О том, что происходило в стране, Полина имела самые неопределённые сведения. Слухи по городу бродили противоречивые. Жителей устраивало пришествие австрийцев и немцев: наконец-то навели порядок!
В Екатеринославле австрийские офицеры веселились в ресторанах. Горожане, а в особенности горожанки, весьма благосклонно относились к гарантам спокойствия. Но в сёлах и даже пригородах то и дело шла перестрелка, проводились жестокие карательные операции. Крестьянам приходилось кормить оккупантов. Австрийцы предпочитали не расстреливать бунтарей, а вешать.
В ноябре газеты сообщили о капитуляции Австро-Венгрии, а затем о революции в Германии. Поверить в это было трудно. В городе оставались австрийские части. Прошли слухи, что в Одессе высадились французские и английские войска.
Слухи подтвердили расклеенные на столбах листовки с обращением французского военного атташе в Одессе. Он призвал население Южной России оказывать содействие войскам Антанты, чтобы изгнать «красных варваров», незаконно захвативших власть. В газетах появились сообщения о движении французских и английских войск из Одессы к Екатеринославлю. Кто-то утверждал, что их видели в Синельниково, в двадцати верстах от города.
Отвыкшие от праздников горожане стали готовиться к торжественной встрече освободителей. На бурных собраниях в театре и Английском клубе обсуждали форму приветственных речей.
Надежды окрыляют. Однако суровая действительность горазда подрезать крылья надежды, а то и вырывать их с корнем. День проходил за днём, а освободители не появлялись.
Генерал Антон Иванович Деникин объявил мобилизацию офицеров в Добровольческую армию. Рухнула недолгая власть гетмана Скоропадского (подтверждая пророчество его фамилии), державшаяся на немецких штыках. Была провозглашена власть Директории Украинской народной республики, войсками которой командовал Симон Васильевич Петлюра.
Размещённый на холме 8-й офицерский корпус заявил, что подчиняется Деникину. В нижний город вошли войска Директории в украинских зипунах, шароварах и папахах. Большевики были где-то неподалёку. Австрийские части всё ещё не отбыли на родину…
В хаосе Гражданской войны трудно было понять, что происходит, кто где хозяйничает и по какому праву.
Вдруг декабрьским утром в городе началась ружейная и пулемётная перестрелка. Офицерский корпус отказался подчиняться приказу петлюровцев и покинуть город. Петлюровцы решили выдворить их силой. На то и Гражданская война – чтобы против друг друга.
Вмешалась третья сторона: австрияки пригрозили пустить в ход артиллерию, если столкновение не прекратится. Большинство офицерского корпуса отправилось на соединение с основными силами деникинцев, а остальные примкнули к петлюровцам. Гайдамаки устроили праздник на улицах – со стрельбой, песнями, пьянками и небольшими еврейскими погромами под видом реквизиции.
Начался хаос, ибо из учреждений прогнали тех, кто не владел украинской мовой, а таковых оказалось большинство из специалистов. Появились новые ведомства, но непонятно было, чем они ведают.
Петлюровцы осмелели и потребовали от австрийцев убраться восвояси. Те заупрямились. И опять началась пальба. Находясь в полном окружении, австрийцы быстро поняли, что им несдобровать, и капитулировали. На улицах гайдамаки веселились, срывая погоны с австрийских офицеров.
Вновь по городу поползли слухи: приближаются махновцы; они уже в Синельниково. Это казалось нелепостью: как могут шайки бандитов захватить крупный железнодорожный узел и угрожать городу?
Скептиков ждало жестокое разочарование. Вскоре послышалась отдалённая канонада. Затем железнодорожный мост через Днепр оказался в руках махновцев. Они подтянули артиллерию и ударили по городу. Оказалось, что у Махно не просто сброд, а нечто подобное регулярной армии, резко возросшей численно в зимнее время за счёт крестьян.
После артиллерийского обстрела махновцы ворвались в город и быстро очистили его от петлюровцев. После большевиков, австрийцев, Директории в Екатеринославле воцарилась анархия… Впрочем, что она означала? Ответ не замедлил себя ждать в самой убедительной форме – на практике. Оказалось, что в условиях военного времени анархия – это не мать порядка и не свобода, а диктатура вооружённых людей. Такая же, в принципе, как все прочие.
Махновцы отличались главным образом тем, что у них не было официальной формы. Подобно пиратам прошлого или бандитским шайкам с большой дороги, они одевались по возможностям: полушубки, кожаные тужурки, солдатские шинели, шубы (явно реквизированные у буржуев), бушлаты, пальто. Но вся эта пёстрая братия была организована не стихийно, а по замыслу и руководству Махно и его штаба.
Какие бы ни были идеалы у воюющих сторон, есть неизбежная – превыше идей – правда жизни. Армию нужно кормить и поить, устраивать на отдых и ночлег, снабжать оружием и боеприпасами, горючим. Всё это невозможно организовать стихийно. (Да и в мирное время стихия рынка ведёт к кризисам.)
Став хозяевами города, махновцы прежде всего освободили всех заключённых из тюрьмы. Вышли на свободу не только политические, которых ещё не допросили или недорасстреляли, но и профессиональные воры, грабители. Они взялись за своё привычное дело.
К счастью для местных буржуев, которых грабили беспощадно, могли и убить, к городу подошли петлюровцы, получившие пополнение и тяжёлую артиллерию. К ужасу всех горожан, начался обстрел из тяжёлых орудий: разрушения, пожары, гибель людей и животных…
Махновцы не стали ожидать штурма. Они исчезли из города. Вновь Директория торжествовала победу. Но в городе царила тихая паника. Хоронили погибших, вставляли новые стёкла, чинили крыши, из разрушенных или повреждённых домов переходили к родственникам. Погода была промозглая, холодная и дождливая.
Главное – угнетала неопределённость. Человек привык жить прошлым, настоящим и будущим. В трёхмерном времени. А тут вместо будущего – провал. И оттуда веет смертью.
Опасения оправдались. Издали послышались раскаты… Нет не грома, а знакомой орудийной канонады. Петлюровцы призывали к спокойствию. Но через город уже спешно ретировались разрозненные кавалерийские части. Грохот боёв раздавался из пригорода. Так и не было ясно, кто наступает. Одни надеялись на прибывших наконец-то французов. Другие ожидали Добровольческую армию, а пессимисты ожидали возвращения махновцев.
Вновь начался обстрел города. Он продолжался пять кошмарных дней. Петлюровцев и след простыл. Горожане опасались выходить на улицу. По проспекту проскакали лихие группы разведчиков…
В Екатеринославль вошла Красная армия.
Второе пришествие большевиков многие горожане, пуганные за эти месяцы многократно, восприняли настороженно. Миновала неделя, другая… В притихшем городе шла мирная жизнь. Ещё месяц спокойствия, и уже даже закоренелые буржуи готовы были прославлять доблестную и дисциплинированную Красную армию.
Сергей выздоравливал медленно. События, происходившие в городе, он воспринимал как бред наяву. Однажды пришли петлюровцы и поинтересовались, не раненый ли это враг, но услышав, что у больного тиф, быстро ретировались.
Сергею было стыдно проводить время в кровати, быть обузой в это трудное время. Он не мог помочь, когда пришлось спешно заделывать выходящие во двор окна, стёкла которых были выбиты взрывом снаряда.
Его личные впечатления были сумбурны и противоречивы. А надо было выработать определённый взгляд на события.
Несмотря на слабость, он пробовал писать книгу о Кропоткине, приводить в порядок имеющиеся записи. Работа его быстро утомляла. И не только потому, что было мало сил. Не было желания обдумывать прошлое, хотя и недавнее, но словно оставшееся где-то в другом мире. Да и Пётр Алексеевич, должно быть, теперь не тот, что прежде.
Кто бы мог подумать: патриарх анархизма был готов сотрудничать с государственниками! Реальность имеет приоритет над идеями. Исключение – безумный рыцарь Дон Кихот.
Порой начинало казаться, что жители государства Российского разом сошли с ума. Ещё недавно жили, трудились, ссорились и мирились, вели политические дискуссии, порой где-то устраивали стачки или бунтовали. Мало ли что происходит в разных частях огромной державы! В общем всё шло традиционно, привычно. Была Россия со своими успехами и неудачами, радостями и трудностями, со своим народом.
И вдруг – лопнули скрепы, зашаталась и рухнула власть, развалилась армия, забурлила по городам и сёлам анархия. Как не бывало единой державы. Даже малороссы отделились от русских, а казаки мнят себя особым народом. Подлинно Вавилонское столпотворение, когда строители башни до небес перестали понимать друг друга и рассыпались по свету… Нет, тут что-то иное…
Сергей неожиданно вспомнил роман Достоевского «Преступление и наказание». Попросил его у Елены Прокопьевны. Он его читал когда-то, но вдруг вспомнилось, что там было какое-то пророчество то ли мировой, то ли Гражданской войны. Заглянул в «Эпилог» – да, так и есть! То был бред Раскольникова, воплотившийся ныне наяву:
«Будто весь мир осуждён в жертву какой-то страшной, неслыханной и невиданной моровой язве, идущей из глубины Азии на Европу… Появились какие-то новые трихины… Но эти существа были духи, одарённые умом и волей. Люди, принявшие их в себя, становились тотчас же бесноватыми и сумасшедшими. Но никогда, никогда люди не считали себя такими умными и непоколебимыми в истине, как считали заражённые… Целые селения, целые города и народы заражались и сумасшествовали. Все были в тревоге и не понимали друг друга, всякий думал, что в нём одном и заключена истина… Не знали, кого и как судить, не могли согласиться, что считать злом, что добром. Не знали, кого обвинять, кого оправдывать.
Люди убивали друг друга в какой-то бессмысленной злобе. Собирались друг на друга целыми армиями, но армии, уже на походе, вдруг начинали сами терзать себя, ряды расстраивались, воины бросались друг на друга, кололись и резались, кусали и ели друг друга. В городах целый день били в набат: созывали всех; но кто и для чего зовёт, никто не знал того, а все были в тревоге. Оставили самые обыкновенные ремёсла… остановилось земледелие. Кое-где люди сбегались в кучи, соглашались вместе на что-нибудь, клялись не расставаться, – но тотчас же сами предполагали, начинали обвинять друг друга, дрались и резались. Начались пожары, начался голод. Все и всё погибало… Спастись во всем мире могли только несколько человек, это были чистые и избранные, предназначенные начать новый род людей и новую жизнь, обновить и очистить землю, но никто и нигде не видал этих людей, никто не слыхал их слова и голоса».