На улицах началась стрельба. Там и сям возникали баррикады. Группы солдат с пулемётами обстреливали дома или таких же солдат. Со стороны невозможно было понять, кто из них за большевиков, эсеров и анархистов, а кто за Временное правительство, которое, если верить обращению Военно-революционного комитета, уже свергли.
Свои сомнения он постарался передать в статье.
Россия – страна крайностей не только климатических, но и социальных. Было самодержавие, закостенелая феодальная система, не изменившаяся по своему существу даже после отмены императором Александром II крепостного права.
Нам казалось, что падение царизма, к чему так стремились демократические страны Запада, станет победой, как некогда во Франции, третьего сословия. Отчасти так и получилось с установлением Временного правительства. Но и тут Россия сошла со стандартного эволюционного пути революции (извините за парадоксальную формулировку; её я услышал от одного из местных комментаторов). Возникли Советы рабочих, крестьянских, солдатских и матросских депутатов.
Может показаться, что двоевластие предвидено гербом России, в центре которого двуглавый орёл. Однако получилась не двуединая власть, а две власти порознь. В обстановке хаоса и распрей в России происходит нечто подобное борьбе за власть.
Я говорю «нечто подобное», имея в виду, что ни Временное правительство, ни Советы сознательно и активно не борются за власть. Они стараются каждый по-своему хозяйничать в стране, и главным образом в армии. В такой ситуации Франция и Англия обязаны поддерживать Временное правительство. Это очевидно. Кто верховодит в Советах? Рабочих в России сравнительно мало. Крестьян абсолютное большинство, но они разобщены. Следовательно, Советы выражают интересы солдат. А они в своём большинстве не желают воевать.
Какую власть можно установить с помощью солдатских штыков? Власть казармы. Только она способна преодолеть хаос. Вопреки радужным надеждам, революционный переворот в России, переходящий в гражданскую войну, увеличивает хаос. Торжествуют грубые низменные инстинкты вооружённой толпы.
Новое революционное правительство обещает тоже быть временным, хотя так себя не называет. Большевики грубо вырвали власть из рук буржуазного правительства. Из Петрограда в Москву перекочевали строки, которые приписывают художнику и поэту Владимиру Маяковскому:
Ешь ананасы и рябчиков жуй,
День твой последний приходит, буржуй.
Казалось, приходят последние дни буржуазной культуре или даже культуре вообще. Хотя сообщения последних дней несколько обнадёживают. Пишут, что многие ценности удалось вернуть или они были возвращены добровольно. Народный комиссар по просвещению Анатолий Луначарский обнародовал распоряжение о превращении Зимнего дворца в государственный музей наравне с Эрмитажем. Судя по статье, опубликованной в «Русских ведомостях», стены Зимнего дворца благополучно выдержали град пуль и удары орудийных снарядов, а со стороны набережной и Адмиралтейства повреждений практически нет вовсе.
Смогут ли большевики удержать власть сколько-нибудь длительный срок? Вот в чём вопрос. Опора на вооружённые массы более надёжна, чем на верхние социальные слои общества. Но если возобладают тёмные инстинкты толпы, обретшей свободу, это может привести к полному крушению России как государства.
В Москве события разворачиваются не так, как в Петрограде. Бои затянулись. Восставшие не смогли первым приступом захватить Кремль и начали его обстреливать из орудий. Эта варварская акция возмутила до глубины души даже большевистского наркома Луначарского. Он подал заявление об отставке. Возможно, назревает серьёзный кризис в правительстве, возглавляемом Владимиром Ульяновым-Лениным».
Сергей решил осмотреть Кремль, взятый штурмом. По пути ему встречались баррикады; фасады некоторых домов были покрыты оспинами от пуль, преимущественно возле окон.
Куранты Спасской башни были разворочены. Никольские ворота сильно разрушены с левой стороны, но сама башня осталась стоять. Из внутренних зданий, насколько можно было оценить, отбит угол Чудова монастыря. Возле него собрались молящиеся с несколькими попами.
Сергей перекрестился трижды, постоял недолго и услышал, как немолодой дородный и благовидный священник негромко пробасил: «Помолимся, братие и сестры, за скорейшее изгнание антихриста с земли Русской».
У Большого Кремлевского дворца стояла охрана. Сергей спросил, кто тут начальник. Солдат кивнул в сторону коренастого человека в офицерском кителе и фуражке, но без погон и кокарды. Сергей представился и спросил, как прошёл штурм Кремля, много ли ценностей пропало, каковы повреждения во внутренних помещениях.
– Вы, товарищ Серж, – сказал начальник с лёгким прибалтийским акцентом, – слишком поверили злобным слухам наших врагов.
– Некоторые известные художники, а отнюдь не политики, высказывают серьёзные опасения по поводу происходящих беспорядков, – возразил Сергей. – Например, художник Добужинский. Их можно понять.
– Мы пришли установить революционный порядок. Обратите внимание, что было сделано в Петрограде. Временное правительство превратило Зимний дворец в свою резиденцию и казарму. Советская власть объявила Зимний дворец народным музеем. Она его охраняет. То же сделано в Кремле. Знаете, что сказал большевик Берзин, когда его освободили из плена у юнкеров? Он сказал: «Помогите нести охрану Кремля. У вас много людей, возьмите этот район под охрану». Вот что сказал большевик Берзин, избитый юнкерами. Так и напишите в свою французскую газету. А то Европа называет нас варварами, грабителями. Это неправда. Мы установили порядок в Петрограде и Москве. Мы установим порядок во всей России.
В следующей статье Сергею пришлось уточнять своё предыдущее сообщение. Луначарский отозвал свою просьбу об отставке. Он опубликовал обращение, как было сказано, к рабочим, крестьянам, солдатам, матросам и всем гражданам России, призывая сохранять культурные богатства страны.
Был обнародован Манифест Московского военно-революционного комитета: «В Москве отныне утверждается народная власть – власть Советов рабочих и солдатских депутатов». Интересное было обращение: «Товарищи и граждане!»
Среди граждан появилось название для утвержденного новой властью порядка: «Совдепия».
В газете «Известия Московского военно-революционного комитета» сообщалось: «Кремль в целом, как исторический памятник, сохранился. Ни одно здание, имеющее архитектурную ценность, не разрушено».
Новая власть вела себя так, словно утвердилась всерьёз и надолго. А ведь были слухи, что она санкционирует уничтожение всего наследия «проклятого прошлого» как антинародной буржуазной культуры и начнёт насаждать какое-то новое пролетарское искусство. К счастью, пока ещё ничего подобного не произошло.
9 ноября у Кремлевской стены состоялись торжественные похороны, как было сказано, героев Октября. Могилы украсили венками и траурными флагами. Шествие было многолюдным и на удивление организованным. Ожидались эксцессы, выступления оппозиции, но они не произошли. Неужели новую власть действительно поддерживает народ?
С некоторым опозданием в московских газетах появились отклики на смерть Огюста Родена. Оказывается, ни в Москве, ни в Петрограде нет ни одной скульптуры этого мастера, если не считать гипсовую копию «Бронзового века» в Эрмитаже. Но, как писало «Русское слово», только после Родена могло проявить себя творчество А. Голубкиной и С. Конёнкова…
Подобные сообщения воспринимались Сергеем как откровения. Что же получается? Даже такая невиданная доселе революция (говорят, что она вскоре станет мировой!) подобна шторму, вздымающему страшные волны на поверхности моря. Но она неспособна воздействовать всерьёз на всю толщу воды. Там по-прежнему идут какие-то свои потаённые течения.
Не так ли происходит в общественной жизни? Государственная политика, экономика, международные отношения демонстрируют лишь видимую, наиболее очевидную поверхностную картину. Они, безусловно, важны. Но самое главное остаётся невидимым и неведомым. Что это? Какие силы являются определяющими? На этот вопрос Сергей не находил ответа.
Некоторое прояснение возникло после того, как он представил общество в виде гигантского организма. Нечто подобное образу Левиафана, библейского чудовища, изображенного на фронтисписе книги Томаса Гоббса «Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского», переизданной во Франции.
Эта идея давно уже стала популярной. В Париже ему запомнилась книга Р. Вормса «Общественный организм». Сергей, не вдаваясь в детали, сделал простой вывод: «Общество состоит из людей, подобных мне; значит, у меня с ним есть много общего. Следовательно, у общества-Левиафана есть и физиологические, и духовные потребности».
Но что означает интеллект и ум Левиафана? У него же нет одной головы и одного тела. Каждый человек сам по себе. Люди разобщены физически. Они отчасти объединяются единым государством, территорией проживания. Но только – отчасти. В реальности они находятся в разных социальных слоях, у них разные взгляды, знания, верования, идеалы…
Наглядный образ Левиафана рассыпался на части. От него оставалась только механическая система законов, рычагов и колёс управления, министерств и ведомств. Но разве революция – это только перестройка государственной машины? Нет, это и духовное преображение общественного сознания… А что такое «общественное сознание»? Есть ли у него подсознание?..
Мысль Сергея упиралась тупик. Впрочем, он не задумывался надолго. И знаний недоставало, и не было условий для подобных размышлений. Сказывались «презренные» материальные условия.
В доме, где он снимал квартиру, часто выключали электричество (как, впрочем, по всей улице или даже во всём районе). Печь топили редко и недолго из-за нехватки дров. Приходилось проводить как можно больше времени в разных тёплых помещениях, а корреспонденции писать в кафе и недорогих ресторанах.