й решимости дойти до этого состояния сам. Она отказалась от своих попыток и отдалась пассивному наслаждению, не лишенному приятности. Будет еще достаточно времени, чтобы его обучить.
— Одним из самых причудливых зрелищ, на которых я присутствовал, — рассказывал своей даме мужчина, сидевший над Марией, — была обезьяна верхом на лошади, которую преследовали собаки.
— В самом деле? И что же случилось? — спросила дама.
— Это была очень смышленая обезьяна. Она выждала момент и прыгнула на дерево, когда под ним проскакала лошадь. А потом она дразнила собак и прекрасно провела время, перепрыгивая с ветки на ветку и раскачиваясь на дереве. Она визжала и корчила рожи собакам. Но она слишком обнаглела, и, в конце концов, они до нее добрались.
Публика вдруг умолкла — вкатили клетку с медведем и конец его цепи привязали к высокому железному столбу. Дверь клетки открыли, служители подождали, пока животное выйдет оттуда, и убежали, прихватив с собой клетку. Медведица вышла вперед, насколько позволяла цепь, а потом поднялась на задние лапы и оглядела толпу, чем восхитила зрителей. Это была высокая великолепная медведица, совсем молодая, в хорошей форме, с бледным мехом цвета меда.
Мария была очарована. В народных сказках, которые ей читали в детстве, медведи представали враждебными, но смирными существами. А сейчас, глядя на эту медведицу, оценивавшую ситуацию, в которой оказалась, Мария начинала понимать, почему этим зверям приписывают такие человеческие качества, как храбрость и терпение; и почему в геральдике их ассоциировали с яростной защитой своих родичей. Но она не понимала, почему их также наградили тщеславием, похотью и даже мизантропией.
Медведица опустилась на все четыре лапы и, натягивая цепь, начала ходить по кругу вокруг столба, ища выход. При виде этого грозного зверя, сделанного объектом для высмеивания, толпа притихла, плененная его изобретательной натурой и очеловеченными жестами. Медведица начала трясти цепь и дергать ее в тоске, а публика засмеялась и стала сыпать насмешками.
Отчаянный лай донесся еще до того, как собак привели к арене, так как они учуяли медведицу. Она яростно дергала цепь, принюхиваясь к воздуху, и, поднявшись на задние лапы, заревела. Этот дикий звук эхом пронесся по арене, и публика пришла в восторг. Мастифы натянули поводки.
— Должна признаться, мне это не нравится, — сказала какая-то женщина в заднем ряду.
— Скажите спасибо, что это медведь, а не бык, — заметил ее спутник. — В прошлом году в Ферраре бык пронзил своим рогом собаку и подбросил ее в воздух, и истекающая кровью собака с выпущенными кишками приземлилась прямо на колени к моей приятельнице Еванджелине. Ее платье было совершенно испорчено.
Марии тоже это не нравилось. Как же люди ее круга, наслаждаясь этой грубой, жестокой забавой, примиряют свою жажду крови с учением святого Франциска о святости всех Божьих созданий? В прошлом она избегала травли животных, но сейчас вынуждена была смотреть на это. О, если бы она могла отказаться, как Беатриче! «Ты не должна позволить им убить медведицу! — сказала ей Беатриче в то утром. — Это твоя свадьба, ты королева дня, так что можешь командовать. Ты не должна позволить им убить ее», — настаивала девочка, топая ногой.
— Они ее не убьют. Они подразнят ее, возможно, сделают ей немного больно, но Карло мне сказал, что в этой забаве проверяются хитрость и сила медведицы, выносливость и смелость собак. Медведица гораздо сильнее собак. И не забывай, что это также свадьба Карло, и я не могу сердить его, лишая удовольствий.
Несколько минут назад Беатриче была в одном из окон: она не могла устоять перед желанием увидеть медведицу. Но при появлении собак девочка исчезла.
За барьером егерь с трудом сдерживал одну из собак. Не сводя алчных глаз с медведицы, она изо всех сил натягивала поводок.
— Это Нерон, — с гордостью объяснил Карло Марии, указывая на собаку. — Моя лучшая охотничья собака, настоящий стратег. Скоро он появится на арене, и ты увидишь, как он умен.
При этих словах Мария почувствовала дурноту.
Спустили трех собак. Они перепрыгнули через барьер и окружили медведицу, припав к земле и глядя то на нее, то друг на друга. Покачиваясь на задних лапах, медведица испустила ужасный рев, не сводя с них розовых глаз. Молодая неопытная собака, дрожа от возбуждения, зарычала, оскалив зубы, и прыгнула на медведицу. Та заметила ее и мощным ударом отправила к барьеру. Собака приземлилась со страшным стуком. Другие две собаки с рычанием подскочили к медведице и начали грызть ей брюхо. Они свалили ее наземь, но она упала на одну из собак, придавив ее своей тяжестью, в то же время рвала когтями вторую собаку. Толпа зашлась от хохота при виде придавленной медведицей собаки, которая скулила под ней. Ее владелец, один из товарищей Карло по охоте, был унижен.
На арену выпустили еще трех собак. Ощетинившись, они прыгнули на медведицу, и, когда собака, придавленная медведицей, выбралась из-под нее и уползла подальше, четверо животных покатились пушистым шаром. Марии казалось, что звон цепи, рев и рычание, катание по арене и яростная драка никогда не прекратятся. Это продолжалось бесконечно, бледная шкура медведицы стала розовой от ее собственной крови, от крови и слюней собак. Собаки словно целиком состояли из клыков, а у медведицы также были острые, как бритва, когти, она умела лягаться и наносить мощные удары. Она доблестно сражалась с четырьмя свирепыми собаками, и, наконец, две были выведены из игры. Одна свалилась от удара без сознания, другая потеряла глаз; кровь текла из зияющей дыры у нее на голове. Третья собака впилась зубами в бок медведицы. Та заревела от боли. Ей удалось подняться на задние лапы, и она попыталась сбросить с себя собаку, одновременно не подпуская к себе четвертую. Но собака, болтаясь в воздухе, не разжимала челюсти. Медведица тряхнула головой, и полетели капли крови и пота. Ее розовые глаза начали стекленеть от боли. Она тяжело дышала, вымотавшись. Глупая молодая собака, которую она отшвырнула в самом начале, пришла в себя и, прихрамывая, снова приблизилась к медведице. Припав к земле, она, как шакал, выжидала удобного случая напасть.
Спустили собаку Карло, и она ринулась на арену. Это отвлекло четвертую собаку, и медведица быстро с ней разделалась. Теперь она могла сразиться с новым противником. Тот медленно кружил вокруг, не сводя с нее глаз.
Мария почувствовала, что Карло рядом с ней так напрягся, что чуть не приподнялся со своего места. Боясь, что ее вырвет, она украдкой взглянула на него, но лицо его было непроницаемым, когда он переводил глаза с медведицы на свою любимую собаку и обратно.
Медведица, позабыв об ужасной боли от челюстей, которые все еще впивались ей в бок, обрела второе дыхание, заревев басом на собаку, явившуюся последней. Казалось, она понимает, что если ей удастся разделаться с этой черной дьявольской собакой, то она восторжествует. Внезапно она бросилась к ней, атакуя, и, возможно, действительно восторжествовала бы, если бы не поскользнулась в луже собственной крови. Собака Карло схватила медведицу за горло, прежде чем та ударилась головой о землю. Толпа зашепталась и поднялась как один человек, чтобы наблюдать, как жизнь уступает место смерти. Еще несколько минут большая медведица вцеплялась когтями в черную собаку, заставив ее ослабить хватку, а собака снова и снова хватала ее за горло, и когда глаза медведицы наконец погасли перед лицом смерти, собака рвала ее горло.
Это мерзкое проявление жестокости усугублялось для Марии страхом по поводу того, что придется рассказать Беатриче, что медведица убита. После той страшной болезни дочери на Искье Мария пристально наблюдала, не появятся ли у нее признаки меланхолии, но не было ни кошмаров, ни приступов отчаяния, ни истерик. Рассудок Беатриче был в полном порядке, и, по-видимому, она выкинула тот жуткий эпизод из памяти. Но девочка была чувствительна к страданиям других и обожала животных, так что Мария опасалась ее реакции на смерть медведицы.
Когда Мария вернулась в свои апартаменты, дочь ждала ее, как и предугадывала Мария. При виде расстроенного лица матери серьезное маленькое личико Беатриче сморщилось, и она убежала из гостиной. Мария простояла несколько минут, застыв в середине комнаты, и слеза стекала у нее по щеке, когда она прислушивалась к рыданиям, доносившимся из комнаты дочери, и к ласковому бормотанию Сильвии, пытавшейся утешить девочку.
Глава 5Брак с Джезуальдо
следующие недели установился распорядок их жизни. Джеронима была права: брак не сделал Карло более общительным. В большом дворце он и Мария жили каждый своей жизнью: он — в своих комнатах и в музыкальной комнате с музыкантами, она — на женской половине, где читала или писала. Она выходила из дворца, чтобы присутствовать на церковной службе или повидаться со своей семьей, особенно с Антонией, во дворце которой часто собирался оживленный кружок друзей.
Привычки Карло были эксцентричными. Он вставал после полудня, а если не занимался со своими музыкантами, поднимался совсем поздно, в полпятого. Поскольку Мария часто удалялась к себе в восемь, то они по целым дням не видели друг друга. Иногда ей хотелось большей близости с Карло, поскольку ее идеалом был первый брак, когда они с Федериго были не только мужем и женой, но и друзьями. И все же она была рада резкому контрасту с браком с Альфонсо. Отсутствие теплоты и близости было предпочтительнее надзора, которому она подвергалась каждую минуту. Наконец-то она обрела свободу, о которой мечтала, и должна скоро найти способы более плодотворно проводить время. Ей импонировало то, что Карло сделал музыку главным в своей жизни; его талант и ученость были исключительными, а Мария восхищалась одаренными людьми. Он не мог провести ни одного вечера без музыки, и слабые звуки его лютни или цимбал, доносившиеся с нижнего этажа, давали ей смутное ощущение общности. Супруги даже ели отдельно. Порой Марии приятно было побыть одной, но случались вечера, когда она жаждала интеллектуального общения. Карло не хотел отказываться от своей давней привычки ужинать в постели, раздевшись. За ужином он соблюдал испанские обычаи: прежде чем подать ему чашу с вином, вносили зажженный факел, и он прикрывал свою тарелку, пока пил. Прислуживали ему слуга Пьетро и священник Алессандро. Этот молодой человек с тонкими чертами лица и высокомерным поведением был духовником Карло, а также его любимцем. А еще он был музыкантом и хорошо играл на виоле да гамба. Мария невзлюбила его, сама не зная почему. Правда, его присутствие в спальне в брачную ночь оскорбило ее и поставило в тупик. Но теперь она видела его крайне редко.