– Здрасте, – и вновь углубился в незатейливые и ему одному понятные игры.
– Младший затемпературил, а нужного лекарства не найти. Мне принесли с работы одно средство, но оно больше для взрослых подходит. А ваше для грудничков подходит? – спросила Маруся.
– Не переживайте, оно как раз для них, я справлялся, – ответил Волостнов. – Осмотрелся вокруг, отыскивая, куда бы присесть, и, заметив низкий табурет, мягко опустился на него. – Я у вас что хотел спросить, Маруся… Как вас по батюшке-то?
– Никитична.
– Очень красивое отчество, – улыбнулся майор. – Мария Никитична, а вам с фронта Аверьянов писал?
Лицо молодой женщины тотчас застыло, обозначив в уголках губ наметившиеся черточки, а впавшие обескровленные щеки еще более побелели.
– Вы… что-то о нем знаете?
– Кое-что нам известно.
– Сначала он писал, а потом вдруг перестал… Я ездила к его матери в Горький, хотела узнать о Мише. Она мне сказала, что он пропал без вести. Скажите, что с ним! – вцепилась женщина в рукав шинели. – Умоляю вас!
– Да не волнуйтесь вы так, Мария Никитична. Ну чего же вы…
Вдруг Маруся, закрыв ладонями лицо, громко разрыдалась, и майор неожиданно поймал себя на мысли, что сочувствует ей. Он поднялся, приобнял плачущую женщину и, поглаживая ее по густым русым волосам, проговорил:
– Чего ты, дуреха, ревешь? Будет тебе! Поверь, ты еще будешь счастлива.
Мягко отстранившись, Маруся прямо посмотрела на Волостнова и, утерев небольшой ладошкой мокрую щеку, ответила:
– Без Михаила я никогда не буду счастлива.
– Я чего пришел-то, жив твой Михаил!
– Живой?! – невольно воскликнула Маруся.
– Ну, чего же ты так кричишь, дуреха, ребенка разбудишь, спит ведь!
Старший мальчуган, игравший в углу с солдатиками, удивленно посмотрел на плачущую Марусю и вновь принялся передвигать фигурки, увлеченный развернувшимися баталиями.
– Где он? Я бы хотела его увидеть… Хотя бы на минутку. Вы ведь знаете, где он. Можете мне помочь? – взмолилась Маруся.
– Послушайте меня. То, что я сейчас вам скажу, не должно выйти дальше этих стен, – понизил голос майор. – Обещаете?
– Обещаю, – кивнула она.
– Михаил Аверьянов находится у нас… Не буду вдаваться в подробности, но скажу так… С ним случились некоторые неприятности, он находится под нашей охраной. Но встречу я вам могу организовать.
Слезы на лице женщины мгновенно высохли. Теперь она смотрела уверенно, твердо, демонстрируя готовность к любым поворотам, лишь бы только увидеть милого.
– Когда я могу его увидеть?
– В ближайшие дни. Мы вас предупредим заранее, чтобы вы были дома. Но встреча будет недолгой.
– Потом вы его заберете?
– Да. Так нужно.
– Надолго?
– Не будем ничего загадывать. Давайте сначала вы повидаетесь, а там будем решать.
Разговор был закончен. Майор направился к двери, оставив Марусю в полнейшей растерянности. Ей бы следовало броситься следом, поблагодарить за добрую весть, но ноги будто бы приросли к полу.
– Да, еще вот что, чуть не забыл. Самое главное… – обернувшись у порога, добавил Волостнов. – Микстуру нужно пить три раза в день после еды. Не забудете?
– Не забуду, – тихо ответила Маруся.
Лев Федорович вышел из подъезда и тотчас угодил под шквальный северный ветер, колюче ударивший в лицо. Последняя отрыжка длинной изнуряющей зимы. Подняв воротник, широким шагом направился к машине. «Эмка» басовито урчала, отогреваясь на стылом ветру. Открыв дверцу, он сел на заднее сиденье, впустив в отогревшийся салон мартовский холод.
– Куда едем, товарищ майор? – повернул голову водитель.
– Давай рули на службу!
Глава 15. Зашифровать и отправить в центр
Апрель 1942 года
На фронте дела обстояли не самым лучшим образом. Сводки Совинформбюро были горькими. Немцы оккупировали Украину и Смоленщину. Линия фронта продвигалась на восток, и ожесточенные бои шли уже на подступах к Сталинграду. Немец рвался к Волге, если он ее форсирует, то дальше его ничто не остановит!
Ставка делала все возможное, чтобы переломить ситуацию в свою пользу. Намечалась какая-то крупная операция, связанная с дезинформацией, и в этой игре участникам операции «Барин» определялась решающая роль.
Начальник Второго управления майор Тарасов просил составить подробный отчет операции, обмолвившись о том, что ее результатами интересуется сам Верховный. Страницу за страницей Волостнов пролистывал отчет, вмещавший в себя все полученные и отправленные радиограммы, протоколы допросов диверсантов, показания свидетелей. За прошедший месяц Аверьяновым было отправлено с полусотни радиограмм. Все они были разные по содержанию, но в каждой из них была вставлена дезинформация о том, что советские войска продолжают сосредотачивать силы на северо-западе.
Благодаря операции «Барин» в дезинформационное поле были включены соседние регионы Вологодчины: Кировский и Архангельский, где были захвачены диверсанты, работавшие теперь под контролем контрразведки. Отправленные ими сообщения напрямую или косвенно подтверждали данные Филина.
Сопроводительная справка разрослась на несколько страниц и отняла у майора остаток вечера. Включив в нее все самое главное, он вновь перечитал отчет, а потом включил детали радиоигры, посчитав их существенными. Отдельными пунктами вписал собственные ощущения. Подумав, добавил дальнейшее видение радиоигры. А когда стрелки часов подошли к двум часам ночи, работа была завершена.
Запечатав справку в конверт, Волостнов отнес ее в шифровальный отдел. В этот раз дежурство нес молодой младший лейтенант, недавно закончивший трехмесячные курсы шифровальщиков.
– Зашифруй и отправь в Центр. Срочно! До утра успеешь?
– Попробую, товарищ майор.
На следующий день майор Волостнов приехал на службу в половине восьмого утра. Вошел в свой кабинет и слегка поежился. Вчера вечером перед самым уходом открыл форточку, проветривая кабинет от дыма. Да вот беда: уходя, забыл закрыть.
Живительное тепло вылетело вместе с застоявшимся дымом. Между рамами сильный ветер намел небольшой бугорок снега. Но это ненадолго, он сойдет вместе с комнатным теплом. Прикрыв форточку, Лев Федорович поднял трубку телефона и распорядился:
– Привести ко мне арестованного Аверьянова! – после чего сел за стол, на котором лежал листок бумаги, где в качестве напоминания о главном деле дня были написаны два слова: «Маруся. Важно!»
Покидая рабочий кабинет, Волостнов укладывал текущие дела в громоздкий несгораемый шкаф, стоящий в самом углу кабинета, а на столе, всегда прибранном, оставлял лишь листок бумаги, на котором отмечал наиболее важные дела, что предстоит сделать на следующий день. Сейчас это была Маруся.
Оставалось только выпить чайку, и тогда день пойдет в установленном порядке.
Заваривание чая для майора Волостнова было неким таинством, можно сказать, своеобразной медитацией. В такие минуты он обдумывал важные решения, которые стоило принять, готовился к предстоящему дню, слегка расслаблялся. Но это ненадолго, когда будет выпит последний глоток, он станет прежним майором Волостновым: требовательным, строгим, но умеющим выслушать людей.
Два караульных с карабинами за плечами привели Аверьянова, когда Волостнов уже допивал чай.
Поставив чашку с ложкой в шкаф, Лев Федорович попросил:
– Оставьте нас на несколько минут. – Заприметив некоторую нерешительность на лицах бойцов, добавил: – Не волнуйтесь, ничего не случится.
Бойцы молодые, каждому из них не более восемнадцати лет. Имея личный счет к фашистам, хотели попасть на передовую, но вот никак не думали, что придется топтаться в тылу и охранять арестованных. Что поделаешь, здесь тоже фронт, только виден он далеко не каждому.
Громко постукивая каблуками по темному паркету, красноармейцы вышли в коридор.
– Садись, Михаил.
Аверьянов оставался серьезен, чувствуя, что речь пойдет о чем-то очень важном. Пристально всматривался в Волостнова, пытаясь угадать по его посмурневшему лицу тему предстоящего разговора.
За прошедший месяц он встречался со Львом Федоровичем восемь раз, практически один раз в три дня. Для военного времени срок немалый, и Михаилу приходилось видеть его в разном настроении: суровым, разговорчивым, доброжелательным, требовательным, веселым. Для каждого собеседника майор старался подобрать нужную тональность, умело отыскивал подобающие слова, позволявшие вносить в разговор доверительность.
В этот раз в интонациях его голоса присутствовали неизвестные ранее нотки. Как следует к ним относиться, Аверьянов не знал.
– Когда связь? – спросил майор нейтральным голосом.
– Сегодня в шесть вечера.
– Судя по всему, твое немецкое начальство очень тобой гордится, – произнес Лев Федорович, слегка улыбнувшись.
– Стараюсь по мере сил, – так же с улыбкой ответил Михаил.
– Тебя скоро, наверное, наградят.
– Возможно.
– А что ты хотел бы получить – медаль или, скажем, Железный крест?
– На все согласен! Главное, чтобы обратно не позвали. Лучше здесь, в кутузке, чем у немцев на сытных харчах.
– Не должны позвать, – сделался серьезным Волостнов. – Информацию немцам ты отправляешь достоверную. Нам известно, что она перепроверяется, и руководство тобой довольно.
– Сигналы рации слабеют, ресурс батареи питания скоро иссякнет. Еще несколько сеансов связи, и батареи совсем сядут, – заметил Михаил.
Лев Федорович понимающе кивнул:
– Сообщи о батареях Петергофу в ближайшей радиограмме. Срок командировочных удостоверений тоже скоро заканчивается. Об этом тоже надо будет сообщить. Документы у тебя подлинные?
– Так точно! Поменяли только фамилию.
– Они тебя ценят, – усмехнулся Лев Федорович, – документы хорошо сработаны.
Для успешного передвижения в советском тылу агентуру в основном снабжали фиктивными документами, начиная от удостоверения личности командного состава и заканчивая продовольственными аттестатами. Подлинники встречались лишь у агентов, выполняющих задания особой важности и у агентов-одиночек. Михаил Аверьянов входил в число избранных.