Но когда я зашла в класс и увидела профессора в классическом темно-сером костюме, то растеряла всю уверенность. Ладони, в которых я держала папку с сочинением, стали липкими. Тело напряглось. Против воли я восхищалась обычными вещами: Дерек Ричардсон листал книгу и по-прежнему был единственным, кто заставил мое сердце биться чаще.
– Здравствуйте. – Я поправила очки. Других студентов еще не было, и я занервничала сильнее. – Мое сочинение. – Положив на стол десять листов текста, я нервно затеребила высокий ворот платья.
Ричардсон захлопнул книгу, и я подпрыгнула на месте. Заметив мой испуг, профессор улыбнулся, отчего кровь в моих венах будто побежала быстрее.
– Благодарю, мисс Дэвис. Вы, похоже, очень хотите остаться в моем классе.
Хочу, чтобы у тебя челюсть с полом встретилась от моего сочинения!
– Да, профессор Ричардсон. Очень хочу.
Он медленно, указательным пальцем, подтянул к себе папку. У меня кружилась голова из-за недосыпа – над работой я трудилась до последнего и заснула под утро. Когда профессор пролистал сочинение, я приготовилась к очередной порции унижений. В горле пересохло, а идея позорно сбежать, выбрав класс американской литературы, уже не казалась глупой. Но также это чувство… опасности… интриговало.
– Ставлю «A» с плюсом. Поздравляю, мисс Дэвис… Астрид. – Он снова улыбнулся. Теперь широко, обнажая белые зубы и словно прогрызая в моей груди дыру – к сердцу.
Так… просто?
– Вы обладаете скорочтением? – вырвалось у меня.
Улыбку сменил хриплый смех.
– Пересдача – это проверка на смелость и силу духа. Готовы ли вы бросить вызов самой себе и не спасовать перед трудностями? – Он закрыл папку и вернул мне сочинение. – Вижу, что вы смогли. Пришли в логово монстра и задобрили его дарами.
Монстра? Или все же… заколдованного принца?
Наш диалог прервала трель звонка. Я забрала сочинение и застыла в полном замешательстве, потому не сразу отошла к своему месту, а когда наконец развернулась, то врезалась в первокурсника, спешившего на лекцию. Удар был сильный, неожиданный: я налетела на полного парня.
– Ай! – переносицу пронзила боль, и очки свалились с носа.
Нет…
– Нет! – Мой крик затонул в громкой болтовне студентов.
Несколько человек наступили на сломанные дужки. Со скрипом раскрошилось и мое сердце – очки подарила мама. Я выругалась, с грустью посмотрела на то, что от них осталось, и выругалась снова: дужки погнуты, стекло треснуло. Студенты бежали дальше, не обращая внимания на то, что в буквальном смысле разбили мой мир.
– Астрид! – из коридора выбежала Тейлор. Она заправила светлые пряди за уши, кинула сумку на пол и села рядом. – Мне очень жаль… – прошептала Тей.
– Идем на свои места. – Я сложила в ладонь стекла и дужку. – Разберемся после лекции.
Когда занятие закончилось и все покинули класс, – Тейлор тоже, она спешила на тренировку по чирлидингу, – я осталась. Придерживая дужки, вновь надела очки. Ничего не изменилось – мир в трещинах. Сняла очки – все в тумане. Черт, порезалась о стекло. Я прислонила подушечку указательного пальца ко рту, чтобы остановить кровь.
– М-да, – прокомментировал голос с нью-йоркским акцентом.
Отчаяние сменилось растерянностью. Я встрепенулась, сощурив глаза, но и без очков было предельно ясно, кто передо мной. Прозвучит как помешательство, но я запомнила его голос и легко отличала от других.
– Угу. – Если скажу что-нибудь еще, обязательно разревусь.
Профессор Ричардсон взял поломанную оправу и осмотрел, чуть хмуря брови. Интересно, какое зрение у него? Я прикусила губу, представив профессора в очках. Это так сексуально…
– Вы меня слышите?
– Что? – Уверена, румянцем я выдала свои неуместные мысли, но сейчас мало что могла увидеть и поэтому не смутилась сильнее.
То, как я выгляжу, волновало в последнюю очередь.
Дерек Ричардсон забрал очки, отошел к своему столу и вновь стал для меня лишь размытой фигурой. Он отвернулся и наклонился. Наверное, что-то записывал?
– Со слухом у вас тоже проблемы? – Я бы обиделась, но по тону мне казалось, он пытается шутить… в своем стиле. – Повторю вопрос: у вас есть запасные очки? Или, может быть, линзы?
Я покачала головой. Запасных очков у меня не было. В пятнадцать зрение начало ухудшаться, и в ближайшем «Волмарте» мама купила мне недорогую оправу: металлические дужки, подкрашенные под дерево, с круглыми линзами, ведь я так любила «Гарри Поттера». Все последующие годы мне часто приходилось покупать новые очки, но эту оправу, подаренную мамой, я бережно хранила и забрала в университет.
– Их можно починить? – мой вопрос прозвучал с такой сильной надеждой, будто именно Дерек Ричардсон мог все исправить и он не профессор в университете, а лучший мастер оптики во всей Америке.
Я направилась к столу. Без прежней четкости Ричардсон казался эфемерным, словно фантазия. На секунду в голову пришла безумная мысль: если он нереален, я могу сделать какую-нибудь глупость. Например, поцеловать его. Но профессор прокашлялся, и мне стало стыдно за свои неуместные мысли. Пусть они и отвлекли от грусти.
– Увы. – Ричардсон с задумчивым видом покрутил сломанные очки, надеясь найти зацепку, вдруг получится меня обнадежить. Но в конечном итоге сдвинул широкие брови на переносице, покачал головой и положил очки на стол. Я настолько привыкла к бесчувственности профессора, что на миг растерялась от его искреннего сострадания.
– Понятно. Спасибо. – Главная ниточка с мамой и моим детством была в буквальном смысле растоптана. – Извините, опять задержала вас после лекции.
Я направилась к выходу из класса. Не знаю, как поступить: выкинуть очки в ближайшую урну – ни маму, ни детство уже не вернуть, или бережно хранить очки в комнате, отдав почетное место рядом с детской игрушкой. Плюх обрадуется соседству?
– В городе есть магазин оптики «У Джона Голдмана». Сходите, Джон подберет вам что-нибудь на замену.
Я остановилась и снова посмотрела на разбитые очки. Сказать честно, они мне чертовски надоели. Очкарикам знакомы мои типичные проблемы: обидные прозвища, запотевшие после мороза стекла и расшатанные дужки, из-за которых очки постоянно падают с носа. В оптику съездить стоит, но вовсе не за новой парой стекол в оправе. Пора меняться.
– Спасибо, – повторила я и улыбнулась размытому пятну в десяти шагах от меня. Секунду поразмыслив, добавила: – Знаете, вы не такой уж и монстр, каким себя считаете.
Банальная фраза, что-то вроде «Благодарю вас за доброту, профессор». В ответ я ждала молчания или вежливой усмешки. Моя благодарность была искренней. Его желание помочь, наверное, тоже. Мы могли бы разойтись на теплой ноте и сохранить дружелюбный настрой в последующие встречи.
Но Дерек Ричардсон молниеносно пересек расстояние между нами. Я отступила на шаг, и он вцепился в дверной косяк над моей головой.
Дыхание сбилось от едва уловимых нот его парфюма, от близости, от непредсказуемой ситуации. Профессор наклонился и вкрадчиво сказал:
– Вы ошибаетесь, Астрид. Вам следует держаться от меня подальше.
Что он имел в виду? Загадочный и опасный, как вампир из «Сумерек». Да, Ричардсон красив как вампир. И таинственен. И умен. И я ни разу не видела его на ярком солнце. Хихикнув своей очередной теории, я толкнула тяжелую дубовую дверь. Меня встретил звон колокольчика, запах медицинского спирта и десятки разнообразных оправ на деревянных полках.
– Здравствуйте! – позвала я, щурясь.
Хозяина лавки не было. Потоптавшись на месте, я села в бархатное кресло и решила подождать. Магазин напоминал старинную библиотеку в викторианском стиле. Я представила владельца магазина старичком с крючковатым носом, сухонького и доброго.
– Чем могу помочь, юная леди? – раздался громкий голос из подсобки.
В зал вышел мужчина: на нем были темные брюки и синий свитер. Рассмотрев его ближе, я поняла, что британский акцент сочетался с аристократичной внешностью. Джон Голдман – высокий, подтянутый, с рыжими непослушными волосами – выглядел весьма бодро для старичка. На вид ему было не более тридцати пяти. Или он вовсе не…
– Вы помощник мистера Голдмана? – Любопытство бежало вперед меня.
Мужчина рассмеялся. Если в смехе Дерека Ричардсона (а я всех теперь сравнивала исключительно с ним) сквозила настороженность, то смех незнакомца легкий и беспечный.
– Нет, я – это я. Джон Голдман. – Он сел за темный письменный стол и указал на стул для гостей. – Разрешаю удивиться. – Джон понизил голос: – А еще, по секрету, у меня идеальное зрение.
Спустя секунды неловкой тишины я выдавила вежливый смешок.
– Извините, я… Название такое старомодное.
Джон махнул рукой.
– Мой дед был старомоден, а меня назвали в его честь. Это долгая, нудная история. Так чем могу помочь?
– Ах да, верно! – Я открыла сумку. – Очки… – на ощупь достала оправу, посмотрела на нее с грустью и кинула обратно на дно сумки. – У меня сломались очки, но я бы не хотела их чинить.
– Значит, поговорим о погоде?
– Что? – легкое недоумение сменилось искренним смехом. – Нет-нет, я хотела бы носить линзы! Сможете подобрать?
Джон Голдман оживился.
– Само собой, юная леди! Поддерживаю вашу затею, незачем прятать столь красивые глазки за стеклами очков. – Он поморщился и подался вперед: – Терпеть не могу очки, даже темные, от солнца. Они неудобные.
Я наклонилась к нему:
– Почему вы говорите шепотом?
– Призрак моего покойного дедушки… Не стану вас пугать. – Джон хлопнул в ладоши, заставив меня вновь подпрыгнуть на стуле. – Приступим!
Надеть линзы оказалось непросто, но с чуткой помощью и моральной поддержкой мистера Голдмана я покорила эту вершину. Глаза слегка слезились, но дискомфорт перекрывался восторгом – я все видела!
– Вау, это волшебство.
– Вне Хогвартса, попрошу заметить! – пробивая чек, сказал Джон. – И да, я люблю детскую сказку. Может, я один из Уизли?
Рассмеявшись, я села на стул и стала ждать, когда Джон выпишет мне рецепт на линзы. Жаль, что покупать их следовало раз в месяц, мне понравилось проводить время в магазине оптики. Интересно, откуда Ричардсон знает Голдмана? Они вместе учились? Я аккуратно спросила: