споду, чем любой другой.
В общем, беженцам повезло: в Европе и Америке они оказались не холопами, не рабами и даже не изгоями. Кроме сочувствия, они получили еду, квартиру, пособие и медицинскую помощь, а большинство из них при некотором напряжении сил смогло найти и работу. Трудясь в поте лица, они делали, что могли, чтобы на новой родине стать своими, перенять язык, нравы, обычаи – проще говоря, ассимилироваться и во всех смыслах этого слова приобрести законный статус. Так продолжалось вплоть до последних десяти-пятнадцати лет, и особых проблем иммигранты никому не доставляли. Они нашли свою нишу: как правило, малоквалифицированный труд, но не только, и постепенно – в детях, внуках – делались почти обычными американцами, французами, англичанами и немцами.
Той первой волне иммигрантов Запад казался неимоверно сильным, умным и богатым. Это общество казалось им настолько хорошим, что стоило потрудится, чтобы стать его частью. И все равно они знали, что, чтобы подняться по здешней социальной лестнице, войти в средний класс, сравнявшись с другими в доходах, в образовании, им понадобится еще много времени. И тут пришла новая волна, частью состоящая из воевавших на границе мусульманского мира “воинов Аллаха” во главе с их духовными вождями. Они пришли с совсем новой проповедью, и их слова были исполнены такой веры и столько всего обещали, что скоро едва ли не половина иммигрантов, не зная сомнений, пошла за ними. В сущности, как бывало уже не раз, от своих учителей прозелиты услышали, что они, последние, на самом деле – воистину первые.
Когда-то Советский Союз большую часть времени, отпущенного ему природой, не сомневался, что Запад слаб, достаточно одного толчка – и он рассыплется, будто карточный домик. Бесконечные конфликты между государствами и внутри них – между партиями; не менее ожесточенная борьба между корпорациями с сонмом тысяч заинтересованных в их процветании лиц – все это не просто позволяло легко и дешево иметь в каждой из враждебных стран пятую колонну, огромное число сочувствующих, готовых служить нашей родине не за страх, а за совесть, но и, по общему мнению, неумолимо свидетельствовало, что еще чуть-чуть – и Запад рухнет. Как говорили пророки, разделенное царство не устоит. Достаточно нескольких танковых дивизий, чтобы разбежались его армии с солдатами, не могущими воевать без теплого туалета на поле боя и там же, на поле боя, без мороженого на десерт.
Я в начале 70-х годов, учась на заочном отделении Воронежского университета, по большей части как раз вместе с военными политруками, слышал это бесконечно и ежедневно. Разговор о бессилии американской армии – с прочими и так было ясно – начинался после первой же рюмки и остановить поток презрения, насмешек глупо было и пытаться. Увы, в 1991 году, причем именно как карточный домик, в одночасье, рассыпались мы сами и, казалось, вопрос о слабости Запада снят. Снят раз и навсегда.
Однако великие идеи вечны. Мысль, что Запад – колосс на глиняных ногах, что он давно и непоправимо сгнил, смердит, и года не провалялась в пыли. На смену коммунистам пришли другие учителя, паства их тоже была иной, но оброненное большевиками они не поленились и подобрали. Своим бывшим соплеменникам, а теперь здесь, на Западе – иммигрантам и беженцам, тем, кому целые поколения предстояло ждать, пока их потомки и впрямь обретут новую родину, они сказали, что Аллах услышал их молитвы. Просимое он даст им уже сегодня. И даже больше даст, несравнимо больше.
Не надо трудиться в поте лица и не надо учиться, им не нужны подачки – все, о чем они мечтают, – у их ног, потому что именно они – настоящие, по Божьему праву хозяева этих стран и земель. То, что по простоте и наивности они принимали за силу и великодушие Запада, на самом деле есть его слабость и распад. Не от широты души их пустили в сей благословенный край, край, благодаря многим векам разбоя и грабежа колоний, текущий молоком и медом, а из немощи. Их обманули, обвели вокруг пальца, заставив поверить, что они – жалкие просители.
Нет, они пришли не за милостыней, они солдаты, бесстрашные воины. Они первыми в высокой и кажущейся неприступной стене, которой Европа с Америкой отгородились от остального мира, сумели обнаружить прорехи, бреши, выкопать подземные ходы и проникнуть прямо в стан врага. Последний дурак будет верить словам о правах человека; правда в том, что европейцы никогда не хотели и не хотят, чтобы вы жили рядом с ними. Они бы многое дали, чтобы случилось чудо и вас, хоть вы и убираете их улицы, работаете на их стройках, заводах, куда-нибудь забрал Господь. Забрал всех до одного. Помните, вы никому и ничем не обязаны, вы – завоеватели, авангард огромной армии. Совершив подвиг, вы овладели плацдармом, теперь очередь за остальными.
Они говорили им о слабости Запада, почему он даже пальцем не пошевельнет, чтобы остановить нашествие. Он весь соткан из предательства и измены, подлости и корысти: так, левые партии, надеясь, что иммигранты, натурализовавшись, на выборах отдадут им голоса, сделают все, чтобы этих голосов было больше; о могущественной корпорации юристов, зарабатывающих немереные деньги в ущерб собственным согражданам, защищая права пришельцев; о шкурных интересах компаний, не могущих прожить без нефти , что качают из-под земли на бывших родинах беженцев, и прочее, прочее, прочее.
Главное же, западный мир настолько стар, что уже не способен меняться. Он слишком изношен и любые попытки хоть что-нибудь в нем поправить разом его развалят. Идея, что он должен помогать слабым и обиженным, намертво встроена в его убогую философию, и как бы ни была опасна ситуация, просто выкинуть ее на свалку невозможно: вместе с ней рухнет все здание. Не питайте иллюзий: здесь нет ни капли высокого, просто голая старческая нужда и вырождение. Весь Запад – это те же старики, за которыми вы ухаживаете в их домах для престарелых, хосписах. Как у всех стариков, силы их только убывают.
Несомненно, что в новых проповедниках есть огромный запас внутренней правоты. Именно она велит им неукоснительно запрещать любую проповедь чужой веры на своей территории, при первой возможности разрушать чужие храмы и столь же неукоснительно добиваться права везде, без каких-либо изъятий проповедовать собственный взгляд на Бога и на мир. Эта несимметричность может быть объяснима лишь одним – полным непризнанием другого мира, другой цивилизации.
Обосновывая грядущую революцию, которая должна стать одной из наиболее радикальных за последние столетия, духовные вожди Востока учат, что западная культура разлагается, гниет, но это еще не все, правда куда хуже – она изначально порочна, аморальна и уже по одному этому достойна уничтожения. И она сознает свою неполноценность. Именно из-за нее западные женщины отказываются рожать: в каждом поколении природных европейцев и тех, кто переселился в Америку из Европы, все меньше и меньше. Пройдет несколько десятилетий, максимум столетий – с точки зрения истории срок ничтожный – и их земли без чьего-либо вмешательства сделаются пустыней. То есть это просто медленное, растянутое во времени самоубийство. В сущности, если бы не зараза, которая оттуда идет, европейцев можно было бы и не убивать, они и так скоро вымрут. Иммигранты заселяют территории, которые освобождаются сами собой.
Чего-то подобного беженцы ждали давно, можно сказать, уже изождались. Это было чудо, снявшее с их плеч огромный груз, спасшее, поднявшее их с колен. Здесь, где они теперь жили, они больше никому ничего не были должны, никому ничем не были обязаны и оттуда, откуда они бежали, на своей прежней родине, они тоже больше не были последними, наоборот, стали первыми, стали воинами и героями.
Изложенная выше проповедь – первопричина бесконечных взрывов и террористических актов. В ней же – объяснение того, почему все новые тысячи детей иммигрантов, отказываясь служить в европейских армиях, едут изучать военное дело домой – на родину предков.
В качестве итога данной части – несколько выводов. Первый: давно известно, что именно идеи правят миром. Запад два столетия настаивал, что конкуренция, демократические ценности и свободы, либерализм, права человека есть корень, источник его силы. И настаивал успешно. Пытавшиеся усомниться – пожалуй, самый яркий пример СССР – терпели сокрушительное поражение. Но вот пришли другие люди, они сказали, что король гол: свобода – не сила, а слабость. И как они сказали, так и стало.
Теперь, чтобы вернуть доверие, доказать обратное, Западу понадобятся немалые усилия. Конечно, я хочу, чтобы он сумел это сделать, но вопросов много, и ответы не ясны. Насколько подвижно западное общество, насколько оно вообще способно к модификациям? Может быть, правда, что интересы различных групп в нем слишком жестко взаимоувязаны и степеней свободы нет. Но предположим, что дело не безнадежно: не понадобятся ли столь радикальные реформы, что Запад перестанет быть тем, каким мы его знаем, останется вывеска – суть же изменится напрочь. Последнее – верный знак, что «воины Аллаха», пусть они и погибли в бою, над ненавидимым ими миром одержали полную победу.
Второе, о чем надо сказать. В сущности, «воины Аллаха» никому не нужны. Конечно, те, кто им покровительствует и их вооружает, будут горды победой, если она случится, однако куда больше все страшатся, что после первых же неудач на западном фронте, война поменяет направление и из империалистической опять станет гражданской. Подобный сценарий представить себе проще простого. Так казаки при Разине и Пугачеве, устав воевать с персами, турками, горцами и прочими инородцами, отправлялись в поход на Москву.
Там, где материки сталкиваются между собой, случается, конечно, много и важного и ужасного, но это периферия, главное, без сомнения, происходит в толще самих платформ. По своей природе все конфликты – внутренние, война же с другими – способ, переведя стрелки, на время притушить разлад. После Тойнби и его учеников мы знаем, что цивилизации, культуры настолько сложны, это настолько плотная упаковка мириад и мириад разнородных вещей, что ничего стороннего, за исключением нейтральных технических усовершенствований, перенять они не в состоянии. Собственно, ничем, кроме себя, сложившаяся культура и не интересуется. Пришлое – всегда враг, так же организм реагирует на чужие клетки: он или изолирует их, или, когда есть силы, немедля уничтожает. Культура, если и замечает соседку, то лишь как культуру варварскую, иначе говоря – антикультуру.