– У меня ничего нет. И я не принимаю противозачаточные.
Перед ее помутившимся взором плыла белизна его одежды, и пьянящий аромат земли и пряностей лишил последних сил к сопротивлению. Или, может, зря она это сказала? Он считает ее дурочкой?
– Я не стану заниматься с тобой любовью вот так просто, – уверил ее Зафир, и своим чувственным голосом словно отодвигал невидимые шелковые завесы, до последнего защищавшие ее. – Твоя девственность принадлежит твоему будущему мужу. Я просто хочу обнимать, целовать и ласкать тебя, как сегодня днем. Тебе ведь понравилось?
Похоже, он действительно ждал ответа. Неужели и так не ясно? Она же просто млела от его ласк!
Его хрипловатый шепот и жаркое дыхание снова пленили Ферн, как и несколько часов назад. Она сдержала стон и, почувствовав внезапную слабость, уперлась лбом в броню мышц его груди.
– Ты такая сладкая, Ферн. Как мед.
Он притянул Ферн к себе вплотную, так что она почувствовала его возбуждение сквозь одежду. Она разжала ладони, и планшет упал на песок. Зафир жадно трогал ее тело, одновременно уводя с тропинки в более укромное место.
– Это неправильно, Зафир. Ты же сам сказал, – напомнила она.
А он лишь прислонился спиной к пальме и расставил ноги, чтобы она могла встать ближе. Сгорая заживо, Ферн прижалась к его пылающей груди и обхватила за шею, точно ее тело само знало, что делать. Она склонила голову и ответила на его поцелуй.
Они целовались, как любовники после долгой разлуки. Волшебство его рук, эти божественные губы – все кричало о том, как сильно он ее желает, и это было так бесподобно, что Ферн крепче прижималась к нему в порыве восторга и благодарности.
Зафир залез рукой ей под блузку и погладил по спине, она сдержала стон и попыталась сделать с ним то же, но не вышло – ткань тобы была зажата между их телами.
Он расстегнул ее бюстгальтер, дотронулся до груди и стал нежно гладить сосок круговыми движениями, отчего он затвердел и сладостно заныл. Ферн теснее прижалась к Зафиру бедрами. О, как ей хотелось, чтобы он снова поласкал ее языком!
– Зафир, – прошептала она, переводя дыхание. – Я хочу тоже чувствовать твою кожу.
Он выдохнул непонятное ругательство и на шаг отстранил ее, поднимая тобу. Ферн наконец забралась под нее ладонями и стала ненасытно ласкать его горячий торс. Он прерывисто дышал, его пресс сжимался, волосы на груди уходили узенькой дорожкой вниз…
– Ты там совсем голый! – внезапно воскликнула она.
– Да.
Он расстегнул верхнюю пуговицу на ее блузке, потом вторую.
– Можно?..
– Да.
Она глянула вниз, но Зафир возился с пуговицами, поэтому она видела лишь его рукав и складки белого хлопка в собственной ладони.
Ферн дотронулась до его члена, такого твердого, напористого… большого. Сжимая его, Ферн удивлялась, как такой вес и размер совместим с женской анатомией.
– Я все правильно делаю? – спросила она беспокойно.
– Возьми его крепче, – пробормотал он у самых ее губ, сдавливая обе ее груди ладонями под расстегнутым бюстгальтером и теребя соски так, что она скрестила ноги от горячей волны желания.
Как же хорошо! Как восхитительно ощущать его набухающую плоть, слышать его вздохи, вкушать сладость поцелуев и видеть, как он возбуждается от ее ласк.
Неожиданно Зафир отпрянул. Ферн всмотрелась в его лицо, не понимая, что бы это могло значить.
– Что? – прошептала она, ослабляя руку.
– Ничего, – ответил он каким-то пьяным голосом. – Продолжай. Мне так хорошо.
Говоря это, он приподнял ее длинную юбку. Подол щекотал голые ноги Ферн, обостряя чувства, накаляя страсть до того, что ее лоно нестерпимо пульсировало. Он присел, подхватил ее колено и закинул на свое мускулистое бедро, открывая ее для ласк. Она вздрогнула, ощутив шершавость его кожи.
– Что?..
Потеряв равновесие, Ферн почти упала на Зафира.
– Ой, прости! Я такая растяпа.
– Нет, Ферн, это не так, – тихонько засмеялся он у самого ее лица, одновременно лаская ее сквозь белье.
Он перевел дыхание и немного отступил, прежде чем снова поцеловать ее.
– Что ты делаешь?
– Сейчас узнаешь.
Зафир запустил пальцы ей в трусики, и по ее телу тут же разлился жгучий жар.
– Это неправильно! Так нельзя, – пробормотала Ферн.
– Хочешь остановиться? – Он провел губами вдоль линии ее подбородка, желая, чтобы она поймала его рот своим, но сосредоточил все внимание на ее пульсирующем лоне.
– Нет, – призналась она, почти задыхаясь, и еще теснее прижалась к его руке.
– И я – нет.
Когда все закончилось и они, утомленные, прижались друг к другу, Зафир прошептал:
– Наверное, лучше нам не продолжать, Ферн. Это может нас погубить.
Она улыбалась в подушку, думая об этом. Когда он снова принялся ее целовать, она чувствовала себя самой желанной на свете.
– В этом нет ничего дурного, Ферн, – поклялся он. – Я не позволю нам зайти слишком далеко. Ты не потеряешь работу и не забеременеешь. Я буду осторожен.
– То есть ты хочешь заняться этим снова?
– А ты – нет?
– Хочу, – выдохнула она, массируя ему спину и все еще не веря, что была в его объятиях, что все происходило наяву.
Их роман явно очень скоро закончится. С Зафиром у Ферн не предвиделось никакого будущего – это она знала наверняка. И все же она боялась упустить возможность познать близость с ним… ей было приятно чувствовать себя желанной, значимой. Но больше всего ей хотелось узнать Зафира.
Отец Зафира обожал все западное – до такой степени, что слишком уж яро навязывал свои идеи стране, которая едва догнала двадцатый век. У Раида, напротив, отец был более консервативных взглядов, в результате чего сын в качестве лидера унаследовал множество проблем иного рода, однако одно было бесспорно: оба государства нуждались в поддержке бедуинов, кочевавших в этих землях.
Зафир и Раид пришли в оазис специально, чтобы встретиться с вождем и скрепить альянс. Бедуинам разрешалось задержаться здесь хоть на неделю, но Зафир теперь надеялся, что они продолжат свой путь раньше.
Ферн ждала его.
Они вели себя словно подростки на заднем сиденье машины, и это был, возможно, самый волнующий опыт в жизни Зафира.
Но почему-то именно сегодня он снова будто и не заметил ее, когда она прошла с девочками мимо. На ней была слегка пыльная у запястий абайя, но даже в ней она выглядела одновременно чопорно и прелестно. Ее шикарные локоны были заправлены под черный платок, узел которого торчал на затылке. Она скрыла лицо под паранджой, так что виднелась только ее веснушчатая переносица и кроткие серые глаза.
Когда они встретились взглядами, она застенчиво опустила рыжие ресницы. Зафиру была видна только эта узкая полоска ее лица, но он не сомневался, что она покраснела.
Он все так же сильно хотел ее, но пока в оазисе кочуют бедуины, ничего не выйдет. Прислуга не лезла в дела хозяев, да и стражники могли делать вид, что не замечают, как он украдкой ходит к ней по ночам, но подрывать свою репутацию среди народа, который и так не доверял ему из-за отцовских выходок, было глупо.
Поэтому он держал дистанцию, рассуждал о землях, подходящих для кочевания, и допоздна не ложился спать, раскачиваясь в такт музыке и восхищаясь мастерством танцоров.
В разговорах Зафир молчал о том, что перспектива женитьбы вселяла в него ужас. Он досадовал на отца, который думал лишь о себе и поставил на кон не только свою страну, но и свою семью. Даже мать Зафира немало страдала из-за эгоистичного стремления отца к личному счастью. Зафир отказывался совершать то же преступление. Пусть его брак был непростым, но его достижением стали рождение Тарика и стабильность в стране.
«Нет, я не такой, как отец», – размышлял Зафир в своей постели, борясь с желанием пойти к Ферн. Одно дело – поразвлечься с англичаночкой на каникулах, и совсем другое – обречь двоих детей на пожизненные мучения».
На следующий день случилось непредвиденное. Ферн бежала к нему через весь лагерь крича:
– Зафир!
Зафир и бедуинский шейх встретили ее недобрым взглядом.
Она остановилась, вздрогнула и уставилась куда-то в пустоту между двумя мужчинами.
– То есть Абу Тарик, – произнесла она, обращаясь к нему более формально, подступая ближе.
– Не сейчас, – ответил он безучастно и стал разворачиваться вместе со своим собеседником, демонстрируя, что она ему никто.
– Это срочно, – настаивала она.
Зафир не на шутку рассердился. Если она возомнила, что их шалости дают ей полное право на столь безответственное поведение, то она глубоко заблуждается.
– Одной девочке плохо. Ее мать не понимает, что это серьезно, а я не могу найти твою сестру. У меня в качестве переводчика только Башира.
Бедуинский шейх потребовал, чтобы ему перевели слова Ферн, после чего шагнул к ней и щелкнул пальцами перед ее лицом, приказывая уйти.
Он, конечно, не ударил бы ее, но Зафир терял контроль.
Она отпрыгнула назад, переводя взгляд на этого мужчину и извиняясь:
– Я бы не пришла, если бы не была обеспокоена…
Ее голос дрожал, и Зафир понял, как глубоко задеты ее чувства. Но если в любой другой ситуации она бы промолчала, то сейчас набралась храбрости, выпрямила спину, отчего стала немного выше, и уверенно продолжила:
– Но ее мать не желает об этом говорить, потому что… девочке лет тринадцать, и мать думает, что пришло ее время. Я же подозреваю аппендицит.
– Что еще за время?..
Наконец до него дошло, и он заключил:
– Ах, ну да. Верно, так и есть.
– У меня было и то и другое – при половом созревании людей не лихорадит, – парировала она. – Я не могу это так оставить. Пойдемте и убедитесь сами.
Шейх бедуинов нетерпеливо фыркнул, слыша ее повелительный тон.
Ферн напряглась, готовясь принять удар, но держалась уверенно и испытующе смотрела на Зафира. В ее глазах были страх и мольба.
Если она не права, ей может не поздоровиться. И даже если права.
Он неохотно согласился. Когда они пришли, мама девочки была в ужасе оттого, что Ферн сообщила о ее дочери знатным мужчинам. Она попыталась отослать их прочь, заодно кляня Ферн по-арабски на чем свет стоит. Все женщины и девочки в общем шатре уставились на них, в том числе племянницы Зафира. Девочке, которой нездоровилось, стало неловко, и она попыталась ускользнуть.