– Ты включала?
– Не включала.
– А им что сказала?
– Что сказала… А что я могла? Они сидят, смотрят на меня… Сказала, что попробую.
– Ты с ними уже встречалась?
– Когда? Это ж все вчера было.
– Кроме этой штуки, они тебе больше никаких устройств не давали?
– Нет.
– А эту точно не трогала?
– Я ж говорю, не трогала. Я вообще не знала, как это – правильно, что я это все делаю, действительно все так нормально, как они говорили? Я хотела с тобой сегодня об этом поговорить.
– Почему сегодня?
– А когда? Я знала, как об этом сказать? Я вчера вообще об этом забыла.
Остановленный страшной догадкой, он, холодея, взглянул на нее:
– Ты со мной вчера была, потому что они тебе сказали?
Она коротко помотала головой:
– Нет. – Словно с запозданием сообразив, что он сказал, она быстро повернулась к нему. – Ты что, совсем дурак? Как себя чувствуешь? – Быстро помотав головой, словно отходя, она отвернулась. – Ничего себе вопросики.
Видя, что он ничего не говорит, она повернулась к нему:
– А что, у тебя какие-то проблемы из-за этого будут? Они говорили, что все нормально. Ты чего молчишь? Не молчи. Сереж! Ты чего? Чего ты ничего не говоришь? У тебя что, что-то плохое из-за этого будет? Сереж! Поговори со мной. Я сейчас сама умру. Я же не знала, честное слово! Сережа!
Неотрывно глядя на нее, сердцем поняв, что она говорит правду, он, приняв решение, быстро взял ее за плечи.
– Подожди.
Секунду он молча смотрел ей в глаза.
– Возьми свою сумку, вытряси все, что там есть, посмотри, нет ли там каких-нибудь новых, посторонних предметов. Смотри внимательно. В карманах, в подкладке, в трусах, в колготках, везде, везде посмотри. Если хоть что-нибудь не так, покажи мне. Поняла?
Словно обрадовавшись, что нужно что-то делать, она кивнула:
– Поняла.
Закусив губу, терпеливо ожидая, он смотрел, как она перебирает вываленное на подстилку содержимое сумки.
– Ну что?
– Вроде ничего.
– Хорошо.
Видя ее растерянные глаза, с надеждой смотревшие на него, по этим глазам поняв, что между ними действительно ничего не изменилось, разом отбросив все случившееся и уже не думая о нем, он с облегчением отвел взгляд. На крыльях этого облегчения, быстро просчитывая дальнейшие действия, он вновь поднял на нее глаза. С двумя дорожками слез, блестевших от глаз по щекам, словно не чувствуя их, она ожидающе смотрела на него. Понимая, что все уже хорошо, жалея ее, снова прокручивая в уме случившееся, понимая, что должен сейчас все сказать ей, приняв решение и стремительно проникаясь идиотизмом ситуации, он взял ее за плечо.
– Вот что. Сейчас я тебе кое-что расскажу, а ты внимательно послушаешь. И решишь, что тебе делать. Хорошо?
Машинально слушая его, она кивнула.
Повернувшись к ней, невольно кривясь от странного летящего сочетания куража и абсурда, он жестом сказочника положил ей руку на плечо.
– Далеко-далеко, за лесами и морями, за лугами и полями, лежит среди равнин и гор огромная могучая страна – Россия. Эта страна проводит разумную внешнюю и внутреннюю политику, дела там управляются мудрыми и справедливыми государственными мужами, люди там довольны и счастливы. Иногда, заботясь о своих интересах, она посылает в соседние страны людей, которые должны выполнить специальную техническую работу. Я – один из них. Ты случайно оказалась в это замешанной, это может быть опасно для тебя. Я хочу и должен тебе помочь, я сделаю так, что все у тебя будет хорошо. Я изменю твою жизнь, я сделаю так, что сбудутся все твои желания, даже те, о которых ты сейчас не осмеливаешься и думать. Но для этого я должен быть уверен, что мы с тобой на одной стороне. Я должен знать, что, что бы ни случилось, мы с тобой вместе, мы все делаем заодно. Короче. Я предлагаю тебе перейти на сторону Российской Федерации. Ты должна забыть к чертовой матери все, что тебе говорили эти ребята из ваших органов. Ты должна решиться и перейти на сторону России, ты должна быть со мной и делать все так, как я скажу. Вот условия игры. Поняла?
Серьезно слушая его, она кивнула:
– Поняла.
– Тогда решайся. Решай быстро и серьезно.
– Ну, я решила.
– Ты согласна?
– Ну, типа, да.
Слегка ошеломленный легкостью ее ответа, секунду глядя в ее ясные глаза, он, так ничего и не придумав, притянув ее за плечи, обнял ее. Секунду постояв так, желая длить это объятие, но понимая, что не должен этого делать, подгоняемый беспокойством, почти тут же вспомнив о том, что ему нужно продолжать работу, он, отъединившись от нее и быстро оглянувшись в сторону ракеты, виновато взглянул на нее:
– Мне еще немного. Полчаса, и дело сделано. А потом поедим – хорошо?
Улыбнувшись в ответ на ее кивок, он быстро двинулся к ракете. Листы бумаги, взятые из ее записной книжки, лежали там же, куда он сунул их, – в нагрудном кармане его рубашки; инстинктивно торопясь, вытащив их и подсунув под стержень, который надо было перепилить, он потянулся к кейсу за ножовкой. В ту же секунду, обнаружив, что все еще держит в руке ее радиомаячок, он положил его на корпус ракеты рядом со своим. Немного разные по дизайну, но внешне очень похожие друг на друга устройства лежали рядом на отливавшей серебром обшивке. Вновь наклонившись было к кейсу, вдруг уколотый неприятной мыслью, он, распрямившись, взял радиомаячки в руки снова. Движимый скорее инженерной дотошностью, чем прямым подозрением, вытащив оба прибора из чехлов и достав из кейса приборную отвертку, он, развинтив оба корпуса и сняв лицевые панели, встал, держа перед собой обе платы. Раскладка плат и расположение микросхем на них были немного разными, хотя и похожими, судя по децимальным номерам на платах, один прибор был явно более поздней версией другого, но лишь секунду спустя, сравнив кварцевые резонаторы и маркировку на них, в первый момент не поверив своим глазам, со вторично за последние несколько минут испытанным чувством какого-то издевательского абсурда, он опустился на корпус ракеты. В обеих платах на одних и тех же местах были вмонтированы кварцы на одну и ту же частоту производства Ижевского опытно-экспериментального радиозавода. Секунду просидев неподвижно, тут же вскочив, надев на ее радиомаячок лицевую панель и спешно подойдя к ней, он тронул ее за плечо:
– Тебя ведь включать эту штуку учили – да? Покажи, что тебе говорили.
Испуганно взглянув на него, положив на подстилку нож, она, взяв в руку радиомаячок, указательным пальцем другой, вспоминая, неуверенно тронула панель.
– Ну как… Сначала сюда нажать, потом сюда, подождать, пока огонек зажжется, ну и сюда нажать.
– И все?
– Все.
Взяв у нее радиомаячок, он секунду смотрел в сторону. То, что она показывала, означало, что по договоренности с теми, кто дал ей это поручение, она должна была включить радиомаячок по умолчанию на первой же частоте из списка, без включения дополнительных делителей. То же самое должен был сделать он сам по договоренности в Москве с Сергачевым, именно это он и сделал полчаса назад. Секунду он стоял, замерев, соображая. Оба прибора имели одинаковый задающий генератор на одну и ту же частоту, если они к тому же имели и одинаковые делители, это означало, что полчаса назад он запустил сигнал на той самой частоте, на которой должна была включить свой маячок она, это означало, что те, кто говорил с ней, уже полчаса получали точный сигнал о его местонахождении. Морщась, не желая верить в такой дикий, опереточный вариант, он, вздрогнув, покрутил головой. Делители вполне могли быть и разными, по логике вещей они и должны были быть разными для разных партий приборов, хотя и внутри одного диапазона. Если диапазон был достаточно широким, то по уму наборов частот должно было быть несколько; лихорадочно морщась, он попробовал вспомнить, какой ширины полоса частот была отведена под сигналы этого типа по регламенту радиосвязи. Ничего не вспомнив, быстро взглянув в сторону ракеты, он повернулся к Наташе:
– Сколько тебе нужно времени, чтобы собраться?
– Минут пять.
– Действуй. Пикник отменяется.
Встревоженно взглянув на него, кажется собираясь что-то спросить, но, видимо, сама все почувствовав и промолчав, она послушно склонилась над подстилкой. Прикинув, что самому ему нужно порядка двадцати минут, он на мгновенье задумался, соображая, нельзя ли сократить это время, проведя отключение системы перед извлечением блока в сокращенном режиме. Его внимание отвлекло какое-то движение в кустах. Он поднял голову. Через поляну от опушки, молча, к ним бежало несколько автоматчиков. Стоя, держа в каждой руке по прибору, он неподвижным взглядом наблюдал за ними. Подняв стволы, окружив их полукольцом, они остановились. Офицер в десантной форме, отделившись, подошел к нему.
– Комитет госбезопасности Республики Беларусь. Вы задержаны при выполнении противозаконной деятельности в зоне нахождения объектов, имеющих оборонное значение. Следуйте за нами.
Голос офицера был бесцветным и почти ленивым. С неожиданным спокойствием Сергей мгновенье смотрел в его глаза.
«А вот это провал, – подумал он. – Это крах. И наши ничего не узнают, и я оказался идиотом. И некого винить. Сам себе и дурак, и растяпа, и провокатор».
Видимо, что-то почувствовав по выражению его лица, офицер с любопытством взглянул на него.
– Желаете сделать заявление?
На секунду задумавшись и сардонически усмехнувшись, Сергей поднял на него глаза снова.
– Желаю. Прошу занести в протокол, что при аресте я не оказывал сопротивления.
11
Каменная клетка была размером три на четыре метра и из обстановки включала деревянный топчан, ржавое ведро и люминесцентную лампочку под потолком. Отсутствие окон, потолок на высоте три метра, голые бетонные стены и цементный пол. Дверь была тяжелой и стальной, как в бункере. Утомленный бесконечным хождением из угла в угол, Сергей сел на топчан. Ощущение времени было потеряно, возможность что-либо сделать отсутствовала, какой-либо смысл происходящего был потерян тоже. Сцепив руки за головой и откинувшись на топчан, Сергей криво усмехнулся. Единственным событием за последние несколько часов и венцом всего происшедшего за последние сутки была прошедшая несколько часов назад процедура допроса. Мизансцены были классическими. На вопрос следователя, как он оказался в лесу, он ответил, что, будучи членом военно-патриотического кружка, отправился в лес искать гильзы; на вопрос, с какой целью осуществил вскрытие корпуса ракеты и где взял оборудование и инструменты, ответил, что сумку с оборудованием нашел в Минске на вокзале, из любопытства разобравшись в его устройстве, взял с собой на случай вскрытия какого-нибудь металлизированного блиндажа; на ракету наткнулся случайно и, приняв ее за учебный макет, оставшийся после маневров, решил на ней опробовать оборудование с целью дальнейшего использования в военно-патриотической следопытской деятельности.