Из пустоты медленно проявляются очертания массивного тела, сидящего на корточках на самом краю.
А я вдруг в полном смятении понимаю, что всё это время разговора моё тело жило, оказывается, какой-то своей жизнью. Совершенно не подчиняясь приказам угасающего разума.
Иначе как объяснить то, что я оказываюсь совсем рядом с берегом?
В момент, когда мужская фигура полностью выходит из небытия. И мне в глаза впивается синий, как небо Таарна, взгляд.
Простая домотканная рубаха с воротом на шнуровке. Широченные плечи, на которые падает буйство тёмной гривы волос. Чёрные брови вразлёт и чувственные губы, в уголке которых как будто всегда прячется ироничная улыбка.
Каждая, каждая чёрточка намертво отпечатывается во мне.
У меня сейчас сердце откажет, так я замёрзла, а я как дура пялюсь во все глаза на незнакомца и думаю о том, что никогда не видела мужчины красивее.
Брат был прав.
Я с ума схожу по темноволосым.
Ну, по крайней мере, если вот прямо сейчас я всё-таки наконец-то сдохну, и в этом прекрасном озере поселится новая утопленница, причина будет вполне достойной.
Темноволосый хмурится. В глазах появляется нотка беспокойства.
- Да вы окоченеете сейчас. Вылезайте срочно! Я помогу.
И он протягивает мне руку.
Я колеблюсь. Чувствую, что ещё немного, и сознание отключится совсем. И тогда – верная смерть. Таарнец – кажется, теперь я начинаю понимать, угроза для меня не меньшая. Появиться голой перед ним? Ни за что. Уж лучше и правда умереть.
В синих глазах загорается нетерпение.
- Считаю до трёх и иду вас доставать.
О боже.
Сказано так решительно, что я почему-то не сомневаюсь – от этого мне не скрыться и на дне морском.
- От-твернитесь! – у меня уже зуб на зуб не попадает, так я задубела. Мокрые волосы липнут к шее и плечам, тяжестью тянут вниз.
Вот она. Улыбка. Я знала, что она там. Тёмная бровь иронично приподнимается.
- Чтоб вы мне дали камнем по башке и скрылись? Руку. Даю слово чести, я не стану смотреть.
Меня накрывает смятением.
Довериться?
Он просит довериться. Этот чужой мужчина, которого я вижу впервые в жизни. Хочет, чтобы я доверила ему себя – доверила больше, чем доверяла кому-либо и когда-либо.
Я поднимаю руку, она кажется мне тяжелой, как камень.
Совсем белая, и впрямь как у утопленницы. Так странно смотрится в загорелой и крепкой мужской ладони.
Его кожа обжигающе-горяча.
Таарнец решительно сжимает мои тонкие пальцы и тянет вверх. Вытягивает меня из воды как пушинку.
Холодные скользкие камни под ногами. Вода тяжелыми потоками стекает с моего тела, мокрые волосы облепили всю. Меня бьёт крупная дрожь. Я как новорожденный оленёнок на готовых подломиться ногах. Мне больно делать первый вдох в этой новой для меня, пугающей жизни.
Беспокойно поднимаю глаза. Синий взгляд сплетается с моим намертво. Не опускается ни на дюйм. Я ощущаю свою наготу до боли остро. Холодный ветер вцепляется в мокрое тело. Усиливая дрожь.
Какое странное выражение на дне расширившегося тёмного зрачка.
Мужчина отпускает мою руку. Не отрывая пристального взгляда от моего лица, хватается за полы собственной рубашки. И одним быстрым движением снимает её.
Меня накрывает паника.
Ну вот и все, Фрейя. Приплыли. Доплавались, можно сказать. Уже раздевается. Сейчас швырнет тебя на камни и возьмет то, что причитается ему по праву победителя. Помешать-то некому…
Но вместо того, чтобы бежать, стою и покорно смотрю. Ведь я – не давала слова не смотреть.
А это слишком, невозможно, преступно красиво, чтобы не смотреть.
Немеют ноги, я окончательно перестаю чувствовать собственное тело. Вдруг совсем теряю зрение, и не сразу понимаю, почему.
Просто на меня сверху падает завеса ткани.
Торопливо надевает на меня свою рубашку. Случайные прикосновения к телу чужих пальцев вспыхивают на коже ожогами. Это единственное, что я оказываюсь способной сейчас ощущать.
Тепло.
Тёплая, нагретая чужим телом ткань. Терпкий запах мужской кожи на ней – неотвратимо смертельным ядом, обволакивает и лишает воли. Его рубаха достает мне до середины бёдер. Широкая, я вся в ней утопаю, меня заворачивают в неё, как младенца в пелёнки.
- Вот так… теперь руки сюда… умница!
Разговаривает со мной, как с ребёнком, чуть ворчливым тоном.
Обхватившее со всех сторон тепло оказывается последней каплей, которой не хватало моему измученному, сбитому с толку телу.
Сознание гаснет окончательно, ноги резко подкашиваются, и я молча падаю вперёд – на широкую обнажённую грудь своего спасителя.
Уже зная, что рухнуть на камни он мне не даст.
Глава 15
Сознание упорно не желало возвращаться полностью, я плавала где-то на границе яви и сна, они смешивались, никак не удавалось понять, проснулась я или всё ещё сплю.
Темно. Веки будто налились свинцовой тяжестью, совсем не выходит разлепить ресницы. Как бывает после долгого и тяжелого сна, когда не хочется открывать глаз, не хочется просыпаться.
В конце концов я смиряюсь, перестаю бороться, и словно в тёмные воды озера погружаюсь глубже, на дно, в спасительное и уютное забытье.
Так тепло и хорошо… Мне никогда ещё не было так тепло. Изматывающий холод, пожиравший меня до костей, отступил, испугался. Вернее, его прогнал кто-то сильный.
Я лежу на боку в своей походной палатке, тело узнаёт привычную твёрдость земли через тонкий матрас. Укутана вся в тёплое одеяло, и обнимаюсь с игрушкой, которую подарил брат. Понятия не имею, откуда она тут взялась, но это же сон, во сне сбываются все мечты. Даже которые заставила себя позабыть.
Я так скучала по этой игрушке! Хочется прижать её к себе теснее, потискать, зарыться пальцами в уютный мех… под моими пальцами – шелковистые пряди. Так приятно их трогать, что мне хочется самой мурлыкать. Тереться носом, устраиваться поудобнее, гладить…
- Эй, эй, леди, полегче!.. поосторожней с руками… И вот туда лучше тоже не надо… ч-чёрт… Не то, чтобы я сильно против… но вы ж меня сами прибьёте, когда очнётесь! Твою ж…
Мягкая игрушка почему-то оказывается не совсем мягкой. И какой-то подозрительно большой. Чтобы её обнять, мне требуются обе руки, и ещё ногами тоже обвить для надёжности, потому что игрушка артачится и пытается отодвинуться подальше. Странная игрушка, в общем. Это всё-таки сон! Во сне даже плюшевые барсы бывают с характером.
Но этот – мой. Никуда не пущу.
Никогда не прощу себя, что выкинула тебя однажды! Больше не повторится.
Ты – мой!
Игрушка перестаёт дёргаться, и обречённо вздыхает.
Стальные лапы обвиваются вокруг моего тела, прижимают к себе, прижимают теснее.
Вот теперь совсем хорошо и тепло. Счастливо улыбаюсь. Проспать бы как кошке часиков двадцать, не раскрывая глаз. Как здорово, что я снова нашла своего барсика, и он будет меня греть. Ревниво сжимаю руки у него на шее, обнимаю покрепче. Затихаю и расслабляюсь. Хорошо-о-о…
- Откуда ж ты такая свалилась на мою голову… - бормочет игрушка и зарывается мне носом в волосы. Горячее дыхание щекотно обжигает ухо.
Начинаю засыпать снова, глубоким целебным сном. Мне впервые в жизни засыпается так хорошо. Лапы держат надёжно, одна греет мне спину, другая ягодицы. Игрушка спать не собирается, продолжает бормотать мне в волосы:
- Ну вот и как тут спать прикажете… это ж не девочка, а чистое искушение… у меня так инсульт бахнет от прилива крови! – лапа гладит мою ягодицу и прижимает к себе ещё теснее. – Ничего, подожди немного – я тебя вылечу, и тогда за все свои мучения отыграюсь. Так что выздоравливай давай скорее. Спи, детка. Пока можешь.
Что-то моя игрушка разболталась.
Ворчу неразборчиво, сама не понимаю что. Утыкаюсь лицом в свою игрушку – и тихо, спокойно как младенец засыпаю.
***
Бледный утренний свет просочился через плотную ткань палатки. Она совсем маленькая у меня, всего то пару шагов от стены до стены. Только чтобы спать. Что я и делала… по ощущениям, суток трое.
Прислушиваюсь к телу. Вроде бы ничего не болит, только в желудке по-прежнему туго скрученный узел, как будто камней наелась. И тяжело, словно меня чем-то… слегка придавило. Пытаюсь повернуться на спину, но не получается. Остаюсь лежать на левом боку. Потихоньку прихожу в себя.
И первое, что слышу – мерный звук чужого сонного дыхания над ухом.
Так, стоп.
Воспоминания вчерашнего… а точно вчерашнего?!.. дня наваливаются на меня горной лавиной.
Ой, мамочки.
Ой, мамочки!!!
Ой, нет-нет-нет…
Как можно аккуратнее, стараясь не шелохнуться, чтоб не выдать, что уже проснулась, приоткрываю глаза.
Да, я и правда в своей палатке. Виднеется край полотняного полога над головой. Совсем чуть-чуть. Весь обзор загорожен совсем иным предметом, который в моей палатке совершенно, категорически лишний!
Первое, что бросается в глаза – обнажённая кожа мужского горла с рельефным кадыком. Размеренно бьётся жилка. Колючки отрастающей тёмной щетины.
Чужое дыхание шевелит мне волосы.
Я чувствую, как во мне разгорается паника.
Она вспыхивает лесным пожаром, когда я пытаюсь осмысливать дальше.
Мы укрыты вдвоём походным шерстяным одеялом. Моим собственным, между прочим, одеялом!
Дальше – это уже не паника. Это уже укатившееся куда-то в пятки сердце, откуда оно безнадёжно пытается подавать мне сигналы, что мы пропали.
Потому что этот чужой мужик меня по-собственнически сграбастал и прижал к себе обеими лапами. Тяжёлыми, как дубовые колоды. Я это безобразие с себя не сдвину, даже если надорвусь!! Попытка хоть чуть-чуть пошевелиться потерпела позорнейшее фиаско.
Зато обнаружились совсем уж кошмарные вещи.
Я почти раздета!!
У меня голые ноги. Чужая рубашка во сне легла чёрт знает как. Подол бесстыдно задрался, и вторая лапа чужака… бесцеремонно лежит на моём обнажённом бедре!
Внутренний сигнал опасности взвыл раненой лосихой.