узыку больше, чем музыку Фредди, прости меня. Простите, простите меня все. Джимми и Роберт, Ритчи, Кен, Нодди и Джим, Андрэ и Ханси, и вы, новые, – Мортен, Гленн, Вибеке, Фредрик и Йонас, Блэкхарт, Нагаш – простите меня. Я предал себя и предал вас. Простите, простите, простите».
С ним случилась истерика. Соскользнув набок, снова попытавшись встать и упав на четвереньки, в надрыве отчаяния, словно ища что-то, он попытался сделать несколько шагов по полу, снова повалившись, куда-то плывя вместе с комнатой, он видел, как девушка, бесчувственно встав, словно не замечая его, двигаясь как во сне, зачем-то подошла к столу и, что-то взяв там, пошатываясь, вернулась и упала животом на кровать; перевернувшись набок, по-детски подложив ладошку под голову и подтянув колени, Наташа другой рукой что-то искала рядом с собой, девушка что-то говорила ей. Музыка угасала. Беспорядочно двигаясь на кровати и ворочаясь, Наташа и девушка говорили что-то бессмысленное друг другу, их голоса, словно жившие отдельно от них, пробивались к нему сквозь затихавшую музыку; слыша, но не различая их, он захотел снова подняться и лечь между ними, но не смог. Огромная усталость, накрывая все, накатилась на него. Сил не было. Лежа, он попытался еще раз подумать о том ужасе, который с ним случился, но мысли понеслись вскачь, какие-то посторонние, невесть откуда взявшиеся слова запрыгали у него в мозгу, все вдруг стало легким, текуче-стремительным, бессмысленным, рванулось куда-то в пустоту и унесло его за собой.
12
Солнце, чуть замедленное тюлем на окне, рванувшись дальше, текучей желтизной пробившееся сквозь веки, выхватило его из сна. В какой-то полусолнечной одури, с первой же секунды понимая, что он должен делать, но двигаясь как во сне, шатаясь и натыкаясь на предметы, он добрел до ванной и обратно; бессмысленно быстро одевшись, склонившись над спящей раскинув руки Наташей, он потеребил ее за плечо; не чувствуя, она отвернула голову; уйдя лицом в покрывало и раздвинув ноги, девушка лежала рядом с ней. Взглянув на часы, увидев стрелки на полседьмого, затверженно помня время московского поезда, названное вчера девушкой, подгоняемый этим, склонившись к Наташе, он потеребил ее снова; открыв глаза, увидев его, мутно глядя и, кажется, ничего не соображая, но без паузы, не задавая никаких вопросов, торопливо-озабоченно она встала, пошатнувшись, но переступив и найдя равновесие, отбросив волосы назад, тяжело и нетвердо ступая босыми ногами, она двинулась в ванную; присев в коридоре около боеголовки, подцепив шпагат, стягивавший ковровый рулон, с бессмысленной тщательностью он проверял крепость затянутых вчера накрепко узлов. Склонившись набок, так же бессмысленно он проверял тугость забитых в торцы рулона ковровых пробок, успевшая вернуться в комнату Наташа, уже одетая, ожидающе вышла к нему; видя ее ноги на высоких каблуках рядом с собой, на секунду прохваченный толчком похоти, но не осознавая этого, торопливо встав, собирая утренние силы, он приподнял рулон с боеголовкой за стягивающие его веревки; сгибаясь, мелкими шажками идя вслед за Наташей, он вынес его на лестничную площадку; защелкнув за собой дверь и втиснувшись вместе с боеголовкой в лифт, они спустились вниз.
«Газель» стояла на том же месте у подъезда, со склонившегося над ней дерева на крышу ее упало несколько листьев. Втолкнув боеголовку в салон, открыв капот и вновь закоротив клеммы, он включил двигатель; покинув затененный двор, миновав арку, они вырулили на залитую солнцем улицу; со вчерашнего дня помня карту, держа в памяти путь к вокзалу, он вывел машину в правый ряд; сверяясь по табличкам, машинально прикидывая в уме по минутам все то, что им предстояло сделать на вокзале, он вел машину мимо череды искрящихся на солнце витрин; разгладив на коленях платье, кажется только сейчас наконец проснувшись, Наташа торопливо оглядывалась, узнавая путь. Вдруг затихнув, словно приведенная в растерянность внезапно пришедшей мыслью, желая, но не решаясь сказать, она коротко повернулась к нему:
– Мы сейчас на вокзал едем?
– Да. – Что-то почувствовав в ее голосе, он повернулся к ней: – А что?
Борясь с собой, словно чувствуя свою вину перед ним, она потерянно подняла на него глаза:
– Мне нужно домой. Забрать кое-что.
– Документы?
– Нет, у меня паспорт с собой.
– А что тогда?
Секунду помешкав, с обреченной решимостью, она вновь подняла глаза на него:
– У меня там кролики.
– Кто?
– Кролики. Кузя и Киса. Я не могу их оставить.
– Ты ж говорила, у тебя котенок.
– Котенок тоже, но котенка я могу Струйской оставить, он ей нравится, она сама просила, а кроликов никто не возьмет, их не на кого оставить, они у меня давно, за ними надо уметь ухаживать, они пропадут без меня.
– Они у тебя прямо в квартире живут?
– Да. Даже без клетки, прямо по квартире бегают.
– Тебе в квартире нельзя появляться, они знают твой адрес, либо в самой квартире, либо в подъезде могут тебя сторожить.
– Я думала об этом. Я Струйскую пошлю, ключи ей дам, у нее сумка есть большая спортивная, на молнии, она в сумке кроликов вынесет. Ее ж они не знают, мало ли зачем она в подъезд заходит.
– Если только они не у самой квартиры.
– Ну, может, не у самой. – Взволнованно, почти со слезами она повернулась к нему: – Сереж, я не могу Кузю с Кисой бросить.
– Я понимаю.
– Ты правда понимаешь?
– Да. Это я понимаю.
Благодарно-торопливо она придвинулась к нему:
– Я к Струйской сразу заскочу, она быстро сходит.
Решившись, понимая, что все равно не сможет поступить иначе, кивнув в сторону карты и получив подсказку, как поворачивать в сторону Профсоюзной, он вывернул руль направо.
– Ладно, поехали.
В просветах между деревьями справа мимо них замелькали старые советские дома.
– Откуда у тебя кролики?
Облегченно-радостно, она ясными глазами взглянула на него.
– Я себе Кузю на день рождения подарила. Три года назад, я как раз перед своим днем рождения по улице шла, начался дождь, ну, я свернула в зоомагазин. А там были клетки с кроликами. И у одного из них был такой взгляд… Такой умный, серьезный, как у человека. Он как будто меня ждал. Ну, я узнала сколько он стоит, у меня денег не было, но я его забыть не могла, у меня его взгляд перед глазами стоял, я знала, что он будет мой. Я тогда еще в мультипликационной студии работала, на дом халтуру взяла, ну и девчонки на работе, они видели, что Лидина сама не своя ходит, добавили немного, и я его купила себе на день рожденья. В магазин бежала, тряслась, как бы его не купил кто-нибудь, я туда до этого даже заходить боялась, чтоб он не привык ко мне – вдруг я потом не сумею его купить. Я потом, когда его купила, домой как на крыльях летела, я сразу решила, что он у меня не будет в клетке жить. Он у меня по всей квартире бегает, спит со мной, утром мне по голове бегает, будит меня.
– А крольчиха?
– А крольчиха уже потом появилась, я как Кузьку купила, потом книжки купила про кроликов, как за ними ухаживать, как их кормить, вдруг я что-нибудь не то делаю. Ну и в одной прочитала, что кролик должен вести регулярную половую жизнь, иначе он может заболеть. С ним и вправду что-то не то было, как-то вечером я на диване лежала, книжку читала, так он пристроился мне в сгиб локтя и попытался что-то сделать. Правда, не до конца. Видно, я ему не понравилась. Ну и я решила ему купить подружку, нам как раз тогда на работе премию дали, я ему в том же зоомагазине купила Кису. Только я с ней промахнулась, она наполовину дикая, в руки не дается, то есть ее в руки можно взять, только перед этим ее поймать надо. Но друг с другом они душа в душу живут, сидят рядышком, друг друга вылизывают, они любят друг друга. Как-то раз случай был, я… в общем, мне один мужчина подарил цветы, я их принесла домой, в вазу поставила, так Кузька тут же подкрался, утащил один цветочек, подарил Кисе, и они вместе его съели. Кузька вообще умный, как-то ему пить хотелось, а у меня пакет с соком на полу стоял, так он вместо того, чтобы внизу пакет прогрызть, встал на задние лапы, в самом верху прогрыз дырочку, попил, и на пол ни капли не пролилось. И заботливый – когда Киса рожает, то он ее потом даже почти не трахает.
– Так у тебя и крольчата есть?
– Угу. Сто пятьдесят четыре.
– Сколько?
– Сто пятьдесят четыре. Но это за три года. Я сначала записывала, а потом журнал стала вести. Я когда Кису в магазине покупала, насчет крольчат спрашивала, мне сказали, у декоративных кроликов редко потомство бывает, может, раз в полгода. Угу. Раз в полтора месяца, как часы, по семь-восемь штук. Я их сначала знакомым раздавала, у кого дети есть, а потом, когда все знакомые уже были с кроликами, стала в зоомагазины сдавать. Зоомагазины, в принципе, берут, только летом трудно, потому что это ж все для детей делается, а летом все дети на дачах и кроликов никто не покупает. У меня прошлым летом кризис был – Киса восьмерых родила, а я еще предыдущих восемь не пристроила, они уже по квартире носились, еще немного, и уже между собой начнут трахаться, и тогда вообще всему конец. Я тогда нашла магазин, мне сказали, возьмем, но только с медицинской картой, значит, надо в ветеринарную поликлинику ехать. Я их туда всех отвезла в сумке, они их посмотрели, а карта медицинская, она такая же, как на человека, – год рождения, фамилия и место для фотографии. Они мне хотели одну карту на всех завести, но я прикололась – попросила отдельную карту на каждого сделать, а потом на работе взяла у нашего замдиректора цифровой фотоаппарат, всех сфотографировала и каждому в карту имя вписала и фотографию вклеила. Там был один кролик, просто потрясающий, сам рыженький, в Кису, а вокруг шеи у него мех был прямо такими локонами – серыми и золотистыми, как будто он мелирование сделал. И пушистый – у меня ни до, ни после такого пушистого не было. Я его назвала Пушкин. Его потом сразу же, на следующий день купили, я за ними всеми тогда приданое дала – корм «Грызунчик», двадцать пакетов. Они его в два счета сметают, есть еще иностранный корм – «Витакрафт», но он дороже, у меня, когда крольчата скапливаются, на корм ползарплаты уходит. У меня Кузька вообще все ест – бананы, персики, пастилу, я когда в магазин захожу, то сразу и себе и им покупаю. Ты знаешь, что кролики мясо едят?