На одном из совещаний в качестве нового министра вооружения и боеприпасов всплыла кандидатура Альберта Шпеера, за которого хлопотал руководитель партийной канцелярии Мартин Борман. В Ставке тоже никто не возражал против его кандидатуры. Альберт Шпеер по образованию был архитектором. Блестяще проявил себя в 1936 году при реконструкции Берлина. Имелись все основания предполагать, что он будет на своем месте как имперский министр.
Но последнее слово оставалось за фюрером.
Затягивать с таким важным назначением тоже было нельзя, война продолжалась, и фронт нуждался в вооружении и боеприпасах.
Проснувшись, Адольф Гитлер не спешил браться за дела: прогулялся немного по имению с собакой, а затем, взяв краски, отправился на террасу, чтобы запечатлеть на полотне цепочку заснеженных гор. Погода задалась облачной, что явно не располагало к творчеству. Фюрер установил мольберт, добиваясь нужного цвета, старательно смешал краски и прочертил на полотне ломаную линию, обозначив цепочку гор. Вдруг рука дернулась, и кисточка съехала в сторону (определенно, сегодня ему не везло), но скверное настроение, с которым он проснулся ранним утром, как-то незаметно ушло.
Занятие живописью придется продолжить в следующий раз.
Потрепав по холке подошедшую Блонди, фюрер вернулся на виллу. Подскочивший ординарец взял пальто и зашагал следом за Гитлером в кабинет.
– Позовите ко мне главного адъютанта Юлиуса Шауба, – приказал фюрер.
– Слушаюсь! – ответил ординарец.
Через несколько минут в кабинет вошел Юлиус, как всегда подтянутый, до невозможного надушенный, и застыл у дверей, ожидая распоряжений.
– Послушайте, Юлиус, вы случайно не знаете, что мне хотел сообщить Тодт? – неожиданно спросил Гитлер.
– Знаю, мой фюрер, – живо отозвался Шауб. – Фриц Тодт нередко заходил ко мне в комнату перед совещаниями и всякий раз жаловался, что у него возникают трудности при распределении захваченных промышленных предприятий и сырьевых ресурсов на территории России. Промышленники Крупп, Рехлинг буквально следуют по пятам за армией и требуют, чтобы им передали все предприятия и сырье. Их интересуют не дела армии, а только личная выгода.
– И чем же они обосновывают свои притязания?
– Они ссылаются на свои большие заслуги перед Третьим рейхом.
– Проклятье! – выругался Гитлер. – Они только и видят, чтобы запустить свою лапу в государственную казну. Им мало, что я дал им на заводы бесплатную рабочую силу, так они требуют еще чего-то большего! Если не давать им по рукам, так все эти Круппы просто пустят Германию по миру!.. Фриц умел с ними разговаривать, и его место должен занять такой же принципиальный человек. Сделайте вот что, Шауб… Без промышленников, конечно же, нам не обойтись, не хотелось бы с ними ссориться. Тем более сейчас, когда мы планируем наступление на Кавказ, к бакинскому нефтяному району. Обзвоните всех, включая Круппа и Рехлинга, скажите им, чтобы подъезжали через неделю. Пусть обязательно прибудет доктор Феглер, мне нужно поговорить с ним о качестве стали… Пусть также подъедет доктор Роланд, мне интересно знать, как обстоят дела с новыми тяжелыми танками.
Вытащив блокнот, главный адъютант записал фамилии и назначенную дату совещания.
– Мой фюрер, полчаса назад доставили пакет от адмирала Канариса с пометкой «Срочно». Желаете взглянуть?
– Ох, уж мне эти тайны, – проворчал Гитлер.
Недовольство фюрера имело под собой серьезные основания. Разведка «Абвера» не сумела увидеть значительную концентрацию военных сил и техники под Москвой. А ведь Красная армия была разбита, у нее не оставалось более ни людей, ни оружия, следовало сделать всего-то небольшое усилие, чтобы войти в русскую столицу, но неожиданно, будто бы по волшебству, на пути немецких группировок возникли хорошо вооруженные русские армии. После жестокого сражения, в суровую русскую зиму, немцам пришлось отойти. – Хорошо, давайте сюда конверт.
Распечатав его, Гитлер вытащил четыре листка, напечатанных на машинке, и быстро прочитал. По данным разведки «Абвера», полученным из разных источников, русские в районе Санкт-Петербурга собирают значительные силы, чтобы прорвать блокаду города. Но вряд ли это им удастся… Шестнадцатая и восемнадцатая армии, стоящие на подступах к городу, имеют глубокую линию обороны, укрепленную долговременными огневыми точками. На всех возможных подступах плотная сеть минных полей. Командующий группой армий «Норд» генерал-майор Георг фон Кюхлер – ревностный католик, аскет, из старинной прусской юнкерской семьи, и ему не следует подсказывать, как нужно отвечать на выпады русских, он прекрасно сделает все сам. Значит, нужно двигаться на Сталинград. Захват такого города не только важная политическая победа, но и стратегическая, она дает дорогу к бакинской нефти.
Прочитав донесения, Адольф Гитлер аккуратно уложил листки обратно в конверт. Из этих донесений следовало, что на Сталинградском направлении у русских собраны незначительные силы – более удобного места для генерального удара не отыскать, осталось только убедить в очевидном генералитет. Они, один в один, убеждают, что нужно продолжить наступление на Москву.
Вернув конверт адъютанту, фюрер спросил:
– Юлиус, во сколько сегодня совещание с генералами?
– В два часа, мой фюрер, – с готовностью ответил Шауб.
– Командующие уже подъехали?
– Так точно!
– Скажите им, что я сейчас подойду.
– Слушаюсь, мой фюрер! – выбросил вперед руку Юлиус и вышел из кабинета.
Разговор предстоял непростой. Гитлер подошел к большому зеркалу, поправил лацкан френча. Блонди, стоявшая рядом, тоже требовала внимания, преданно поглядывая на хозяина и слегка помахивая хвостом. Фюрер потрепал псину по рыжей холке (собака всегда поднимала ему настроение) и зашагал к двери.
Глава 19. Заставим его понервничать
Отделение автоматчиков «СМЕРШа» взяло по периметру поляну, на случай если вместе с грузом будет выброшен десант. Едва не задевая вершины елей, неожиданно появился «Хейнкель-88». Звуки двигателей, работавших приглушенно, были едва различимы среди завывания ветра. Сделав большой круг над тремя вспыхнувшими кострами, самолет в приветствии помахал крыльями и сбросил на расчищенную площадку два парашюта с грузом. После чего набрал высоту и быстро растворился в ночном небе.
Майор Волостнов, оставшийся стоять на краю поляны, находился в глубокой тени елей и молча наблюдал за тем, как два парашюта с огромными тюками падали на землю. Первый из них, отнесенный ветром, стал опускаться немного дальше обозначенной поляны. В какой-то момент показалось, что он зацепится стропами за острые вершины, но усиливающийся ветер помог ему благополучно миновать преграду. Ломая широкий лапник, тюк приземлился на землю, укрыв темным куполом разросшиеся кусты. Второй парашют, отчетливо различимый на сером фоне ночного неба, упал точно между кострами, продемонстрировав мастерство летчика.
Неожиданностей не произошло: сбросили два тюка, как и было обговорено в радиограмме.
Майор Волостнов подошел к грузу. Прощупал толстую ткань, пытаясь угадать содержимое, и пальцы натолкнулись на что-то твердое – не иначе, как контейнер с батареями для радиостанции.
– Освобождайте от парашюта груз и в машину! – распорядился майор Галкин.
Командир отделения автоматчиков сержант Кирюхин умело отстегнул ремни и, вскинув баул на плечо, зашагал к машине. Другой мешок, оказавшийся намного тяжелее прежнего, несли два бойца, утопая по колено в снегу.
Баулы принесли в кабинет майора Волостнова, где он вместе с капитаном Елисеевым тотчас принялись распаковывать содержимое. Главными в грузе были батареи для рации, без которых связь с «Абверкомандой-104» не могла бы состояться. Еще в бауле в непромокаемом пакете лежали документы, командировочные удостоверения, продовольственные аттестаты и даже печати с пустыми бланками.
В другом бауле вместе со съестными припасами, включая копченые колбасы, мясо и сыры, были деньги – триста тысяч рублей. Весьма серьезная сумма.
Волостнов внимательно пролистал военный билет, выписанный на Аверьянова, пытаясь распознать подделку, но ничего не обнаружил. Документ изготовлен добротно, в нем ничего такого, к чему можно было бы придраться. Тайные знаки, введенные с месяц назад, размещались на своих местах. В старом «военном билете» графа «Год рождения» находилась почти у самого края, а в новом отступала на значительное расстояние, как того требовало секретное предписание. Вроде бы и мелочь, на которую не всегда обращаешь внимание, но именно столь малозначительная деталь помогла раскрыть в прошлом месяце два десятка заброшенных диверсантов.
Командировочное удостоверение было напечатано в типографии на серой бумаге, места изгиба слегка протерты. При первом осмотре оно весьма напоминало прежнее – в нем были те же самые строчки, включая номер и графу «Основание». Имелась лишь небольшая оплошность – в строчке «срок командировки» первое слово было написано с большой буквы, чего быть не должно. Будет проверять документы «смершевец», ареста не избежать.
Майор распорядился привезти Аверьянова, находившегося у Маруси.
Михаил появился через полчаса.
– Ну что, Филин? Как себя чувствуешь?
– Спасибо, Лев Федорович… Теперь, когда со мной Маруся, все хорошо. Даже и не знаю, как вас благодарить. Вы для меня как ангел-хранитель.
– Насчет ангела-хранителя сказать ничего не могу, поскольку неверующий… А вот если и дальше наши дела пойдут в таком же ключе, то можно будет рассчитывать на снисхождение суда.
Последние две недели Михаил встречался с Марусей едва ли не каждый день. Встреча с любимой женщиной действовала на него благотворно: стал чаще улыбаться, шутил, можно сказать, что выглядел счастливым, если такое определение применимо к человеку, находящемуся в камере следственного изолятора.
Понемногу Волостнов привлекал его к другой работе, например дешифрированию немецких радиограмм, которые поступали с других управлений, за что Михаил брался с большой охотой. В шифровании у него обнаружился самый настоящий талант, чему способствовало и обучение на радиста в немецкой разведшколе.