на сырой, холодный пол, как разбитая фарфоровая кукла.
Дисциплинарный блок — 18:45
Марианна молча страдала, простертая на полу, замерзшая, раздираемая на части. Только губы шевелились. Очерчивали контуры слов, беззвучно.
Скрежет ключа в замке привел ее в ужас. Но она не шелохнулась. Только открыла глаза, уставилась на омерзительно грязную стену. Решетка с лязгом отворилась.
— Вот твой ужин.
Знакомый голос. Обычно такой мягкий. Сегодня вечером — грубый. Марианна не двинулась с места. Страшно предстать перед такой судьей. Подругой.
— Ты довольна собой, Марианна?