ице. Каждый шаг отдавался в оцепеневшем мозге. Температура резко подскочила. Конечно, ванна чересчур горячая. Эмоции чересчур сильные. Марианна вдруг застыла. Колени подогнулись, она вцепилась в перила. Комиссар прошел вперед.
— Тебе нехорошо? — спросил он каким-то странным голосом, будто пластинка, поставленная не на той скорости.
— Я… Кажется, я сейчас грохнусь в обморок…
Комиссар хотел ей помочь, она вырвалась, несколько грубо. И продолжила путь с поднятой головой, ступая, будто по вате, к большой комнате, где остальные двое уже сидели за столом.
— Супер! Семейный ужин! — пробормотала Марианна сквозь зубы.
Комиссар отодвинул для нее стул, она туда тяжело опустилась. Для начала наглоталась кодеина, чтобы унять пожар в голове. Атмосфера была тяжелая. Марианна уставилась в свою тарелку.
— С тобой часто такое бывает? — спросил Фрэнк, усаживаясь напротив.
— Каждый раз, когда получаю пятьдесят ударов дубинкой по морде…
Лоран расхохотался. Хотя смешного ничего не было.
— Кто тебя тогда выручил? — продолжал допытываться командир.
— Старший надзиратель… Начальник, одним словом.
— Он что же, не участвовал в торжестве? — удивился Лоран.
— Нет. Он человек хороший. Там вообще не было никого из нашего блока… Вертухаи из блока А просочились… Как только начальник узнал, сразу поспешил на помощь…
Наконец ее прекратили мучить вопросами. Дидье прислуживал за столом. Младший по званию, несомненно. Он положил два куска пиццы на тарелку Марианне, которая пристально следила за каждым его движением. Опять нечто давно забытое. Настоящая тарелка, настоящие приборы. Салфетка из ткани, бокал на тонкой ножке. Ее обслуживают почти как в ресторане. Но трудно орудовать вилкой, когда левая рука плохо двигается из-за лубка на пальце. Марианна чуть не свалила пиццу на стол, вздохнула. Тогда Фрэнк положил нож и вилку и стал есть руками. Мужчины сделали то же, и Марианна последовала их примеру. В конце концов, не такие уж они и сволочи.
Не слишком доверяй им, Марианна.
Она быстрее всех умяла свои два куска. Фрэнк наполнил вином ее бокал.
— Когда ты в последний раз ела? — рассмеялся он.
— Ела что-то такое вкусное? Года четыре тому назад…
— Бери еще…
Она положила себе еще кусок. Все в изумлении взирали на то, как она смакует обыкновенную пиццу.
— Вы из какой бригады?
Вопрос оказался таким же неуместным, как волос в супе. Лоран поперхнулся.
— Меньше знаешь — крепче спишь, — отрубил комиссар.
— Ну да, конечно…
— Ты совсем не пьешь? Ты… Ты не любишь вино?
— Не знаю.
— Как это — не знаешь? — удивился Лоран.
— Меня посадили в семнадцать лет! Я к тому времени попробовала водку, джин, текилу… Но вот вино — не успела… Разве совсем чуть-чуть.
— Что ж, начать никогда не поздно, — заметил Фрэнк. — Вот увидишь, это вкусно… За твою будущую свободу, что ли?
Чокаться с копами. Пить за убийство к тому же. Никаких моральных принципов она за собой не знала. И все-таки заколебалась. В конце концов взяла бокал, сделала глоток и произнесла вердикт:
— Пить можно!
— «Сент-Эстеф»![11] Пить можно?! — оскорбился Дидье. — Ушам своим не верю!
— Кажется, я бы предпочла водку!
— Очень жаль, но водкой мы не запаслись.
— Кошмар! Пожалуюсь в министерство внутренних дел…
— Там придут в восторг, когда узнают, где ты находишься!
— Кто бы сомневался… Должно быть, пустили целую свору по моим следам… Знали бы они, что побег мне устроили полицейские! Какие бы рожи скорчили!
Она снова попробовала вино. Не так-то и плохо, если разобраться. Фрэнк налил ей еще бокал.
Марианна слушала, как они говорят о вещах, ей непонятных. О работе. Называют имена, ей незнакомые. Обсуждают интриги, которые ее занимают не больше, чем прошлогодний снег.
После третьего бокала «Сент-Эстеф» она начала расслабляться. Даже чересчур. Вышла из-за стола. Села на канапе перекурить.
— Где ваши стволы?
— В надежном месте! — раздраженно буркнул Фрэнк.
— Боитесь, что уведу, а?.. Я пошутила! Расслабьтесь, комиссар!
Она подошла к столу, налила себе четвертый бокал. Тем самым прикончила вторую бутылку.
— Я думал, ты не любишь вино! — улыбнулся Дидье.
Этот тип ей пришелся по сердцу. Она улыбнулась в ответ.
— Ты уже выпила достаточно! — вдруг вмешался Фрэнк.
— Ты мне что, вместо папочки?
— Ты сирота! Видишь, мы все о тебе знаем…
Марианна испепелила его взглядом:
— Полагаешь, будто можно все узнать обо мне, полистав досье? Все, что есть во мне, свести к нескольким страничкам? Экспертным заключениям сраных психиатров?
— Скажем так: мы знаем то, что нам нужно знать…
Она расхохоталась. «Сент-Эстеф» с кодеином — плохое сочетание.
— Тогда ты должен знать, что я не люблю, когда мне не дают поступать так, как мне хочется… Это мне действует на нервы, и тогда…
— Ты нас не запугаешь, Марианна. Мы просто запрем тебя в комнате до Дня «Д»![12]
— Никакая дверь, никакой замок не удержат меня!
Она подошла к бильярду.
— Я уже забыла, как в это играют…
— Не важно! Так или иначе, ты сейчас поднимешься в свою комнату и проспишься. Я тебя провожу… Ты совершенно пьяная.
— Да, папочка! — хохотала она. — Зачем было давать мне пить? Я так давно не прикасалась к спиртному, понимаешь?
— Понимаю, Марианна. А сейчас ты будешь умничкой, пойдешь со мной и ляжешь спать.
— Я никогда не была умничкой и не буду…
Он подошел с некоторой опаской. Не очень высокий, не слишком сильный: Марианна могла бы вырубить его без проблем. Но ведь он не один. Она заставила себя одуматься, несмотря на пары алкоголя.
Я веду себя неправильно. Нужно прикинуться покорной, смирной. Улестить, усыпить их бдительность. Они уже не будут настороже, и тогда я нанесу удар.
— Извините меня, комиссар… Кажется, я и правда слишком много выпила…
Она легла на канапе, протянула ноги.
— Погодите несколько минут…
— Ты не можешь здесь спать, Марианна.
Голос комиссара смягчился. Она на верном пути. Марианна закрыла глаза.
— Несколько минут, — повторила она. — Пожалуйста…
Он вернулся за стол. Продолжил беседу с друзьями. Они, конечно, думали, что Марианна спит. Дидье заговорил о цыпочках. Марианна не упускала ни слова. Изучить их одного за другим, досконально. Найти слабые места, вычислить иерархию, которой скрепляется группа. Чтобы лучше сразиться с ними, когда время придет. Через полчаса она села на диване.
— Ты не спишь? — удивился Фрэнк.
— Поспала немного. Хочу попросить вас об одном одолжении… Я… Мне бы хотелось прогуляться… Подышать воздухом.
— Речи быть не может.
— Но… На одну минутку! Мне это так нужно… Боишься, что я убегу? Обещаю, что нет, комиссар! Ну же, не будьте занудой…
Она нарочно обращалась к нему то на «ты», то на «вы», даже называла месье комиссар, все для того, чтобы сбить его с толку. Он уже дал слабину. Марианна надавила сильнее. Смягчила взгляд, обычно такой жесткий.
— Пожалуйста! Я так давно этого ждала!
— Хотите подышать воздухом? — предложил комиссар своей команде.
— Э! Мы ей не няньки! Запереть ее в комнате, и дело с концом! — раздраженно буркнул Лоран.
— А я не против, — отозвался Куница.
— О’кей, — заключил комиссар. — Мы с Дидье будем тебя сопровождать.
Выйдя из дома, Марианна постояла на крыльце, дыша полной грудью. Медленно спустилась по ступенькам. Полицейские не отставали ни на шаг. Она с восторгом глядела в небо, хотя и болел вывихнутый позвонок. Тысячи звезд, искрящийся хоровод вокруг царицы ночи.
— Как красиво, — прошептала она. — Я и забыла, как прекрасно звездное небо…
Фрэнк смотрел на нее, улыбаясь. Она выгнула шею и застонала от боли.
— Тебе нужно подлечить этот вывих. Ты должна быть в форме, чтобы…
— Не говорите об этом сейчас! — взмолилась она. — Дайте немного помечтать.
Они углубились в сад, необозримый. При одном только лунном свете без проблем выбирали путь. Марианна гладила кору деревьев, прикасалась к листве. Вдыхала запах влажной земли. Ее стражи с любопытством наблюдали, как она восхищается всем подряд.
— Вам не понять! Вы даже и не видите всего этого… Потому что не были этого лишены долгие годы…
Они вернулись к дому. Марианна села на крыльцо. Вытащила сигареты, предложила полицейским. Все молча закурили.
— Слышите, сова кричит? — вдруг зашептала Марианна.
— Ну да! — усмехнулся Фрэнк. — Свобода нас совершенно лишила слуха! Скажи-ка мне, Марианна… Чего тебе больше всего не хватало в тюрьме?
Она не отвечала. По правде говоря, ей не хватало многого.
— Твоих близких?
— А говорили, что все обо мне знаете! Тогда вы должны знать, что единственного, кто что-то значил для меня, завалили ваши товарищи…
— Тома Герена, да?
Марианна вздрогнула.
— А твои дед и бабка?
— Ни письма, — отрезала она. — Ни визита. Ни сантима.
— Ты не ответила, — повторил он, гася окурок. — Чего тебе больше всего не хватало в тюрьме? Удобств? Гигиены?
— Мужчин? — вклинился Дидье.
Марианна грустно улыбнулась. Мужчин? Знал бы он!
— Хуже всего — это скука… Там не хватает всего. Не можешь вымыться, когда хочешь, поесть, если голоден. Выпить кофе. Прикоснуться к земле… Но больше всего не хватает свободы. Входить и выходить по желанию. Идти направо, налево… Чтобы ни решеток, ни колючей проволоки. Смотреть на небо, строить планы на будущее… Просто знать, что у тебя это будущее есть… Свобода…
Они тоже восхитились небом. Посчитали звезды, не поленились. Как не делали уже давно. Очень-очень давно. Потом Марианна, как паинька, вернулась в свою комнату. Фрэнк проводил ее до двери:
— Спокойной ночи, Марианна.
— Спокойной ночи. И спасибо за прогулку… Простите, что я вспылила… Я опьянела.