– Кто эта женщина? – спросил Зафир.
– Учительница. Когда мне было девять, она пригласила меня в свой «Клуб тихонь». – Веснушчатое лицо Ферн порозовело. – Зафир, я просто хотела сказать…
Зафир почти не слушал Ферн. Он решил сосредоточиться на том, с каким достоинством она демонстрировала свой животик. Как же ему хотелось его потрогать! Ее тело равномерно округлилось: щеки, груди, бедра. Полнота ей очень шла.
Волосы Ферн отросли еще больше. Они почти обсохли после дождя и начали выбиваться из-под резинки на затылке. Ее кожа, как и прежде, напоминала крапинки корицы на сливочной пене. Когда они стояли под зонтом у ее подъезда, он почувствовал ее аромат, смешавшийся с дождем и ветром английских бурь, и это навеяло знакомые воспоминания.
Она была такая же, как и прежде, – даже лучше. И он вновь почувствовал, что она обладает чарующей властью над ним…
Но она не сказала ему про ребенка… Чего она боялась? Несоответствия его статусу и положению?
Ферн казалась несчастной.
– Ты можешь выбрать себе любую, зачем тебе я? – Она нервно прикусила губу. Пытаясь сохранить хладнокровие, она отвернулась и с грустью добавила: – Ты ведь не ради меня приехал.
– Нет, – признался Зафир, понимая, как жестока его откровенность.
Но чего она хотела? Что он признается ей в любви? У них был мимолетный роман, не более.
Ферн кивнула, а Зафир подумал, что она до сих пор даже понятия не имеет, как сильно его тянет к ней с момента их первой встречи. Он хотел ее, но она возводила вокруг себя неприступную крепость.
– Как дела у Аминеи? – спросила Ферн. Зафир опешил от столь резкой смены темы.
– Прекрасно. Так сказал Раид пару дней назад, – ответил он и, спохватившись, запоздало поинтересовался: – А ты как? Малыш в порядке?
Она безучастно кивнула:
– Из-за витаминных добавок я чувствую себя странно и не выношу запаха колбасы или бекона, но мы оба здоровые и толстые. – Ее кукольный ротик сложился в улыбку, полную презрения к себе. – Так говорит акушерка.
– Когда тебе рожать? Ферн назвала дату.
Как же странно было снова представить себя в роли отца, да еще так скоро, но, когда он мысленно отсчитал оставшиеся недели, ему нестерпимо захотелось поторопить время и увидеть своего сына или дочь. А что, если родится девочка? С непослушными рыжими кудрями и дерзким ротиком, как у ее мамы? Как встретит ее Тарик?
Зафир провел рукой по своим сырым волосам. Он даже не сообщил сыну радостную новость, погрузившись в выяснение отношений с Ферн. С первой же минуты ему нужно было знать, что ребенок его.
– Ферн, брак – это единственный…
– Нет, – перебила она. – Сам знаешь, это не так.
– Я не хочу быть таким же, как мой отец, – все больше раздражался Зафир, а Ферн все отчаяннее мотала головой. – Пусть наш ребенок не унаследует трон, но он родится в браке. Мы обязаны пожениться.
– Ты будешь меня ненавидеть, – сказала Ферн, а затем твердо, как тогда в оазисе, когда настояла, чтобы помогли бедуинской девочке, добавила: – Я больше не буду так жить. Ни за что.
Ее лицо исказилось страданием, и она отвернулась. В ее широко раскрытых глазах стояли слезы, но вздернутый подбородок говорил о готовности за себя постоять.
– Больше? – переспросил он с недоверием. Если не считать нынешнего упрямства, Ферн была вполне уступчивой. Да, он сейчас злился на нее, но как можно испытывать к ней настоящую неприязнь?
– Что ты этим хочешь сказать? Кто еще тебя ненавидел?
– Мать, – глухо ответила она, потупив взгляд. Ее щеки вспыхнули ярким румянцем, хотя сама она была бледная как полотно.
– Она забеременела в семнадцать лет. Родители выгнали ее из дома. Мой отец исчез. Она едва сводила концы с концами, обеспечивая меня.
– И винила тебя во всех бедах?
– Да, – ответила Ферн с грустью.
Она накрыла живот ладонями, словно защищая малыша, и подняла искаженное страданием лицо. У Зафира внутри все сжалось.
– Она вечно твердила, что страсть – это плохо, а я все равно провела с тобой ночь. Ты меня ненавидишь – ну и ладно, но осуждения я не вынесу, Зафир. Ребенок не должен расти в ненависти.
– Ферн… Ты думала, что я буду обвинять тебя в беременности?
– Но ведь ты явно злишься…
– Лишь потому, что ты скрыла это от меня!
– Я не должна была идти на поводу у страсти. Я ведь знала, что поступаю плохо.
Зафира вдруг осенило: все это время, пока он вспоминал, как самозабвенно она целовала его, как отдавалась ему, он забывал о чем-то гораздо более важном. «Мужчины за мной не бегают. Думаешь, я привыкла их отвергать?»
Зафир пересел в кресло напротив Ферн. Подавшись вперед, он с трудом удержался, чтобы не поправить выбившиеся завитки у ее лица.
– Ферн, ты забыла, что у ребенка есть не только мать? – тихо поинтересовался он.
Она мрачно ответила:
– Я знаю, что я натворила, Зафир. Я прекрасно помню, по чьей инициативе все произошло.
Ее лицо и шея горели. Она уронила лицо на ладони, словно воспоминания доставляли ей нестерпимые муки.
– Я собирался остановиться, – смело заявил Зафир. – Я знал о возможных последствиях.
Она покачала головой, не отнимая рук от лица:
– Вот до чего доводит беспечность!
– Так что мой ребенок – твое наказание? – испытующе спросил он.
Она вздрогнула и угрюмо посмотрела на него.
– Нет. Но… я знала, что делаю.
«Ни черта ты не знала», – подумал Зафир.
– Наверное, мы оба – насмешка богов и обречены наступать на грабли своих неразумных родителей, – сказал он и поморщился собственной неудачной шутке. – Мы сделали этого малыша вместе, Ферн. Не отталкивай меня, я готов взять ответственность за будущее этого малыша.
Ферн задумалась.
– Это все, что ты чувствуешь? – с вызовом спросила она, пытаясь задеть его за живое.
Как бы Зафир хотел предложить ей любовь. Он начал догадываться, что она, возможно, никогда не знала этого чувства.
– Потому что, если это лишь чувство долга… – продолжила она.
– Нет, не только это. Когда я впервые взял Тарика на руки, меня захлестнули невероятные эмоции. Я такого никогда не испытывал.
Он сжал руку в кулак, снова переживая то чувство, словно сердце готово вырваться из груди.
– Я хотел защитить его от всех невзгод и был невероятно горд, напуган и потрясен одновременно.
Человеку, привыкшему к силе и властности, было странно чувствовать себя уязвимым, но он научился воспринимать это как часть своей отцовской роли.
– Это мой сын, и я готов был сделать все ради него. И то же самое я ощущаю по отношению к нашему ребенку.
Выражение лица Ферн чуть смягчилось.
– Правда?
– Правда. Ты должна выйти за меня, Ферн.
Она смахнула слезы:
– Но я чувствую себя виноватой. Мама сто раз предупреждала меня – не нужно терять головы, а я поступила с точностью до наоборот.
– Тебе пора собирать вещи. Если не поторопимся, то придется ехать по темноте.
– Собирать вещи? – спросила Ферн удивленно.
Он слабо улыбнулся:
– Поживем у моего деда, пока врач не скажет, что тебе можно путешествовать. Или придется подождать до рождения малыша…
Зафир пожал плечами.
Ее привычный мир рушился. Она должна была сохранить контроль над собственной жизнью.
– Но…
– Эта квартирка, конечно, уютная, но не очень безопасная. У тебя хоть есть нормальная кровать? Или ты спишь на раскладушке?
Зафир показал на софу, на которой она сидела. Она глянула на стопку одеял, которые аккуратно складывала каждое утро на пуфик и задвигала матрас обратно в софу.
– Мы с мисс Айви вместе ее раскладываем, – пробормотала она. – Там пружины, не страшно. Просто не очень удобно.
– Я не хочу, чтобы ты передвигала мебель.
– У меня здесь работа. Ученики на меня рассчитывают.
– Ничего, ты уже увольнялась без предупреждения. Наверняка тебе найдется замена.
Ферн и правда уже договорилась с учениками о занятиях по электронной почте или через веб-камеру. В библиотеке было современное оборудование, и Зафир прав: мисс Айви хоть и на пенсии, но сможет временно подменить Ферн.
– Я не готова так резко поменять жизнь, – протестовала она.
– Твоя жизнь уже и так изменилась, – напомнил он ей с покровительственной улыбкой.
Зафир и в этом был прав, но она все равно, насупившись, поглядывала в сторону комода с одеждой. На нем стояла фотография: Ферн вручали диплом учителя. Именно этим ей и надлежало бы заниматься – работать учительницей в средней школе здесь, в тихой деревеньке на севере Англии.
– Ты, наверное, не понимаешь, что делаешь, – сказала она Зафиру. Он что, не слышал, что она незаконнорожденная?
– В первый раз я женился по договоренности: мы с женой почти не знали друг друга. Я уже отец. И я сам – сын шейха и англичанки. Чем меня еще удивишь?
Когда она подняла глаза, то поймала себя на том, что от волнения искусала губу в кровь.
Если Зафир и не злится на нее, это еще не значит, что она ему нравится. А она все так же влюблена в него. Какое будущее их ждет? Пульс забился с бешеной скоростью, и ее резко бросило в холодный пот. Ферн не мечтала, что вообще когда-нибудь выйдет замуж – тем более за такого знатного человека, как он.
Зафир встал и огляделся:
– Мы все равно поженимся, Ферн, и чем скорее, тем лучше.
– Я правда думаю, ты пожалеешь, как только все хорошенько обдумаешь, – не унималась она.
– Приятно, что ты так обо мне заботишься. Будь я хоть капельку рыцарем, то ответил бы тебе тем же – дал бы тебе время отговорить нас обоих. И хотя я тебя не виню, но ни ты, ни я не сможем убежать от правды: мы зачали ребенка, мы поженимся, а затем поселимся в К’Амаре и станем воспитывать его вместе.
Ферн размышляла, сидя в машине и чувствуя себя размазней. Можно ли назвать легкодоступной женщину, которая не в силах отказаться от предложения руки и сердца?
Она не могла отрицать: забота Зафира об их малыше тронула ее.
Конечно, теперь не придется беспокоиться, где достать деньги. Но Ферн привыкла быть независимой.