Но принцу ее внешний вид оказался небезразличен. Дэйра ругалась, кричала и требовала немедленно выезжать в Майбрак, однако Эруанд проявил лорновский характер, который, к ее удивлению, переборол упрямство Зортов, в результате, им пришлось провести в Дэспионе лишний день. С утра до ночи Дэйру купали, парили, мяли и чистили пятеро служанок, вызванных Эруандом из дворца. Когда, с трудом от них вырвавшись, Дэйра собиралась провалиться в сон, явился королевский портной и до полуночи заворачивал ее в отрезы ткани, колол булавками и бесцеремонно вертел, будто куклу, громко сетуя, что скелеты ему наряжать еще не приходилось. Он, действительно, сшил за ночь платье – темно-серого цвета, расшитое диким жемчугом и черным кружевом, которое пробило даже равнодушие Дэйры, но, увы, оставило недовольным придирчивого принца, который почему-то извинялся перед маркизой и обещал ей королевский гардероб по прибытию.
Ночь перед приездом Дэйра не спала, хотя была уверена, что провалится в сон, едва коснувшись подушки. Они ночевали в замке герцога Дэспиона, который порывался закатить пирушку в честь принца, но потом любезно дал себя уговорить ехать пить в Майбрак. Дэйре выделили огромные покои размером с молитвенный дом в Эйдерледже. Вспомнился капеллан, а за ним стали стучаться другие люди, навсегда потерянные ею по дороге в столицу, которую иначе как проклятым городом, она в мыслях не называла.
Окна спальной выходили во внутренний сад, в одной из беседок которого засела шумная компания из Томаса, Нильса, принца и пары королевских адъютантов. Дэйра не слышала, о чем они говорили, но смех, бренчание гитары и пьяный голос Томаса, который время от времени начинал неразборчиво петь, ее несказанно раздражали. Она мерила шагами огромную комнату, то и дело примеряла выбранный Нильсом парик и старалась не глядеть на свое отражение в высоком старинном зеркале с потрескавшейся поверхностью. «Старинная и очень дорогая вещь», - объяснила ей словоохотливая служанка. Дэйра предпочла бы обычное андорское зеркало этому мутному омуту, в котором отражалась странная худая девушка с костлявыми руками, тонкой шеей, огромными глазами на пол лица и до невозможности белыми волосами, а в голове звучали мрачные голоса прошлого: Белая Госпожа. И дьявол смеялся неподалеку.
К утру тронулись. К счастью, принц не стал тащить в карету всех своих собутыльников, ограничившись одним Томасом. Дэйра мечтала, что молодой Лорн выделит ей собственный экипаж, но Эруанд посадил ее к себе. Чтобы не было толков, объяснил Томас, и до Дэйры начало постепенно доходить, какую удобную маску в ее лице приготовила себе эта парочка. От злорадной мысли, что она бросит их, как только найдет хранилище, легче не стало. И радости, глядя на довольные лица принца и брата, она тоже не испытывала. Зато вот Нильс, определенно, пробуждал в ней чувства, и они были отнюдь не радужные.
Будто и не было никакого разговора в лесу, будто он и не называл ее самой красивой девушкой, будто они вернулись к самому началу – Нильс снова перестал замечать Дэйру и всю дорогу ехал с каретой гувернанток, хохмя и любезничая. Дэйре был виден лишь круп его лошади, но от его ласкового голоса, флиртующего с очередной красоткой, она словно жарилась в печи. Сгорала от невысказанного, неосознанного и ненавистного чувства, которое заставляло ее держать форточку кареты открытой, прислушиваться к каждому слову Нильса и ругаться с принцем, боявшемуся сквозняков.
С Эруандом у них, определенно, не сложилось с первого раза, и, если бы не Томас, конфликт был бы неминуем. Дэйра терпела придирки королевской особы к своей внешности, так как понимала, что быть уродом, значит, привлекать к себе внимание, что в ее планы не входило, но когда Эруанд начал учить ее этикету, и какой вилкой следует кушать моллюсков, вскипела, собираясь высказаться о его завитых волосах, похожих на овечьи кудряшки, духах, воняющих кошачьей мочой, и столичной манере растягивать букву «а», но особенно – о его трусости, которая не позволила ему открыто бороться за свою любовь, заставив прятаться за женской юбкой. На самом деле, Дэйре не знала, как сама стала бы открыто бороться за любовь, воспылай она чувствами к одной из своих фрейлин в Эйдерледже, но ситуацию спас Томас, почуявший неладное.
– Да это же Город На Семи Утесах! – закричал он, высовываясь в окно и размахивая шляпой по сторонам. – Привет тебе, Майбрак! Встречай своего принца!
Из противоположного окна высунулся другой дурак, то есть принц, и они вместе с Томасом начали что-то вопить испуганным горожанам, напряженно замершим при виде столь торжественного кортежа.
Принц вскоре успокоился и принялся рассказывать о величественном городе гордых сангассов, о богатстве его сокровищниц, мудрости правителей, храбрости генералов, мастерстве ремесленников, красоте и доброте простых горожан. Не иначе, как пересказывал заученные страницы исторического справочника.
– А еще это город наслаждений, – улыбнувшись Томасу, сказал принц. – Здесь можно получить их глазами, ушами, носом, ртом, хм, и конечно, другими интересными органами. И ничто не будет под запретом. В Майбраке можно позволить себе все – излишество в пирах, попойках, любви, наслаждаться обманом, обманываться самим, играть и проигрывать, наслаждаться легкомысленной музыкой и безнравственными песнями. И чем быстрее вы этому научитесь, тем скорее станете своими.
Он рассмеялся, Томас тоже, Дэйра же окинула сидящих напротив парней презрительным взглядом, который, впрочем, остался незамеченным. Внимание Эруанда и Томаса снова занял родовой кинжал Лорнов, которым принц хвастался всю дорогу. Брат Дэйры восхищался рельефным узором на рукояти и гарде клинка, а Эруанд был в восторге от легкого, заточенного с обеих сторон лезвия. Что бы там ни случилось, но пока эти двое находили общий язык, однако Дэйра сильно сомневалась, что интерес принца к Тому сохранится надолго. В любом случае она собиралась удрать от них раньше. Знать, чем закончится эта история, ей не хотелось.
Тем временем, въехали на центральную площадь. Красот Майбрака, о которых рассказывал принц, Дэйра пока не увидела. Только лица – сотни, тысячи разных лиц, попадались на пути. Еще был запах – тяжелый, морской, соленый, он окружал со всех сторон, задолго до того, как они миновали главные ворота. Запах вызывал тревогу и ноющее чувство в районе груди – необъяснимую тоску по былым временам, когда вся ее жизнь не сводилась к убийству чагарского хана.
Было многолюдно. Толпа расступалась неохотно, люди кланялись, но не спешили отводить взгляд, как было принято при появлении членов королевской династии. Дэйре казалось, что это на нее они смотрят. Видят даже сквозь занавески, которые она задернула, когда встретилась глазами с одной горожанкой. Та глядела злобно, но обреченно – как хищный зверь из клетки. Взгляд женщины будто прилип к белым волосам Дэйры и провожал ее, пока карета не проехала мимо. Теперь они все пялились на ее волосы, смотрели сквозь занавески, будто в городе никогда не было блондинок.
Но окно со стороны Нильса и Томаса было распахнуто, там царила совсем другая картина, словно мир разделился на две части, и экипаж ехал по границе между ними. В мире принца и молодого Зорта сияло солнце, улыбались люди, смеялись дети, на стороне Дэйры клочьями вился туман, из которого выплывали хмурые, злые лица с глазами, в которых горело предупреждение. Мы следим за тобой, говорили они, тебя сюда не звали. Проезжай мимо, нас же не трогай.
Она опустила взгляд на собственные судорожно сведенные пальцы и стала бездумно рассматривать паутину черных линий, которая оплела ее руки до локтей. Узоры пропали, едва Дэйра моргнула, заставив усомниться в том, что видела. Магия древних, которая должна была исчезнуть в ней вместе с источниками – растениями и животными прежнего мира, не желала подчиняться никаким законам. Дэйра ощущала себя птенцом, который знал, что может летать, но то ли еще не научился, то ли родился со сломанными крыльями. Получались лишь неуклюжие взмахи, которые вздымали вокруг ураганы, сминая случайных свидетелей неудавшегося полета, но, увы, не могли поднять ее в воздух.
– А это вешают мятежников из западных земель, – ворвался в мысли голос принца.
Интересно, кто в Бардуаге мог поднять мятеж, рассеянно подумала она, осмелившись отодвинуть край занавески. Люди сразу уставились на нее, но поверх голов был виден помост с виселицей и фигурами спектакля – палача, священника, солдат и, конечно, жертвы, то есть, преступника. У мятежника было плотное телосложение и длинные тусклые волосы, которые трепал ветер. Казнь проходила далеко, и лица видна не было, но воздух вдруг отчетливо запах корабельными соснами Эйдерледжа.
Ветер и туман, какое странное сочетание, подумалось Дэйре. До самого замка она молчала, стараясь не думать о том, что Эйдерледж тоже находился на западе, и что лицо висельника, хоть и скрытое расстоянием и клочьями тумана, показалось ей смутно знакомым.
***
Королевский замок Лорнов был также хорош, как идеально выпеченный торт в руках профессионального кулинара. В нем было все, что полагалось по рецепту за исключением души, которую неискушенный опытом и не отяжеленный признанием и наградами повар вкладывает в детище. Дэйра равнодушно скользнула взглядом по белым каменным стенам с золотыми барельефами, высоким окнам с витражами и тонким башням, стремительно уносящимся в синеву неба. Как и положено торту от профессионала, замок располагался на вершине одного из семи утесов Майбрака, оставляя далеко внизу городские постройки, утопающие в тумане. К белому дворцу Лорнов туман подползать не смел.
Их встречала еще большая свита, чем в Дэспионе. Это ожидалось, и Дэйра потеряла внимание уже на третьем лице, которому ее представляли. Все это были никто – ненужные, тратящие ее время люди, красиво одетые, ароматно пахнущие, искусно льстящие и пустые. Их процессия продвигалась медленно, то и дело останавливаясь, когда новая партия красивых пустых людей возникала на пути с цветами, приветствиями и притворными речами. Дэйра чувствовала, как время утекает, словно песок сквозь пальцы, и сверлила взглядом затылок принца, который шел впереди с адъютантами и Томасом. Она же вместе с придворными дамами из св