– Посыльный привёз корреспонденцию. Почему ты так встревожена?
– Ничего, пройдёт. – Мой растерянный вид вызвал у Софьи Гавриловны много вопросов. Поразмыслив, тётушка заподозрила:
– Ты случайно не вчерашнего танцора ожидаешь?
Я опустила глаза.
– Нина, – в голосе Софьи Гавриловны появился металл. - Этот человек не нашего круга. Такие вот вертопрахи вскружат голову, и поминай как звали, а что потом?!
Я молчала.
– Ты что же, влюбилась?! – спросила она, осторожничая. Но слова её прозвучали, как грохот молота по наковальне.
Говорить я не могла, душили слёзы, стало тяжело дышать.
– Вот только этого нам не хватало. А как же Прохор Петрович? Ну да, что я спрашиваю, - расстроилась Софья Гавриловна. - Чем этот прохвост тебя так расстроил?
– Я Прохору Петровичу ничего не обещала. – Слёзы хлынули из глаз ручьём, удержать их не было сил.
– Сделаем так. Иди к себе и успокойся. Подумаю, чем тебе помочь. К обеду спустишься?
– Да.
– Отдохни, и вся дурь пройдёт.
Я провела несколько часов в напряжении, об отдыхе и не помышляла.
Ближе к обеду зазвонил колокольчик у двери, я вздрогнула. Через несколько минут постучались в дверь.
– Войдите.
Служанка внесла в комнату корзину с цветами.
– Только что принесли, - доложила она.
– От кого?
– Не могу сказать, барышня. Софья Гавриловна не разрешает письма читать.
– Хорошо, Даша, поставь. Спасибо. Можешь идти. – Служанка ушла.
Я подошла к корзине.
– Вот и первая ласточка, – достала маленький конверт, припрятанный в цветах. Сверху большими буквами было написано:
«От поручика Долинского».
Вынула письмо и прочитала:
«Милостивая Нина Андреевна! Я влюблён. Не в силах ждать, к вечеру прибуду. Будьте моей.
Ваш Иннокентий».
– Это как понимать?!
– Нина, можно к тебе? - На пороге появилась тётушка. Увидев мой растерянный вид, она подошла, взяла из рук письмо, пробежала глазами и раскраснелась:
– Ты понимаешь, что он тебе предлагает?
– Нет.
– Очень прошу тебя – не теряй благоразумия.
Зазвонил колокольчик, тётушка прислушалась.
– Кто-то приехал. Оставайся здесь, пойду посмотрю.
Моё сердце заколотилось. Не выдержала, вышла из комнаты и услышала голос поручика. Он тихо о чём-то разговаривал с Софьей Гавриловной.
Я притаилась, припала к стене. Вскоре гость уехал, а я вернулась к себе в комнату.
– Нина, - вошла Софья Гавриловна. – Вот, возьми, просил передать тебе.
Я взяла из её рук конверт.
– Спасибо.
– Читай.
– Не сейчас, как-то нехорошо себя чувствую.
– Ты не заболела, часом, от переживаний?
– Не знаю.
Софья Гавриловна подошла ко мне и приложила руку ко лбу.
– Ба, да ты вся горишь. Называется, съездили на маскарад. Переохладилась вчера, открытое платье, в зале было довольно прохладно. Как же так? Ложись, вызову доктора.
– Не беспокойтесь, пройдёт.
– Нет уж. Ложись. Скажу Даше, чтобы принесла тебе чай. Дам распоряжения и вернусь.
– Спасибо вам. - Я расклеилась, настроение совсем упало, ничего не хотелось.
Опять зазвонил колокольчик. С трудом и не сразу различила голос Прохора Петровича. Легла, укрылась, меня бил сильный озноб.
Даша принесла чай, я попила, немного согрелась и отвлеклась от всего.
«Письмо, не прочитала его письмо», – вдруг вспомнила. Вскочила, дотянулась рукой до стола, открыла конверт и пробежалась глазами:
«Любимая Нина Андреевна. Обстоятельства вынуждают меня уехать сегодня вечером. Если в вашей душе хоть одна струна отозвалась на мои чувства, поедемте со мной. Вы мне очень нужны.
С надеждой, ваш Иннокентий».
– И как я должна понимать его слова? А, какая разница? Поеду. Сердце просит быть с ним. Соберу вещи и сбегу. А как же Вася? Не пойму, что со мной.
Моё самочувствие ухудшалось с каждой минутой. Предпринимать какие-либо действия не нашлось сил. Укуталась в одеяло, меня клонило в сон. Старалась успокоиться и уснуть, но удушливый кашель мешал.
О нет, ещё не пришло её время. Не пригубила она чарку с хмельным напитком. Не разлился он по жилам и венам, вызывая неизведанные желания. Не возгорелся огонь любви, обжигающий душу. Он сладкий и терпкий – обезоруживает, и нет спасения. Ты становишься рабой его, выхватываешь в нетерпении из уст соблазнителя лишь зачатки желаний, сдаёшься, покоряешься и служишь.
Нет, княжна, пока тебе неведомы сильные чувства, ты томишься в ожидании их.
Потянувшись к Долинскому, она яростно боролась, желая забыться и, пусть ненадолго, отойти в сторону от горестных и мрачных переживаний. Любви она не знала.
Приму меры
– Прохор Петрович, сам Бог вас послал, - в расстроенных чувствах встретила Софья Гавриловна друга.
– По вашему взволнованному виду предполагаю, что в моё отсутствие произошло нечто из ряда выходящее.
– Вы всё верно поняли.
– Рассказывайте.
– Вчера мы с Ниной ездили к графу Разумовскому на маскарад. Нина не оставила равнодушным никого.
– В этом не вижу ничего удивительного.
– Но вот один наглец сумел атаковать её, да так, что она влюбилась.
– Что вы говорите? И чем история закончилась?
– Не знаю. Лежит у себя наша девочка, жар у неё. Я вызвала доктора.
– Вы молодец, ма шер. Никогда не теряете самообладания. - Федотов подошёл и поцеловал княгине руку.
– Что мне остаётся делать? Представьте, этот наглец утром прислал корзину с цветами и объяснениями, днём явился сам и передал для Нины письмо. Я не читала. Могу представить, что в нём.
Зазвонил колокольчик.
– Наш доктор приехал. Василий предупредил, что его отпустят на побывку только через месяц – учения у них. Не уезжайте, я нуждаюсь в вашей помощи.
– Не беспокойтесь, буду в вашем распоряжении, сколько понадобится.
– Благодарю, вы истинный друг.
Служанка открыла, вошёл доктор.
– Михаил Романович, как хорошо, что приехали. Племянница слегла, сильный жар у моей девочки.
– Софья Гавриловна, позвольте с дороги вымыть руки, - попросил доктор, снимая верхнюю одежду. Служанка незамедлительно отнесла пальто, цилиндр и трость в гардеробную.
– Да, пожалуйста, пройдёмте.
Когда они вернулись в гостиную, Прохор Петрович шепнул на ухо тётушке:
– Письмецо захватите, пожалуйста. Адресок спишу.
– Да-да, сейчас, – ответила Софья Гавриловна. – Пожалуйста, Михаил Романович, поднимитесь со мной на второй этаж, там комната племянницы.
– Ведите, следую за вами.
Они вошли в мою комнату. Доктор подошёл к постели, приложил руку ко лбу.
– Вы правы, сильный жар. Если не затруднит, прикажите служанке принести горячей воды. Спирт у меня с собой, сделаю больной растирание и компресс на лоб. Её кашель мне не нравится. Полагаю, пневмония…
– Сейчас дам распоряжение. Ненадолго покину вас. - Тётушка направилась к двери, по дороге со стола захватила письмо от поручика.
– Вот письмо, – отдала она Прохору Петровичу. - Вы посидите здесь, а я займусь делами.
– Пожалуйста.
Софья Гавриловна позвала служанку и передала ей просьбу доктора. Прохор Петрович тем временем прочитал письмо, переписал адрес, не дожидаясь, когда княгиня освободится, собрался и уехал.
Я не следила за развитием событий, мне было всё равно.
Доктор прослушал трубочкой лёгкие, простучал по всей спине и уложил меня.
– Состояние плохое, – сказал Михаил Романович, когда тётушка вернулась в комнату. Если позволите, останусь у вас. Опасаюсь, ночь будет тревожной.
– Что вы говорите?
– Лихорадка. Очень похоже на пневмонию. Где Нина Андреевна так застудилась?
– Голубчик, не сыпьте соль на раны. Моя вина. На маскарад вчера ездили.
– Всё ясно. Разгорячилась девочка, а в помещении не жарко. По опыту знаю, большой зал не отапливают.
– Что же будет?
– Будем бороться.
– Как же я не подумала? Допустила ошибку, Ниночка поехала в декольтированном платье. Бедная моя девочка, - сокрушалась тётушка.
– Организм молодой, надеюсь, справится. Но предстоит побороться.
Позже начался бред, и всем было не до отдыха и сна.
Вы спасли нас от позора
Прохор Петрович быстро взвесил ситуацию и уже через полчаса подъезжал к дому, где квартировал поручик.
– Я бы хотел побеседовать с господином Долинским, не подскажете, где могу его видеть? – спросил он у служанки, которая открыла ему дверь.
– Пожалуйста, пройдите прямо по коридору, там его комната.
– Благодарю.
Подойдя к двери, Прохор Петрович услышал весёлое пение. Он постучался.
– Да-да, входите, - раздался юношеский залихватский тенорок.
Гость открыл дверь. Молодой человек укладывал в саквояж вещи. Настроение у него было хорошее.
– Вы ко мне? - спросил Долинский.
– Да. Мне нужно поговорить с вами.
– Прошу, присаживайтесь, – пригласил поручик, хаотично собирая со стульев оставшиеся вещи. На столе застоялась пепельница, полная окурков. Рядом с ней полупустая бутылка шампанского и кусочек ветчины на краюхе хлеба – все признаки разгульной холостяцкой жизни.
– Простите, что на ходу. Уезжаю. Слушаю вас.
– Я по поводу вашего предложения Нине Андреевне Ларской.
– Какого предложения? – остолбенел поручик.
– Ну не руки и сердца, конечно. В этом случае вы бы меня здесь не увидели.
– А что, собственно… – Долинский запнулся.
– А то, что вы своим поведением оскорбили девушку и её близких. Счастье, что я подоспел ко времени, не представляю весь масштаб катастрофы, которая могла бы произойти по вашей вине. Вы, поручик, на сей раз дали осечку. Нина Андреевна – княжна, барышня из достойной семьи. Её отец служил государю императору. А вы предлагаете ей бежать с вами, словно она уличная девка или того хуже, дамочка из дома терпимости.
Долинский присел. Он никак не ожидал, что его выходка обретёт такой резонанс. Поручик не находил слов, чтобы отреагировать на заявление Прохора Петровича.