– Илья Яковлевич, – спросил Сергей, – как вы полагаете, чем объяснить отказ русского народа поддерживать царя? Ведь его считали осенённым Божьей благодатью. И вдруг рассыпалась триада Бог, царь и Отечество. Не означает ли это крах России как великой державы?
– Ничего такого это не значит. Отбросили Бога за ненадобностью, свергли царя. Что остаётся? Отечество. А что есть Отечество? Это есть земля и народ. А земле и народу нужны не Бог и царь, а воля, труд и справедливость. Раз Бог и царь не смогли этого дать, народ и сам возьмёт. Это и есть анархия.
– Что ж, весьма убедительно. Похоже на правду.
– Не похоже, а самая что ни на есть правда.
– Готов с вами согласиться. Но мне непонятно, почему, если всё так просто и ясно, группы анархистов не объединяются? Только тогда они будут серьёзной общественной силой. И ещё. Если анархисты и большевики стремятся к коммунизму, то почему бы им не объединить свои усилия? Цель-то одна.
– Значит, так, – после недолгих раздумий сказал Биенко. – Отвечу на первый вопрос. Понимать анархию можно по-разному. Это факт. Опять же, разные люди к ней примыкают. А насчёт большевиков я так скажу. Они ж не коммунизм хотят установить, а монархию.
– Простите, но это вы, как говорят, сильно загнули. Никогда они не выступали за возрождение монархии. Напротив…
– Погодите. Как-то беседовал я по душам с солдатами. Спрашиваю одного: ты за анархию? Да, говорит, за монархию. Думаю, что за чёрт, ещё раз спросил. А он опять своё. Я ему: ты что, за царя? «Так точно». Это почему? «Потому, что порядок нужен». Значит, против большевиков? «Никак нет, – говорит. – Я за Ленина…» Вот как по темноте своей понимает народ. Взяли большевики власть, у них Ленин вместо царя утвердился. Конечно, есть там и другие товарищи – Троцкий, Свердлов. Да ведь и у царя была своя знать.
– М-да… Логика в ваших рассуждениях есть. Однако власть царя была сакральной, то есть священной, освящённой церковью. А большевики в этом отношении выступают как узурпаторы, самозванцы.
– А что, мало у нас на Руси самозванцев было? Народ шёл за ними. Да и Романовы-то самозванцы. Это князь Кропоткин из Рюриковичей. Значит, в цари он больше подходит, чем Романовы онемеченные. Вот и Ленин вполне за царя сойдёт. Чья власть, тот и царь. Керенский на троне не удержался, потому что демократию стал разводить. А для русского человека это – одна болтовня. Он сильную власть уважает.
– Что верно, то верно, – неожиданно вставил Александр, до этого со скрытой неприязнью относившийся к Биенко, избегая разговоров с ним. – Народ, как норовистую лошадь, надо в узде держать. Взбрыкнёт – натянуть поводья, не давать повадки. А то понесёт сломя голову, и других погубит, и сам погибнет.
– Вот именно, – оживился Сергей, отмечая противоречие в рассуждениях анархиста. – Вы ратуете за волю, анархию. Но ведь сами же признаёте: в народе уважают власть. Получается, вы навязываете людям анархию и разгул вольницы по типу Стеньки Разина. А им прежде всего требуется порядок, чтобы мирно жить и трудиться.
– Эх, буржуазная интеллигенция, – вздохнул Биенко, словно перед ним были юные несмышлёныши. – Власть разная бывает. Одна – власть народа, другая – власть над народом. Вот большевики. Ленин за крепкую власть. Его люди и уважают, поддерживают. А кому был нужен этот болтун Керенский? Только впечатлительным барышням да бестолковым интеллигентам, вы уж извините. Вот и сковырнули его. И с царём та же история приключилась.
– Ничего подобного! – горячо возразил Александр. – Царь пострадал потому, что был добр и не желал делать зла народу.
– Слаб, а не добр, надо различать, – миролюбиво ответил Биенко, поглядывая в окно. – Ну, мне пора.
Он встал, за руку попрощался с попутчиками, подмигнул Сергею: «Бог даст, свидимся. Хоть Бога-то и нет».
Поезд полз на подъём, плавно огибая холм. Сергей видел, как Илья, постояв на подножке, ловко спрыгнул на насыпь и направился в сторону, где темнели деревенские сады и огороды.
На подъезде к Екатеринославлю долго стояли у небольшого разъезда, пропуская два воинских эшелона. На открытых платформах товарняка стояли броневики, пушки. Из пассажирских вагонов раздавалась бодрая песня на немецком языке. «Как у себя дома», – зло сказал Александр.
– Вот и хорошо, – возразила Варвара Фёдоровна. – Если сами не можем порядок навести, спасибо, если помогут.
Деревянные пригороды Екатеринославля были местами опалены войной. Александр отметил несколько полуразрушенных домов: «Артиллерия поработала». «А жизнь продолжается», – сказал Сергей.
Босоногие ребятишки, стоя у сарая, махали руками проезжающим. Сергей помахал им в ответ. Светило солнце, по улицам шли прохожие, проезжали телеги. Проплывала за открытым окном панорама мирной жизни.
Дорога измотала более других Варвару Фёдоровну. Она с трудом, едва не упав, сошла на перрон: плохо слушались опухшие ноги.
На вокзале был установлен военный порядок. Прохаживался немецкий патруль. Желающие уехать покорно толпились у ограждения в стороне от здания вокзала, где их организованно пропускали на перрон.
Приезжих в здание вокзала не пустили. Обойдя его, они поняли причину: на привокзальной площади проходило нечто подобное параду. По-видимому, недавно прибыл военный эшелон. Солдаты в касках и с винтовками выстраивались в колонны. Слышались резкие команды.
– Мне кажется, – сказала Полина, ни к кому не обращаясь, – в этом есть что-то механическое. Как заводные игрушки. А ведь каждый из них человек.
– Каждый из них теперь прежде всего солдат. Причём, пожалуй, австрийский, – сказал Александр.
– Пусть хоть немецкий, лишь бы порядок был, – отозвалась Варвара Фёдоровна. – Это что ж такое, даже извозчики куда-то подевались.
Сергей усмехнулся:
– Я полагаю, дорогая Варвара Фёдоровна, это как раз из-за немецкого порядка. Им вздумалось парад учудить. Как у себя дома.
– А почему у них каски на головах? – спросила Полина. – Они же не на войне. Как будто у них чугунные головы блестят.
– Я думаю, каски – для острастки, – ответил Сергей неожиданно для себя в рифму. Он был в приподнятом настроении, как будто вышел на свободу из вагонной неволи.
В стороне заиграл небольшой военный духовой оркестр. Солдаты стройно двинулись мимо группы офицеров, штатских и какого-то особо важного, возможно, генерала.
– Признаться, у меня какое-то двойственное чувство, – сказал Александр. – Противно видеть их на нашей земле. Ну а если это избавит Россию от большевиков, то…
– Вот именно – то! – подхватил Сергей. – Тогда они овладеют Россией. Поделят на зоны влияния. У них же есть конвенция о разделе зон влияния. Только Германия не в счёт. Украина, Бессарабия, Крым – французам, Кавказ – англичанам, а там, что называется, как Бог даст.
– Ну, это мы ещё посмотрим, кто чего даст, – возразил Александр, впрочем, не вполне уверенно. – Пользуются, сволочи, нашей бедой.
Смотр войск длился недолго, и на опустевшей площади наконец-то появились извозчики.
Ехали недолго. От вокзала начинался Екатерининский проспект, на котором жили знакомые Варвары Фёдоровны. Проспект был обширный; вдали поднимался на холм и словно уходил в небо.
– Да тут размах шире Невского, – удивился Александр.
– Как Елисейские Поля, – сказал Сергей. – Только Триумфальной арки не хватает.
– Победим, будет и Триумфальная арка.
Сергей не мог понять, кого имел в виду Александр, говоря о победе над немцами… или над большевиками? Или над теми и другими? Кто победит? Какие могут быть результаты? Кто воздвигнет Триумфальную арку?
…Варвара Фёдоровна и Полина остановились у своих знакомых. Хозяйка обнадёжила: «Приехали вовремя. Наконец-то порядок, спокойствие и, не поверите, обилие продуктов. Рынок дешёвый, как никогда. Из большевицкого ада вы попали в рай».
Сергей с Александром решили снять комнату неподалёку. Выбирали из расположенных рядом – отель «Пальмира» или гостиница «Бристоль».
– Я предлагаю Великобританию, – сказал Сергей.
– Простите, а чем плоха «Пальмира»?
Сергей усмехнулся:
– Отель – это как-то не по-русски.
– Мне кажется, Бристоль тоже не русский город.
– Взгляните на вывеску. Милая провинциальность.
На вывеске большими буквами красовалось: «Гостинница Бристоль». Именно так: гостиница с двумя «н».
Пишу эту корреспонденцию в гостинице «Бристоль» южного российского города Екатеринославля. Назван он по имени императрицы Екатерины II, основавшей город в 1784 году.
Её фаворит князь Григорий Потёмкин, губернатор края, замыслил воздвигнуть здесь третью столицу России (после Петербурга и Москвы). Город носит на себе печать несбывшегося грандиозного плана.
Главный проспект по своим масштабам может соперничать с парижскими Елисейскими Полями. Но большинство зданий вдоль него разнокалиберные, невысокие; прохожих мало, трамваи в данное время не ходят. Создаётся впечатление не величественности, а запустения.
Предполагалось воздвигнуть храм, превышающий по размерам собор Св. Петра в Риме. Из-за нехватки средств построили небольшой Преображенский собор. Он гармоничен, красив, выполнен в стиле русского классицизма, хотя стоит одиноко и сиротливо.
Возможно, в мирное время город производит более радостное впечатление. Но ведь недаром царь Николай I сослал сюда знаменитого русского поэта Пушкина. Значит, Екатеринославль считался глубокой провинцией Российской империи.
Я всё ещё нахожусь под тяжёлым впечатлением увиденных по приезде в город германских оккупационных войск. Здесь имеются воинские части Украинской державы гетмана Павла Скоропадского, свергнувшего правительство Украинской народной республики. Но реальными хозяевами являются, по-видимому, немцы.
Народная республика продержалась на Украине полгода. Сколько времени продержится гетман Скоропадский? Его фамилия (можно перевести как «Быстро падающий») намекает на то, что и его власть продлится недолго.