– Вот тут попка. А тут – ой! Чувствуешь? Наверное, коленка, да?
Зафир был готов рассмеяться.
– Тебе не больно? – Он осторожно потрогал в том месте, где малыш только что толкнулся.
Ферн пожала плечами:
– Да нет. Скорее неожиданно. Иногда не могу уснуть из-за этого.
– Тсс… Это, наверное, так странно. – У Зафира на лице было написано, что он обнаружил очередное чудо. – Ты хоть представляешь себе – это наш с тобой малыш? Я его ощущаю, но мне все равно с трудом верится… Тебя, наверное, пугает мысль о предстоящих родах?
– Да, – призналась Ферн с улыбкой. – Но не то чтобы для страха были какие-то реальные причины. А ты… Неужели, хочешь присутствовать при родах?
Зафир перестал двигать руками, но задержал их на животе.
– Мне не приходило это в голову. А ты хочешь, чтобы я присутствовал?
– Да, очень. Я даже не думала об этом до сих пор и… Мне будет намного комфортнее, если ты поддержишь меня. Пожалуйста, будь со мной рядом.
Ферн хотела этого так сильно, что у нее закружилась голова.
– Конечно, Ферн, – сказал Зафир, слабо улыбаясь, хотя, может, ей это лишь показалось сквозь накатившие слезы счастья. – Конечно, буду.
Он засмеялся и нежно скользнул ладонями выше к ее груди.
– Слушай, может, есть какие-то курсы? – спросил он. – Мужчины ведь совершенно ничего не умеют, кроме как не путаться под ногами.
Ферн засмеялась:
– Мы проходили курс вместе с мисс Айви. А ты разве нет, когда твоя жена ждала Тарика?
Зафир опустил руки:
– Нет. Она настояла на полной анестезии и кесаревом сечении. Но ею занимался специалист с мировым именем. Я… хочу договориться, чтобы он тебя принял, если ты согласишься на поездку.
Ферн кивнула:
– Да, следует позвонить ему. Если мне можно летать, то лучше рожать там. Тогда не будет проблем с гражданством.
Зафир погладил ее щеку:
– Все получится, Ферн.
Как же она на это надеялась!
Зафир уже готов был доставать матрас.
Прошлая ночь была мучительной в самом прекрасном смысле слова. Без лишних пререканий Ферн нырнула в его кровать, пока он говорил по телефону, и он нашел ее там спящей.
Это было подобно рождественскому утру – мать настояла на соблюдении этой традиции, несмотря на то, что его отец был мусульманином. Зафир постоял так с минуту, любуясь ленточкой в ее рыжих волосах, крапинками ее веснушек и скрытой силой в ее сонном личике.
Зафир отправился на поиски какого-нибудь подобия пижамы. Обычно он спал голым и не надевал белья ни под тобу, ни под смокинг – поэтому отыскать даже пару боксеров было сложной задачей. Затем он уснул рядом с Ферн, но сон его был чутким. Воображение рисовало картины их возможной близости, а тело изнемогало от желания откинуть простыни и притянуть ее к себе.
Ферн тоже спала беспокойно и несколько раз вставала ночью.
– Прости, что мешаю тебе спать, – пробормотала она полусонно. – Хочешь, я уйду спать в другое место?
– Нет. Если бы я хотел, то сам нашел бы другую кровать.
Зафир придвинулся поближе к ней, мысленно сожалея, что матрас такой широкий.
– Болит спина?
– Нет, все хорошо, просто я все еще не верю, что все происходит наяву.
Утром они окунулись с головой в хлопоты и приготовления. Врач осмотрел Ферн, а затем пришел государственный служащий и расписал молодоженов в присутствии лишь матери и деда Зафира.
Мать могла ворчать сколько угодно, что надо обвенчаться в церкви, как подобает, но если отцу Зафира и удалось добиться позитивных сдвигов в К’Амаре, то это была терпимость к другим религиям и полная свобода вероисповедания. И чтобы не пришлось выбирать благословение какой-либо одной религии, Зафир предпочел гражданскую церемонию.
Наконец они сфотографировались для прессы, и Зафир одобрил список гостей для официального приема будущим летом, который составила мать. Пообедали они уже в самолете на пути в К’Амару, и Ферн отправилась вздремнуть в отдельной кабине, пока Зафир отвечал на письма, параллельно пытаясь поддерживать беседу с акушеркой, нанятой специально для путешествия.
Он так рассчитал время, чтобы журналистам сообщили об их браке прямо перед приземлением.
Местные СМИ только-только начали работу, и среди фотографов не было ни одного зарубежного папарацци.
После того как прошлой ночью поискал в Интернете ответы на некоторые щекотливые вопросы, он никак не мог заснуть. Он ждал с нетерпением, пока врач осматривал Ферн, и был счастлив услышать, что она совершенно здорова и может путешествовать, соблюдая разумные меры безопасности, после чего доктор Андерхилл, к счастью, предвосхитил вопрос Зафира.
– Я полагаю, как и любому жениху в вашей ситуации, Зафир, вам нужно кое-что знать, так что я избегу неловкости и скажу прямо. Ферн, если вы не чувствуете дискомфорта, то вполне можете заниматься любовью, это безопасно.
Ферн покраснела. Зафир плавно перевел разговор на скучные темы и договорился, чтобы медкарту Ферн переслали ее новому специалисту в К’Амаре. Да и после того он ни разу не обмолвился о ремарке Андерхилла.
Но когда они поцеловались во время брачной церемонии, он надеялся на отклик, и она открылась навстречу ему, словно цветок пустыни во время дождя. С того момента все в нем содрогалось от желания, словно он был вулканом, готовым извергнуться под давлением бушующей лавы.
Оставив Ферн в гостиной, Зафир пошел на поиски сына. Когда они вернулись, ее в комнате уже не было.
В огромной спальне Зафира, где впору было заблудиться, тоже было пусто. Она не пряталась ни за мраморными колоннами, ни возлежала на просторной кровати с балдахином, не было ее ни в гардеробной, ни в читальне, и в его потаенную библиотеку она тоже не входила, желая приобщиться к древнему знанию. Сауна, которая, впрочем, не рекомендуется в ее положении, была пуста – равно как и джакузи, и душ в гроте с искусственным водопадом. Она не выходила на его балкон и не спускалась к бассейну.
Зафир не на шутку встревожился. Как сквозь туман, он слышал, как Тарик зовет «мисс Дэвенпорт».
– Наверное, ушла в свою комнату в гареме, – сказал Тарик, щелкнув пальцами и усмехнувшись: мол, и как они сразу не догадались.
Тарик распахнул двери, в которые Зафир заходил так редко, что и забыл об их существовании. Нишу перед входом украшало произведение современного искусства, наполовину заграждавшее створки с витиеватым орнаментом, но мать Зафира никогда не жила в этом дворце, а мать Тарика уж точно ни разу не входила сюда.
Примерно раз в год Тарику становилось любопытно, и он пробирался внутрь, и прислуга, конечно, регулярно убирала и вычищала каждый уголок. А кроме них, никто и не ходил в это крыло.
Коридор, ведущий из палат шейха, был короткий и темный, и лишь немного света проникало внутрь сквозь узкие щели в двери, ведущей на балкон, а оттуда уводила вниз, на круглый дворик – похожая архитектура была и у парадного входа во дворец.
Только в отличие от парадного фойе, это выходило окнами на общую купальню, встроенную в пол нижнего этажа. Сквозь стеклянный купол крыши солнечный свет согревал тропические растения, которые в общем-то росли сами по себе, лишь бы бассейн был наполнен и работал фонтан. По четырем углам висели пустые старинные позолоченные клетки в ожидании экзотических пернатых обитателей.
Сразу за дверьми находились роскошные жилища, отведенные для женщин правящей фамилии: дочерей, сестер, матерей. Жен.
Зафир не обнаружил свою жену в роскошной комнате, располагавшейся ближе всего к коридору, ведущему в его палаты – эта комната предназначалась для первой жены. Ферн отозвалась на зов Тарика и помахала рукой, выходя из самой дальней комнаты, где по традиции жила мать жениха. Матери ведь не было нужды ночевать рядом с шейхом.
Садира выбрала для себя и обустроила эту дальнюю комнату. После ее смерти Зафир заметил, что она добавила туда компьютерный стол, телевизор и сов ременную кровать. В других комнатах по-прежнему остались великолепные матрасы с подушками и шелковая обивка на стенах, которую местами подновили по случаю их свадебного пира одиннадцать лет назад. Было ли какое-то предзнаменование в том, что Ферн пришла именно в комнату Садиры?
Ферн улыбалась и смотрела на Тарика.
Она выглядела просто прелестно в платье цвета мха с серебристым отливом, в котором и прилетела, но желтый кардиган, абайю и хиджаб она сняла. Хотя она не была такой стройной, как при их первой встрече, и ее живот заметно выпирал, формы тела были столь аппетитны, что у Зафира текли слюнки. Ее распущенные волосы подпрыгивали от движения. Она сделала шаг и оказалась залитой солнечным светом, и тут же ее кудри заиграли золотым и каштановым, подобно нимбу. Как же она восхитительна!
– Тарик, какое счастье видеть тебя!
Мальчик удивленно посмотрел на нее:
– Вы выглядите… иначе.
– Не сомневаюсь, – ответила Ферн, взглядом посылая Зафиру многозначительный сигнал.
– Отец рассказал тебе, почему… я здесь? – спросила она, выразительно кладя одну руку на живот.
– Да. И я хотел бы узнать: я теперь должен называть вас «мамочка»? – Тарик скрестил на груди руки и деловито отставил одну ногу.
Ферн побледнела:
– О! Я не…
– Да, – твердо вмешался Зафир.
Ему казалось, что он уже разъяснил сыну все главные вопросы, а остальное позволил решать самостоятельно. Но теперь Зафиру вдруг понравилась идея, чтобы Тарик называл ее так.
Ферн замялась и посмотрела на Зафира с извиняющейся улыбкой, а затем снова на Тарика.
Зафир почувствовал, будто ледяная рука вцепилась в его сердце, когда понял, что Ферн не согласится на его просьбу.
– Я почла бы за честь, если бы ты относился ко мне, как к своей матери, Тарик, – сказала она тихо, и Зафир мысленно упрекнул себя. Ну конечно, она не оттолкнет мальчика. Ферн продолжила: – Если твой отец желает, чтобы ты называл бы меня матерью при людях – пожалуйста. Но для меня гораздо важнее, если ты будешь обращаться так ко мне наедине. Но пока ты не будешь готов к такому важному шагу, называй меня Ферн.