– Я такой, какой я есть, – произнес Массимо. – Я всегда отличался от остальных членов моей семьи. – Ему сильнее захотелось выпить бурбона. – Им было все равно, что их одежда изнашивается и трещит по швам и у них нет денег, но мне было не все равно. Они думают, любовь может все исправить, но на самом деле все исправить может только тяжелая работа. Я люблю их по‑своему, но я ни разу не чувствовал к ним близость, и она никогда не была мне нужна. Я не собирался быть богачом, но хотел стать достаточно обеспеченным человеком, чтобы ни в чем себе не отказывать.
Ливия тут же спросила:
– Ты любишь их по‑своему? Это говорит о том, что ты испытываешь к ним любовь не только на химическом уровне.
Он прищурился, глядя на нее:
– Ты искажаешь мои слова в свою пользу.
– Нет, я просто указываю на твое лицемерие. Ты отлично знаешь, что любовь, как бы она ни возникла, реальна, но используешь науку как оправдание, чтобы отрицать реальность наших с тобой отношений. У меня никогда не было дырявой обуви или одежды, но, если бы у меня был выбор, я бы предпочла бедность, а не то детство, которое у меня было. Мой отец всегда был щедрым и давал мне все, о чем я просила, но я его ужасно боялась.
Его глаза оттенка карамели заблестели, и в душе Ливии затеплилась надежда.
– Всякий раз, когда он обнимал меня, я чувствовала, как его пистолет в кармане утыкается мне в грудь. Когда его убили, я расстроилась, потому что он был моим отцом. Но я никогда не горевала о нем так, как остальная часть моей семьи, потому что считала его чудаком из моего раннего детства. Моя мать почти мной не занималась. Когда она появлялась дома, то была либо пьяной, либо под дозой. Я практически вырастила Джанлуку: именно я отводила его в школу каждый день, помогала ему с домашним заданием и следила, чтобы он ел горячую пищу на ужин.
Твои родители – порядочные, законопослушные, любящие люди. – Если бы пришлось, она бы боролась за его семью. Но это была не просто борьба за себя или за Бриаторе. Она пыталась пробиться к Массимо. Ей хотелось, чтобы он очнулся и увидел радость любви и семьи, которую отрицал. Она встала, взяла саронг и прибавила: – Они могли бы работать дольше или устроиться на дополнительную работу, чтобы дать тебе все, что ты хотел. Но они предпочли быть рядом с тобой всегда. Жаль, что ты не понимаешь, как это ценно.
– По‑твоему, детство любого человека, в отличие от твоего, можно считать бесценным.
– Может быть, – ответила она и надела саронг. – Но мы говорим о наших семьях. Ты сильно отличаешься от своих родственников, но ты все равно на них похож. Ты щедрый человек. Но твоя щедрость материальна, а их – душевна.
Он сжал пальцы в кулак, не сводя с Ливии взгляда:
– Я не могу «отменить» свое детство только потому, что у тебя оно, по твоей скользкой шкале, было намного хуже. Мое детство сформировало меня. Оно научило меня: все, чего я хочу получить, я должен заработать сам. Да, мои родители любили меня, но их любовь не избавила нас от бедности. Возможно, ты права. Я одержим контролем. Но все, чего достиг, я достиг собственными усилиями. Наука основана на логике и реализме. Занимаясь ею, я чувствую себя в своей стихии. И, приходя на работу, я должен думать только о ней. Мои мысли должны быть в порядке.
Ей понадобилось время, чтобы понять смысл сказанного им.
– Ты хочешь сказать, что я устраиваю беспорядок в твоих мыслях?
Он не желал оправдываться.
– Ты меня отвлекала. Ты требовала моего внимания, когда мне нужно было сосредоточиться.
– Я просто требовала, чтобы ты уделял мне время. – Как ни старайся, она не могла скрыть нарастающего гнева. – С каких пор желание проводить время с мужем стало преступлением?
– Это моя точка зрения, – ответил он. – Я не могу максимально выкладываться на работе, если постоянно беспокоюсь о тебе. Мне нужно быть свободным, чтобы сосредоточиться на деле, а не поглядывать на часы и не волноваться о том, что тебе одиноко дома. И не думать, что мне пора ехать домой, потому что ты ждешь меня, а твой ужин остывает.
– Мой ужин не остывал бы, если бы ты предупреждал меня, что опаздываешь, – заметила она.
– Я никогда не опаздывал нарочно.
– А теперь ты снова противоречишь себе. Если бы это не было нарочно, ты бы об этом не беспокоился.
Внезапно громко зазвонил телефон Массимо. Он посмотрел на стол на веранде, а потом на Ливию.
Она стиснула зубы:
– Пожалуйста, не отвечай.
Но, конечно же, Массимо предпочел ответить на звонок. Ведь он может быть гораздо важнее Ливии и их брака.
Он ушел не оглядываясь.
Она с горечью подумала, что Массимо прервал бы их разговор, даже если бы телефонный звонок был не важным.
Массимо уселся в затененной части веранды, прижимая телефон к уху. Перед ним стоял ноутбук. Ливия пришла в ярость, когда он ушел от разговора и преднамеренно взялся за работу. Она знала: ей надо побыть от Массимо вдали и успокоиться, иначе она выхватит у него телефон и выбросит его в океан. А это только ухудшит ситуацию.
Из множества историй, которые Джимми рассказывал ей о своем детстве на этом острове, Ливии больше всего запомнились его истории о детях Сейбуа, играющих в природном бассейне с пресной водой, скрытом в густом лесу. Когда она повезла Джимми на прогулку по острову, он показал ей, в каком направлении расположен этот водоем. Понимая, что скоро начнется закат, Ливия отправилась в путь.
К тому времени, когда она прошла мимо коттеджа, ее ярость немного утихла. Она передала сообщение Массимо через одного из сотрудников о том, куда она ушла. На всякий случай, если он соскучится по ней. Хотя он вряд ли будет по ней скучать. От этой мысли она приуныла.
Она вспоминала их разговор, когда добралась до молодых красных мангровых деревьев, высаженных по краю берега, а потом до черных мангровых деревьев, которые, как объяснил Массимо, служили защитой от небольшого наводнения во время прилива. Ливия поднималась вверх к белым мангровым деревьям и калликомам, а потом подошла к природному островному лесу.
Тропинка, по которой бегали дети Сейбуа, давно исчезла, но Ливия шла вперед и была уверена, что найдет водоем. Если нет, она вернется в бунгало.
Растительность была густой и красочной, вокруг щебетали птицы. Стояла удушающая жара, но Ливии было все равно. Крупные болтливые попугаи с красной грудкой шумно переговаривались при помощи скрипа и свиста, а другие менее заметные птицы дополняли эту удивительную какофонию. Казалось, никого из них не беспокоит ее присутствие.
Вскоре, как описывал Джимми, заросли начали редеть, и Ливия оказалась на маленькой песчаной поляне, окружающей поразительно чистую воду озерца. Пейзаж казался сказочным.
Она остановилась на мгновение, чтобы вдохнуть свежий воздух и насладиться прикосновением легкого ветра к лицу. У кромки воды росли две кокосовые пальмы, высокие и гордые, их листья танцевали под ритм ветерка.
Остатки гнева покинули Ливию, когда она заметила отличительные красные головы и ярко‑зеленые тельца фиджийских попугайчиков, радостно купающихся в воде. Она нисколько не удивилась бы, если бы появились олени и кролики и начали с ней общаться.
Ливия сняла сандалии и осторожно села на каменную стену, окружающую озеро. Попугайчики испугались и улетели обратно в лес, оставив ее в тишине.
Ее мучили отчаяние и паника.
Она сглупила, понадеявшись, что Массимо по крайней мере попробует спасти их брак. Счастье, которое когда‑то у них было, казалось таким реальным…
Почему она не боролась за свою любовь раньше? Им было что спасать, но они оба предпочли отстраниться друг от друга и укрыться за холодной яростью. В развале их отношений виноваты они оба. Ливия умела сражаться и ссориться, в этом она даже преуспела. Она могла орать и топать ногами, но не умела слушать. Когда Массимо хотел побыть в тишине и покое, она воспринимала это как личное оскорбление. Она позволила своей неуверенности и страхам руководить ее жизнью. Вместо того чтобы дать Массимо то, о чем он просил, она сильнее отталкивала его от себя.
Ее накрыла усталость. Как она сможет бороться за их брак, если ее муж не понимает, зачем его спасать? Он умеет жить один и предпочитает уединение.
Ливию сковала душевная боль, а потом у нее началась паника.
Массимо – любовь всей ее жизни. Разве она сможет спать по ночам, если он уйдет от нее навсегда? Без него она не сумеет даже дышать.
Она больше не сдерживала слез.
Обхватив колени руками и прижав их к груди, Ливия опустила голову и расплакалась.
Глава 11
Небо стало золотым, когда Массимо скрылся под пологом деревьев.
Он не собирался искать Ливию. Он решил возникшую деловую проблему и планировал работать дальше, но тишина после того, как Ливия ускользнула, не сказав ни слова, была оглушающей. Каждый раз, смотря на монитор ноутбука, он не мог сосредоточиться.
Он решил, что быстрая прогулка по белоснежному песчаному пляжу ему не повредит, но едва успел сделать десять шагов, как один из работников подбежал и сообщил ему, что Ливия отправилась на поиски водоема с пресной водой в лесу.
Массимо отмахнулся от новости и сделал еще десять шагов, как вдруг в его мозгу сформировался образ заблудившейся и одинокой Ливии в лесу. Он резко развернулся.
К счастью, работник точно знал, где находится озеро.
В лесу быстро темнело, и Массимо зашагал быстрее, надеясь, что идет в правильном направлении.
Как долго Ливия пробыла здесь? Она ушла из бунгало пару часов назад. Нашла ли она водоем? Остров маленький, но лес густой и достаточно большой, чтобы в нем заблудиться.
Он вспотел то ли от страха, то ли от жары, когда наконец нашел поляну. Небо стало ярко‑оранжевым, стало темнеть еще быстрее.
Массимо выдохнул с облегчением, увидев Ливию на краю озера. Она сидела, опустив ноги в воду.
У него задрожали колени, когда он подошел и сел рядом с ней.
Она печально вздохнула.