У меня у самой заныли кисти.
Руки задрожали, едва не роняя тарелку с едой.
Это было кошмарно.
И очень жестоко.
Противоречило всему, что было написано в храмовом послании Ньяры. Там говорилось, что:«Причинённая боль утроится, но добро удесятерится. Поэтому, чем мстить кровью, накажите поцелуем любви».
С поцелуем было не очень понятно, зато первая часть была мне предельна ясна. Но солдаты явно не следовали учению. Они выместили злобу, не думая о последствиях. Возможно, рассчитывали, что монстр умрёт. Но… если верить сну-пророчеству — то можно уверенно сказать — этого не случится. Ирбис не только выживет, но и очень…оченьразозлится.
Внезапно, тихо звякнули цепи. И запёкшиеся сухие губы мужчины в камере разомкнулись.
— Насмотрелась? — раздался хриплый надсаженный голос.
И монстр открыл глаза… насыщенно-синие, как вечернее небо. Горящие в сумраке камеры — смотрящие прямо на меня.
Взгляд этот был такой силы — что хотя я стояла, а монстр сидел, и хотя я была свободна, а он заперт и даже прибит к стене, но мне почудилось, что это я связана и обездвижена, что это я беспомощно и жалко смотрю снизу вверх, ожидая своего конца.
Все слова, что я собиралась сказать — вылетели из головы. А инстинкт толкнул в грудь, вынуждая отшатнуться от прутьев — скрыться от давящего взгляда… Инстинкт требовал, что я должна убежать, спрятаться. И никогда не вставать на пути этого существа с ледяными глазами.
Но я никуда не убежала, а лишь судорожно перевела дыхание. Посмотрела на тарелку, которую до онемения сжимала в пальцах.
«Ты собиралась всех спасти… но испугалась простого взгляда?» — укорила я себя. И чтобы не передумать, не медля взяла с крюка на стене связку ключей. Они были от двери, а сами кандалы могли отпереть только старшие стражники. Впрочем, сейчас ирбиса держали даже не цепи, а гвозди.
Они усложняли мою задачу…
Мой изначальный план был в том, чтобы вежливо поприветствовать пленника, передать еду, быть максимальнонормальной, в течение пары дней наладить дружественное общение… (не то чтобы я была в этом сильна, но я бы постаралась). А уж потом осторожно выяснила бы про нападение на храм.
Тут ведь нет сокровищ. Запасов еды не так уж много. Если дело в мести, то я постаралась бы помогать, чтобы пленник не страдал. А взамен — он не стал бы устраивать кровавую резню.
План и без того был шаткий, а уж из-за этих гвоздей и вовсе становился мало возможным! Я по глазам монстра поняла — он не простит, не забудет своих ран. И от мести так легко не откажется. Но всё же — я попробую. Постепенно, шаг за шагом.
Ведь, как говорит Ньяра, добро удесятерится.
Что там вначале… нужно поздороваться?
Кивнув своим мыслям, я повернула ключ в замке и зашла в темницу. Здесь кровью пахло ещё гуще. Атмосфера стояла мрачная. Я двигалась, будто под толщей воды. Монстр жутко следил за мной из-под полуопущенных век.
«Добрый день», — хотела произнести я, но запнулась. Какой же он добрый? Желать благословение Ньяры тоже глупо, дикари в неё не верят. Тогда что сказать?
Впервые я так остро ощутила недостаток знаний о правильном общении.
— …здравствуйте, — всё же произнесла я. Мужчина даже не моргнул в ответ.
— Принесла вам поесть… — я торопливо убрала крышку с тарелки, чтобы он увидел.
Я старалась не смотреть ни на раны, ни на голый торс, ни в яркие глаза, светящиеся в полумраке. В итоге выбрала точку между бровей.
Тихо звякнули цепи.
И мужчина растянул разбитые губы в усмешке. Удлинённые звериные клыки сверкнули, отражая свет, падающий из крохотного окна.
— И как, по-твоему, я должен это сеъсть? — хрипло спросил он.
Я сглотнула ком.
— Я… я могла бы вас покормить, — прошептала я.
Кажется, такой ответ его удивил. Он коротко зло усмехнулся. Зазвенели потревоженные цепи, и мужчина скорчился от боли в раненых руках. А потом выдохнул слова вместе с паром:
— У тебя сердечко колотится, как у испуганной пичужки, айла. Ещё и человек… Лучше улетай отсюда, пока крылышки целы.
— Н-но… вы должны поесть, — упрямо сказала я. — Тут печёная репа и сухари…
— Если приблизишься, откушу твои маленькие пальчики, — грубее рыкнул он. — Спорю, они будут повкуснее репы.
— …ваша раса ест человечину? — опешив, спросила я.
— Конечно. На завтрак и ужин. А ещё заражаем скверной через взгляд. Так что лучше беги.
Я нахмурилась.
Я знала, что про взгляд — это неправда. Такая же, как то, что я краду бинты ради крови. Ведь иначе все солдаты бы уже болели. А у Тии отец не смотрел никому в глаза, и всё равно заразился.
А раз неправда, значит, и про человечину он соврал. Или пошутил… Значит, он шутит со мной? Это ведь хорошо, верно?
Я не была уверена, как к этому относиться.
В любом случае уходить так просто я не собиралась.
— Пожалуйста, — вслух сказала я, — вы ведь голодны. Позвольте мне вас покормить… господин ирбис… Вам же от этого будет лучше.
И сделала крохотный шажок вперёд — он дался мне с трудом. Ледяной взгляд оборотня пробирал до костей. Зрачки мужчины сузились в точки, будто наводя прицел. У меня заныла шея — ровно в том месте, куда каждую ночь опускается лезвие его острого меча.
— Надеешься отравить, айла?
— Нет, я не собираюсь…
— Тогда что это? Мнимая доброта местных святых сестёр? А ты, значит, самая чистенькая из них? — с отвращением рыкнул он.
«Он не знает, что я осуждённая преступница», — мелькнула мысль. Она предала мне сил. Я снова сделала крохотный шажок вперёд. В конце концов — он ведь обездвижен. Мне ничего не грозит…
— Птичка сама летит в пасть зверю, — прокомментировал это пленник. — Знаешь, хоть кто я?
— Да. Вы… вы арх Дейвар.
— … — он сощурил синие глаза.
— Я лишь хочу поступить правильно.
Шажок.
— И облегчить ваши дни здесь.
Ещё шажок.
— …чтобы не множить зло.
Снова шажок.
Я судорожно выдохнула — пар дыхания развеялся облачком. До пленника их оставалось ещё как минимум два шага… Но тут он резко дёрнулся, что-то обвило мою лодыжку, и я потеряла равновесие. Ахнула, тарелка выскользнула из рук, а сама я полетела на мужчину. Упала на его горячую грудь, упёрлась ладонями, и тут же ощутила, как мою спину крепко оплела рука… Но как?! Он что, вырвал её, несмотря на гвоздь?!
Я была поймана.
— Откуда ты знаешь моё имя? — рявкнул монстр, опалив моё ухо раскалённым дыханием.
Жар чудовища будто проникал в меня через его кожу, в тех местах, где он соприкасался со мной.
Он прижимал меня к своему горячему твёрдому торсу так сильно, что я не могла вздохнуть. Теперь я и правда чувствовала себя пойманной птичкой — маленькой и слабой — которая по глупости угодила в лапы хищнику.
— Кто сказал тебе моё имя? — повторил ирбис. Это был не просто вопрос, а приказ того, кто привык править. И от силы этого приказа что-то задрожало внутри меня, жалобно зазвенело, и острая тяга подчиниться — сказать всё-всё — схватила мою душу ничуть не слабее, чем мужская рука, что держала меня за спину.
Я не смогла ответить, лишь потому, что язык онемел от испуга.
— Если не скажешь, то я, пожалуй, приму твоё предложение пообедать. Потому что ты права, птичка, я ужасно голоден. Для начала попробую на вкус твоё ушко.
И я почувствовала, как полузвериные клыки царапнули мочку моего уха.
Нервы у меня сдали.
Я взвизгнула от страха, дёрнулась изо всех сил, пнула ногами и, видимо, попала в рану, потому что мужчина глухо зарычал, а его хватка ослабла. Я кубарем свалилась на сырой пол и тут же отпрыгнула к дальней стене.
Застыла, судорожно хватая ртом воздух и прижимая ладонь к горящему уху.
Дейвар сцепил зубы выпрямляясь. Теперь, когда он стоял на ногах — высокий, подавляющий своей внутренней и внешней силой — я снова ощутила себя как во сне — ощутила, будто надо мной безжалостно занесли смертоносный меч.
Сердце в груди замерло, по привычке готовое, что сейчас его стук оборвётся. Но ирбис не приближался. Не мог.
Мужчина был полностью в человечьем обличии. Обе ладони он уже сорвал с гвоздей, из жутких сквозных ран по его пальцам стекали ручейки крови. Но антимагические цепи на запястьях и щиколотках не позволяли монстру отойти от стены и напасть на меня.
Я была в безопасности… но всё во мне кричало об обратном.
— Я слышала ваше имя от военных! — вырвался из горла запоздалый ответ.
Дейвар окинул меня пронзительным ледяным взглядом.
— Неужели? Уверен, никто моего имени не знал.
— Я… я говорю правду… — голос у меня сипел. И я сглотнула.
На самом деле это была «полуправда». Солдаты и правда говорили при мне имя этого ирбиса… но то были вражеские солдаты в вещем сне.
Наверняка сейчас Дейвар прислушивался к стуку моего сердца. Так оборотни могут определить, если им говорят уж слишком откровенную ложь. Но что он определил по поводу меня — было неясно.
Стряхнув кровь с ладоней, мужчина дёрнул уголком разбитых губ. И снова я не смогла понять, что это значит. Не верит? Смеётся надо мной?
— Зачем ты принесла еду, птичка? — спросил он, не сводя с меня взгляда.
— Чтобы помочь…
— Какая в ней отрава? Что-то хитрое без запаха…
— Никакой! Я могу доказать. Съесть и…
— Зачем тебе это?
— Я хочу облегчить ваши дни!
— Чушь! — рыкнул Дейвар, заставив меня вздрогнуть.
«Ты дура, если думаешь, я тебе поверю», — читалось в свирепом выражении его лица.
От тяжёлого запаха крови, от напряжения у меня закружилась голова. Я больше не могла тут оставаться — мои внутренние силы кончились ещё в тот момент, как ирбис схватил меня и прижал к себе.
Мой план провалился на первом же шаге.
Дейвар не верит мне. Считает врагом. И еду не примет, как и моё предложение помочь. А ничего другого я сейчас предложить не могла. Любые мои слова он воспринимает как ложь и ловушку. Чтобы я сейчас не сказала — похоже, сделаю лишь хуже.