– Не иначе, как нас «пасут», – негромко произнес Лиходеев, посматривая по сторонам. – Вон, за окном еще патрульные. Чего они все сюда привалили? А по перрону еще два человека ходят в повязках, чего-то высматривают. Прямо в лица заглядывают.
– Там другой зал есть, – подсказал Падышев. – Не очень-то они тревожат тех, кто спит, может, пойдем туда, притулимся где-нибудь?
– Мысль хорошая, – отозвался Аверьянов. – Я схожу туда и посмотрю, есть ли там патрули? Чего зря нарываться?
Закинув вещмешок на плечо, он направился к залу. Неожиданно с другой стороны в зал ожидания вошли три красноармейца. Старший патруля, коренастый младший сержант, был одет в короткий полушубок. На вид ему было не более двадцати лет, на верхней губе пробивался желтоватый юношеский пушок. Двое других – еще моложе. По их усталым лицам было видно, что патрулирование для них в тягость. Не такой они видели армейскую службу. Наверняка представляли себя где-нибудь на передовой, с гранатой в руке врывающимися в немецкий блиндаж. А пули и минные осколки, разумеется, не для них. Ночное бдение воспринималось ими, как невероятная немилость воинской судьбы. Но от этой части службы не увильнуть, а потому они четко выполняли то, что было прописано по уставу: следили за порядком, выявляли неблагонадежных, а также пытались распознать вражеских агентов, что могли затесаться среди бойцов, отбывающих на фронт.
На Михаила, стоящего в отдалении, патрульные внимания не обратили. Видать, не тот типаж, не вписывался в инструкции. «Придется вас разочаровать, ребята», – невольно усмехнулся Аверьянов и уверенно зашагал прямо навстречу комендантскому патрулю.
Остановившись перед старшим с широкой красной повязкой на руке, пристальным взором окидывающим дальние углы зала ожидания, представился:
– Я – сержант Михаил Аверьянов, доложите обо мне в районный отдел Комитета государственной безопасности. Мне нужно доложить о государственной тайне.
Командир патруля был несколько ниже, чем представлялось издалека. Слегка приосанившись и задрав крупную голову, паренек с нескрываемым интересом посмотрел на подошедшего тыловика. Происходящее напоминало забавную шутку (где это видано, чтобы шпионы сами сдавались!).
– А почему погоны старшего лейтенанта? Решил себя в звании, что ли, повысить? – Начальник комендантского патруля откровенно шутил.
– Не время для веселья, – серьезно ответил Аверьянов. – Скажешь им, что встречи добивается человек с другой стороны.
– С какой такой другой стороны? – враз посуровел сержант.
– Включи мозги! С немецкой, – стиснув зубы, процедил Михаил.
Выдернув из кобуры пистолет, младший сержант отошел на два шага и приказал:
– Обыскать его!
Повернувшись, Аверьянов увидел Лиходеева, показавшегося в дверном проеме и с ужасом наблюдавшего за происходящим.
– Поднять руки! – приказал подступивший боец.
Михаил скинул с плеч вещмешок и поднял руки. Подошедший боец проворно и со знанием дела обыскал его, затем умело, не упуская ни одного сантиметра ткани, принялся ощупывать материю. Вытащил из гимнастерки документы и протянул их младшему сержанту. Тот, едва пролистав их, сунул в карман галифе.
Второй боец развязал вещмешок и вытащил из него пачку денег, завернутую в обыкновенный газетный лист.
– Ничего себе… Тут деньги, товарищ сержант, – с некоторым изумлением проговорил он. – Много денег.
– Разберемся. Положи на место. У него еще что-нибудь есть?
– Смена белья, курево, бритвенные принадлежности, – порывшись в вещмешке, доложил боец. – Ага… Пистолет «Вальтер».
– А наш «ТТ», значит, тебя не устраивает, – усмехнулся сержант. – Немецкое оружие предпочитаешь? Думаешь, за трофейное сойдет?
– Какое дали, такое и взял, – ответил Аверьянов, слегка потемнев лицом.
– Семенов, за оружие и деньги отвечаешь лично!
– Есть, товарищ сержант! – с готовностью отчеканил молоденький красноармеец.
– Мы на твои иудины деньги танк купим, чтобы дальше этих гадов долбить! Пошел на выход! – скомандовал старший патруля, отступая на шаг.
– Сержант, ты бы поаккуратнее с оружием, – предупредил Аверьянов, – оно ведь и пальнуть может.
– Разберусь как-нибудь и без подсказок, – сурово отозвался крепыш.
– Быстро у тебя настроение поменялось.
– Шутки кончились! Шагай, давай!
Под настороженные взгляды бойцов, расположившихся в зале ожидания, Аверьянова вывели из здания вокзала. В глазах красноармейцев ни сочувствия, ни интереса: многие из них побывали на передовой, повидали всякого, длинная дорога на фронт тоже ко многому приучила. Задержание еще одного бойца вряд ли отложится в их памяти. Случившееся – всего-то кратковременный эпизод, о котором они позабудут, как только за комендантским патрулем захлопнется дверь.
На улице становилось все холоднее. Ветер, не ведая пощады, хлестал по лицу, норовил исцарапать ледяной крошкой. Патруль повел Аверьянова вдоль длинного состава в сторону легковой машины с заиндевелыми стеклами. Немного впереди, указывая дорогу и сняв с плеч карабин, топал третий патрульный. Шапка-ушанка была завязана на самой макушке, и раскрасневшиеся уши выглядели откровенным вызовом крепчавшему морозу. Но он, удобно перехватив карабин, не чувствовал неудобств.
– Быстрее! – поторопил младший сержант, шедший позади. – В машину!
Фары у легковушки вспыхнули, громко завелся мотор, передняя дверца широко распахнулась, запуская в салон морозный воздух, и водитель, явно заскучавший в одиночестве, задиристо поинтересовался:
– Еще один дезертир? Басманов, где ты их находишь? У тебя на них просто нюх!
Ушастый распахнул заднюю дверь и угрюмо произнес:
– Пролазь!
Михаил шагнул в прокуренный салон, сел на сиденье и почувствовал, как холод замерзшей кожи проникает через его одежду, добирается вовнутрь тела. Впереди – неизвестность. Это был шаг в бездну, который во многом определит его судьбу и который он не мог не совершить. Неожиданно вспомнился случай, произошедший с ним в детстве, когда он гостил у бабушки в Ставрополье. Местные мальчишки целые дни проводили на речке, где главным развлечением были прыжки с крутого откоса в стремнину. Река, сдавленная по обе стороны высокими берегами, ускоряла и без того бурный поток, подхватывала прыгавших мальчишек и несла на середину течения, к месту, где вода разливалась раздольно и широко.
Подражая старшим мальчишкам, Михаил забрался на самый косогор, чтобы так же ловко, как и они, сигануть в стремительный омут. Но как только он подошел к краю обрыва, так тотчас осознал, что высота огромная, и вряд ли у него хватит духу, чтобы совершить решающий шаг. С пляжа на него посматривала ребятня и ждала, когда он, наконец, сподобится прыгнуть за остальными, так что уйти он тоже не мог, иначе станет всеобщим посмешищем, чего никогда не сумеет пережить. А значит, просто нет другого выхода, как только сигануть со всего разбега в бурлящую воду. Оттолкнувшись от берега, Михаил закрыл глаза и полетел вниз. Тот полет ему казался бесконечным (возникло ощущение, что он до скончания века зависнет где-то между небом и землей). А когда стукнулся об воду, подняв целый столб воды, осознал, что жизнь продолжается, и он совершил небольшой подвиг, преодолев себя, после которого другие преграды покажутся ему просто крохотными.
Вот и сейчас, как в далеком детстве, он стоял на том же самом обрыве и осознавал, что непременно сделает этот шаг, пусть даже он станет для него последним.
В салоне, по обе стороны от него, крепко стиснув плечами, расположились красноармейцы. Младший сержант занял командирское место рядом с водителем и, достав кисет, вышитый бисером, весело произнес:
– Это в прошлый раз мне все дезертиры попадались, а сейчас целый шпион! Сам сдался, наверное, эту гадину совесть замучила.
Аверьянов благоразумно промолчал – не тот случай, чтобы вступать в прения.
– Да посмотри на его рожу! Разве у такого совесть есть? – засомневался водитель.
– Давай езжай в комендатуру, оформим пока. А там пускай с ним военная контрразведка разбирается.
Глава 10. Тонкая игра «Абвера»?
Несмотря на все предпринятые усилия, диверсантам каким-то невероятным образом удалось просочиться через выставленные кордоны. Объявились они только в Бабаево. Возможно, им удалось бы уехать и оттуда, если бы один из них не сдался комендантскому патрулю. О подлинных мотивах такого неожиданного поступка оставалось только гадать. Ведь с такими документами, какими снабдил его «Абвер», можно было легко затеряться среди местного населения, пустить там корни, жениться, и вряд ли кто из местных заподозрил бы о его подлой сущности. Ведь не мог же он не понимать, что далее последует расплата. А может, эта какая-то хитроумная игра разведки «Абвера»?
Так что вопросов было куда больше, чем ответов.
После того как Аверьянова доставили в районный отдел госбезопасности, им сразу же занялся Елисеев, начальник контрразведывательного отдела. Он так подробно запротоколировал первый допрос, что у майора Волостнова невольно сложилось впечатление, будто он лично присутствовал во время их беседы. Сразу же после допроса Елисеев отправил группу оперативников с отделением автоматчиков на задержание двух агентов. Они оказали серьезное сопротивление, так что в результате ожесточенной перестрелки одного из диверсантов пришлось ликвидировать, а вот другого удалось задержать. Уже через час после его ареста тот стал давать подробные признательные показания, которые мало чем отличались от того, что уже успел рассказать Михаил Аверьянов.
О задержании диверсантов было доложено в Москву, и Центр рассчитывал на серьезные результаты. Но сначала следовало составить собственное мнение. Одно дело – лист бумаги, пусть даже с красочным повествованием, и совсем другое – живой рассказ.
Подняв трубку телефона, майор Волостнов набрал номер начальника контрразведывательного отдела.
– Слушаю, – прозвучал басовитый голос капитана Елисеева.
– Владимир Семенович, поднимись ко мне на минутку.