В Tetrabiblos дано богатое описание того, что могут означать различные таблицы. И вне всякого сомнения, в наши дни это описание вызвало бы реакцию публики, аналогичную той, что возникала у слушателей Птолемея в Александрийской библиотеке. Схема? Это у нас-то? Да еще и способная предсказать человеческую жизнь? Ладно сочинять. На все возникающие у нас вопросы ответил сам Птолемей. И тут — в разделе книги, озаглавленном «О качестве души», — он достигает наивысшего красноречия. Некоторые конфигурации небес (с Меркурием) порождают души, «предназначенные для общения с людьми, склонными к неистовству и политической активности, сверх того ищущие славы и внимательные к воле богов, благородные, гибкие, любознательные, находчивые, умеющие выдвигать гипотезы и годящиеся для астрологии и прорицания». Другие конфигурации не столь радужны. Они способствуют появлению «душ сложных, изменчивых, трудных для постижения, легкомысленных, непостоянных, ненадежных, влюбчивых, неустойчивых, любящих музыку, ленивых, склонных к стяжательству, непоследовательных в своих решениях». Чем дальше, тем пышнее становится описание. Если «Сатурн единолично правит душой… он делает человека охочим до плотских наслаждений, умным, глубокомысленным». Если же положение Сатурна противоположно и без достоинства (понятие астрологическое, а не социальное), «он делает человека алчным, недалеким, подлым, безразличным, недоброжелательным, злобным, трусливым, недоверчивым, злоязыким, замкнутым, плаксивым, бессовестным, суеверным, любящим тяжкий труд, бесчувственным, строящим козни друзьям своим, угрюмым, не заботящимся о плоти своей». Или при иных обстоятельствах «невоспитанным, безумным, пугливым, суеверным, завсегдатаем храмов, кричащим о своих недугах на каждом углу, подозрительным, ненавидящим собственных чад, не имеющим друзей, домоседом, лишенным суждений и веры, нечестным и глупым, нечестолюбивым, склонным менять свои решения, безжалостным, недоступным в общении, осторожничающим, недалеким и смиренно сносящим оскорбления» [63].
Свойства, выступающие из потока прилагательных и причастий Птолемея, дают возможность представить вполне понятные личности, людей с определенными характерами. Но закон природы, связывающий небеса и судьбу человека, Птолемей так и не изложил.
На протяжении многих веков Александрийская библиотека служила символом учености. Это величайшее в античном мире собрание манускриптов неоднократно разрушалось и почти столько же раз восстанавливалось. В ходе своей военной кампании Юлий Цезарь, по слухам, поджег причалы, на складах которых находилось сорок тысяч книг. Конечно, узнав о том, что среди уничтоженных огнем томов были бесчисленные экземпляры его собственных «Галльских войн», он закипел от ярости, однако сделал то, что делали все цезари, — зашагал прочь, прекрасный в своем гневе. Упорные александрийцы потушили пожар, восстановили причалы, снова заполнили библиотечные полки и вернулись к привычной жизни. Именно в этой библиотеке в первой половине II века до н. э. и собрались семьдесят два ученых раввина. «Шведский стол» тогда быстро опустошили, и, как и боялись знатоки, рулеты были уничтожены первыми. Наесться досыта не удалось, но и голодных не осталось.
В VI веке н. э. Александрийская библиотека была окончательно разрушена. Восстанавливать ее уже не стали. Великолепное собрание свитков исчезло навсегда. Бесценные свитки сгорели, были потеряны или проданы, среди них — и трактат Аристотеля; очень вероятно, что его использовали для записей, а может, в него даже кто-то сморкался.
Великой библиотеки не стало, но она навсегда осталась в памяти людей подобно знаменитому маяку у Александрийской гавани, одному из чудес света, который продолжает светить, несмотря на то что светильники его потухли много веков назад.
Глава 4РакУроки латыни
Fata volentem docunt, nonlentem trahunt[15].
Август был первым римским императором. Жестокие гражданские войны поставили Римскую республику на колени. Август положил этим войнам конец. Пройдет почти пятьсот лет, прежде чем последний римский император будет предан забвению.
Воцарение Августа стало возможным благодаря предсказанию астролога, составленному по дате рождения императора (Август родился в 63 году до н. э.). Римский писатель Светоний так рассказывает эту историю в своей развеселой, но весьма кровавой книге «Жизнь двенадцати цезарей» [64]:
В бытность свою в Аполлонии он поднялся с Агриппой на башню к астрологу Феогену. Агриппа обратился к нему первый и получил предсказание будущего — великого и почти невероятного; тогда Август из стыда и боязни, что его доля окажется ниже, решил скрыть свой час рождения и упорно не хотел его называть. Когда же после долгих упрашиваний он нехотя и нерешительно назвал его, Феоген вскочил и благоговейно бросился к его ногам. С тех пор Август был настолько уверен в своей судьбе, что даже обнародовал свой гороскоп и отчеканил серебряную монету со знаком созвездия Козерога, под которым он был рожден[16].
Но Феоген был, конечно, не первым астрологом, рассуждавшим о римской политике. О таких астрологах говорил и Цицерон. В одной из своих чрезвычайно скучных речей [65], обращенных к сенату, давно привыкшему лицезреть, как великий оратор попеременно то возбуждается, то успокаивается, он заметил с некоторой резкостью, что астрологи нередко предрекали политикам, которым вскоре предстояло принять смерть от чьей-то руки, долгую жизнь и безоблачную старость. Неточность их прогнозов Цицерон воспринимал как обвинительное заключение их ремеслу.
Но какими бы ни были пророчества других астрологов, Феоген в данном случае оказался прав. Август пришел к власти, как и предсказывалось, и правил Римской империей более пятидесяти лет.
Однако вера императора в судьбу имела свои пределы. Ближе к старости Августа стало раздражать, а потом и пугать то, что астрологи заняты прогнозированием длины его жизни. Подобные вычисления оскорбляли его величие. Да и последствия имели плохие. Кто знает, на какие глупости может толкнуть людей осознание того, что дни императора сочтены? В те времена, когда он с судьбой был на «ты», Август относился к астрологам с большим уважением. Теперь же решил: что бы ни уготовила ему судьба, астрологам лучше держать язык за зубами. В 11 году он издал эдикт. Предсказывать год его смерти, исчислять длину его жизни стало делом запретным. Более того — не рекомендовалось исчислять длину жизни любого человека, даже если это делалось с глазу на глаз. А лучше всего астрологам вовсе отказаться от этого отвратительного занятия, независимо от того, кто объект их предсказаний: император или простой римлянин. Астрологам было приятно, что сам император признал могущество их ремесла. В дальнейшем они воздерживались от предсказаний на публике, что лишь привнесло некую мистику в их пророчества, которые отныне произносились в укромных местах, за высокими оградами садов или в расслабляющей тишине терм.
Римляне не отличались особой любознательностью. Переняв и усвоив достижения греков в науке и культуре, они вполне удовлетворились и греческими богами, благо добрые эллины были готовы поделиться. Гений римлян проявился в военном деле, юриспруденции, коммерции и в искусстве управлять государством.
В мире за пределами императорского двора простые люди вели повседневную жизнь: кто-то — жизнь раба, кто-то — господина. Они женились, давали детям образование, создавали деловые предприятия, подписывали контракты. Затевали тяжбы, продавали золото, чинили обувь, шили одежду, занимались юридической или врачебной практикой, вели хозяйство. В целом римляне были оптимистами. Тем не менее во все годы существования империи в народе жили темные суеверия, и даже тогда, когда Рим казался незыблемым, как само море, в воздухе витало ощущение того, что и слава, и могущество огромного государства не вечны.
В Риме никогда не было недостатка в жрецах, весталках, прорицателях, заклинателях, служителях мистических культов, наставниках в эзотерических знаниях, предводителях сект, хиромантах, ворожеях и тех, кто способен узнать будущее по внутренностям животных. Людям повсюду чудились знаки, которые они всячески трактовали. Астрологи встречались на каждом шагу. Вынужденные зарабатывать на жизнь своим знанием, они открывали конторы и давали консультации, вели бизнес, организовывали рекламу и, когда небеса бывали к ним неблагосклонны, прирабатывали медициной, предлагая страждущим диагноз, выведенный не только по симптомам, но и по звездам. Надо заметить, пациентам такое лечение очень нравилось.
Доротей из Сидона, живший во второй половине I века, оставил рассказ о ремесле астролога, вполне соответствующий духу эпохи Августа. Такая история могла быть рассказана и за шестьдесят лет до правления Августа. Доротей писал греческим гекзаметром, но астрологическое вдохновение, очевидно, черпал в культуре Египта и даже называл себя Царем Египетским. Его текст Carmen Astrologicum («Астрологическая песнь»), хотя и касается гороскопов и дат рождения, также рассказывает о методах, с помощью которых можно отвечать на необычные вопросы, причем сразу после того, как их задали.
Книга, написанная Доротеем, удручающа. Сначала — взрыв светлого, легкого веселья, потом — печаль и скорбь. Заказчик подумывает жениться? «Взгляни на Венеру, — советует Доротей, — и обдумай первого, второго и третьего хозяина ее тройственности». Дальше — тот самый взрыв веселья. В определенных конфигурациях есть добрый знак. И больше об этом добром знаке Доротей не скажет ни слова. И эти определенные конфигурации куда-то исчезают, уступая место зловещим. «Рожденные при таких обстоятельствах, — пишет он, — никогда не женятся, либо брак их будет заключен с рабынями, или блудницами, или старухами, которые обесчещены, или молодыми, или они [станут] жить у блудниц». Складываясь воедино, приметы указывают на «беды и бесчестие из-за женщин, а также волнение и горе из-за них» [66].