– Не ходи сюда, затянет.
– С тобой и смерть не страшна.
Так они, обнявшись, и ушли. Поглотило их болото. После этой истории место стали звать «Смерть любви». И молодые туда ни ногой.
– Как страшно, крёстная, и жалко их.
– Это то, что люди сказывали. Таких историй пруд пруди. Не была там, не видела. Сама подумай, девушка послушницей в монастыре не служила. А вот их доченька, когда выросла, людям помогать стала. Талант в ней раскрылся. Но в русалки и феи никто не подался, - засмеялась Наталья Серафимовна. – Чего только люди не сказывают да не выдумывают. Слушать всех хлопотно и незачем.
Непонятное любопытство
– Наталья Серафимовна, дорогая, давайте прогуляемся. Своими глазами хочу увидеть то злополучное место.
– К болоту?! – Глаза крёстной округлились.
– Да.
– Ты глянь, какая смелая. Не пойду, и не проси. Туда не пойду. Путь заказан. - Я надула губы, как в детстве, когда обижалась на кого-то, и исподлобья посмотрела на настоятельницу. Она, не глядя на меня, сказала строгим голосом:
– Обижайся, своё решение не изменю. - Прошло мгновение, выражение лица крёстной изменилось, в глазах заиграли лучики света вперемешку со смешинками. Она нашла единственно правильно решение.
– Вижу, тебя эти истории озадачили. Я вот что подумала: для того, чтобы больше не возвращаться к этим событиям, предлагаю поехать к старой монахине, пусть сама тебе подтвердит.
– Поехали, вы правы, так будет лучше всего.
– Прямо сейчас?
– Почему бы и нет? До следующей службы долго ждать. Вы свободны.
– Что с тобой поделаешь, коль тебе так приспичило. Поедем. Их монастырь соседствует с нашим, сравнительно недалеко, в одной округе. Несколько вёрст отсюда. Твой энтузиазм кого угодно поднимет.
Добрались мы без особого труда. Дед Никифор, который привозил в монастырь дрова, благополучно доставил нас к месту. Мы вошли в комнату, и я проглотила язык.
– Ой…
– Что такое? - тихонько спросила крёстная.
– Это она приходила ко мне во сне, – прошептала я на ухо Наталье Серафимовне.
– Ты ничего не путаешь?
В ответ я покачала головой.
– Ну и ну…
Старая монахиня не удивилась нашему появлению.
– Я ждала вас, дети мои. Вспомнила меня, Ниночка? – Монахиня лукаво посмотрела на меня. – Вот и славно.
– Как вы узнали? - спросила я.
– Матушка Пелагея, племяннице покоя не дают рассказы о послушницах, сбежавших из монастыря. Сказывали, от несчастной любви они утопли или ушли в дремучий лес, преследовали молодых парней и затягивали в свои сети. Неужто правда это? - Крёстная сразу задействовала волнующую тему, чтобы положить конец моим расспросам и сомнениям.
– Кто сказывал? – удивилась монахиня.
– Не знаю. Слухами земля полнится.
– Об этом ничего не слыхивала. А вот об утопленнице знаю.
– Расскажите, пожалуйста, матушка Пелагея, - попросила я.
– Слушай, коль так не терпится узнать. Сама, небось, томима любовной лихорадкой?
Я покачала головой.
– Чего ж тогда дознаёшься?
– С детства люблю сказки и легенды.
– Ах вот оно что. - Монахиня взглянула на меня недоверчиво. - Ну да ладно, только потом не жалуйся, что грустно или боязно тебе.
Я притихла в ожидании. Не пойму, зачем мне понадобилось узнавать всю подноготную тёмного потустороннего мира? Но отступать не в моих правилах.
– Обещаю, жаловаться не стану.
– Тогда слушай.
Монахиня подняла ясные очи в сторону окна, устремила взгляд к небесам, и в её зрачках разлилась синева моря летним днём. Она настроилась и заговорила.
Утопленница
– Недалеко от берега моря стояла рыбачья хибарка. Трудолюбивый рыбак Сидор не чурался никакой работы. Внимательный муж, заботливый отец жил своим трудом и был тем счастлив.
Ярина, супруга его, женщина неприхотливая, скромная, прилежно вела хозяйство и чем могла, помогала мужу. Любимая дочка Любавушка – добрая, ласковая, чуткая, словоохотливая, работящая. А красавица какая. Жили они дружно и добро наживали. Рыбак ловил рыбу, сам разделывал, вялил, солил. Жена из свежей рыбы уху варила.
Осенью в конце путины Сидор на зиму замораживал рыбу. А излишки на базар возил, продавал – покупателей на свежую рыбу много приходило. Он на эти деньги накупал жене и детям подарочки. Разделанную и нарезанную частями рыбу обменивал на крупы, муку, сахар, картофель. Из продавцов на базаре нашлось немало желающих, которые хотели обзавестись морской рыбёшкой. Вот и обменивались.
А что оставалось у Сидора в загашнике, бесхитростно раздавал нуждающимся. Добряком был рыбак.
Время шло. Любава – дочь младшая – повзрослела, похорошела, расцвела. Рыбак с женой приданое ей готовили.
– Сын и сам дорогу свою найдёт, а о дочери позаботиться надобно, - тихонько говорила Ярина мужу.
Вот как-то к господам, что жили в замке над морем, сын погостить приехал. Учился он далеко от родных мест, домой приезжал на побывку и нечасто – раз в году, летом. Юноша мечтательный, ранним утром любил сидеть у моря и на воду глядеть задумчиво. Как увидел Любаву, что поутру выстиранное бельё полоскала, в душу она ему и запала. Он к ней:
– Откуда ты, прелестное создание?
– Живу здесь. Отец рыбачит, мать по хозяйству хлопочет, я помогаю.
С тех пор Елизар охотно наведывался на берег, Любаву поджидал. А она, завидев его издали, летела стрелой. Так и подружились. Господский сын стал частым гостем в рыбацкой хибарке. Сидор и говорит жене:
– Видела, Ярина, как на Любавушку смотрит – тает, глазки масленые – влюбился паренёк.
– Что ты, муж, кто он и кто мы? Не надейся понапрасну. От скуки дружит с дочкой.
– Может, и от скуки, только смотрит на неё влюблёнными глазами. Сердечко заговорило, я же вижу. Меня не обманешь. Не буду возражать, коли у них сладится. – Довольный Сидор подмигнул жене. - Сын господский не избалован, к нам со всем уважением. А ты с недоверием к нему.
– Говорю тебе, не ровня мы ему. И думать нечего, брось, дело зряшное. Девочке нашей томительные переживания. Не нужен он ей.
Лето подходило к концу. Подбиралась осень золотая, разукрасив увядающую листву. Господский сын в дорогу собирался. Возвращаться пора пришла.
Любава прибирала в хибаре, мать на улице чистила посуду, отца дома не было. Девушка и не заметила, как на пороге откуда ни возьмись вырос Елизар.
– Попрощаться пришёл, Любавушка.
– Уже уезжаешь?
– Да.
– Надолго?
– На год. Отучусь и вернусь к следующему лету.
– Целый год? - заныло сердце девушки.
– Да, милая.
– Никак нельзя возвернуться раньше?
– Нет, моя милая. Далеко учусь. Не горюй и не скучай. Не успеешь оглянуться, я вернусь.
А у самого кошки на сердце скребут. Накануне поздним вечером разговор с родителями состоялся. Женить его надумали, невесту присмотрели. А Елизар ни в какую. Говорит:
– Не люблю ту, что вам по нраву. Любавушка сердце приласкала. Её люблю. Родные на своём настаивают.
– О Любаве и думать не смей, забудь, не позорь род наш. Не ровня она нам – рыбацкая дочь.
– Люблю её.
– Напрасные слова, и слушать не хотим. Наследник родовой фамилии женится на девушке нашего круга. По-другому не будет, – решили отец с матерью и отрубили счастье сына.
С этим и уехал господский сын, да ещё с камнем на сердце. Возлюбленной не обмолвился, что навсегда простился с ней.
Время подоспело Любаве рожать. Не стал Сидор гневаться на дочь, приняли с женой роды – близнецы на свет божий народились: мальчик и девочка. И как по заказу, девочка унаследовала красоту Любавы – ангел во плоти, мальчик – как две капли морской воды походил на сына господского. Вот и озадачился рыбак мыслью, как возлюбленному дочери весточку подать.
Время прошло. Видел Сидор, что Елизар вернулся, а носа не кажет. Что-то не так.
Слухи по земле разлетаются, как стаи птиц спешат на желанный юг. Вот и к рыбаку донеслось, что господский сын женится, поэтому приехал. Пришёл домой Сидор чернее тучи. Ярина ужин мужу подавала и расспросила обо всём. Рыбак и рассказал ей, как есть. А за ширмой Любава младенцев кормила. Услышала она, и так потрясла её страшная весть, словно рассудок помутился. Выла, кричала, вещи на себе рвала, мать с отцом уговаривали да успокаивали, а она не слушала их.
– Жить не хочу без любимого! – Сорвалась, и бегом из дома, взобралась по скалам на высокий обрыв. Подбежала к краю. Сидор с женой за ней, а Любава на их глазах рухнула в море с высоты, как подрубленное под корень дерево. Волна набежала, накрыла и потопила девицу-красу. Унесла в пучину морскую. А тут и царь морской принял в свои объятия.
– Не тужи, девица. Здесь обретёшь всё, что пожелаешь.
Разглядел царь красоту Любавы, душу чистую, преданную и объявил её царицею морской.
Вот и снова осень подгоняет время, к зиме близится.
Не узнать прежнюю Любаву, другая она: взгляд властный, смотрит гордо и безжалостно, да свысока на всех. Утратила веру. Нет больше в её сердце огонька любви. Нет той сияющей, естественной радости на лице её. Затаила смутную грусть, тревогу за родных и деток малых. Не согласилась с участью, которую ей навязали. Задумчива и неразговорчива стала. Нет-нет да и всплывали картины пред очами, предательница-память растревожит, видела Любава возлюбленного своего, ласки да поцелуи его разъедали сердце. Душевное потрясение опустошило её, всё в ней протестовало против той трепетной, любящей, нежной, доброй, доверчивой Любавы, которой была. Беда нагрянула. Предательство любимого подкосило, исказило её, она переродилась в грозную и мстительную. И нет пощады никому, кто пойдёт против воли владычицы морской. Лишь изредка просыпалось в ней странное чувство. Как отклик того времени, когда жила она с родными. Ночью выходила из пучины, подкрадывалась к хибаре рыбака на деток взглянуть. Мать с горя померла, брат далеко, один рыбак дни и ночи коротал – состарился отец, разболелся, а внуков выхаживал.